Мери Латьенс - Жизнь и смерть Кришнамурти
«Мысль неизменно отрицает любовь. Мысль основана на памяти, а память — это не любовь... мысль неизбежно порождает чувство собственности, обладания, которые сознательно или подсознательно формируют ревность. Где есть ревность, там нет любви; в то время как для многих людей ревность — показатель любви... Мысль — величайшая помеха для любви».
В другом месте он рассуждает об отношении между любовью и мыслью:
«Мы наполняем сердца понятиями рассудка, и поэтому они становятся Пустыми и выжидающими. Именно рассудок цепляется, завидует, держит и разрушает... Мы не любим, ради любви; мы молим, чтоб нас любили; мы даем, чтобы получить, что есть щедрость рассудка, а не Сердца. Рассудок стремится к определенности, безопасности; может ли Любовь определяться рассудком? Может ли рассудок, сущность которого время, ухватить Любовь, которая есть вечность?»
Неизвестно когда К. написал первую книгу «Образование и смысл жизни», вышедшую в 1953 году. На стр. 17 книги он говорит:
«Невежественный человек — это не тот, кто не учился, а тот, кто сам себя не знает; образованный человек глуп, если полагается на книги, знания, авторитет, в надежде получить понимание. Понимание приходит через самопознание, что есть осознание всего психологического процесса. Таким образом, образование в подлинном смысле есть понимание самого себя, поскольку в каждом из нас собрана вся полнота существования».
Вторая книга «Первая и последняя свобода», опубликованная в 1954 году, с длинным предисловием Алдоса Хаксли привлекла больше людей к учению К., чем предшествовавшие публикации. В ней раскрыт целый спектр учения К. вплоть до неизвестной даты, когда она была написана. Его бескомпромиссный отказ от утешения — важная черта, которая коренным образом отличает его от других религиозных учителей. Он отказывается стать нашим гуру; он не скажет что надо делать; он просто держит перед нами зеркало, указывая на причину насилия, одиночества, ревности и всех других несчастий, терзающих человечество; он говорит: возьмите это или оставьте. И большинство оставит, по вполне понятной причине, что не найдет удовольствия в этом. Наши проблемы решаются не кем-то, а нами самими.
К. возобновил беседы в Дубовой Роще в Охай в течение десяти последующих воскресений летом 1944 года. Несмотря на нормированное распределение бензина, люди со всей страны приезжали туда, ища личной встречи с К. Человеку, задавшему вопрос: «Что делать с теми, кто совершал ужасы в концентрационных лагерях?» К. отвечал: «Кто накажет их? Разве не бывает судья так же виновен, как и обвиняемый? Все мы строили нашу цивилизацию, каждый внес свою долю в ее несчастья... Громко крича о жестокостях другой страны, вы думаете, что избежите их в своей собственной».
Можно посочувствовать другому присутствовавшему, который сказал: «Вы наводите уныние. Мне же необходимо вдохновение. Вы не наделяете нас мужеством и надеждой. Разве неверно искать вдохновения?»
Суровый ответ К. никак не мог ободрить спрашивавшего: «Почему вы нуждаетесь во вдохновении? Не потому ли, что вы пусты, неуверенны и одиноки? Вам хочется заполнить одиночество, эту ноющую пустоту, вы, должно быть, искали пути ее заполнения, и опять хотите бежать, придя сюда. Этот процесс тщательного сокрытия одиночества вы называете вдохновением, но тогда вдохновение становится просто стимуляцией, за которой неизменно наступают скука и невосприимчивость».
Подлинный отчет о беседах 1944 года, напечатанный в Индии, в следующем году был издан Корпорацией трудов Кришнамурти, в которую преобразовали управление Ордена по печати. С тех пор К. перестал редактировать свои собственные беседы. Корпорация была благотворительной, как и управление Ордена по печати организацией, единственной задачей которой было способствовать распространению учения К. по всему миру. Членами попечительского Совета состояли К., Раджагопал и еще трое. Позже, к сожалению, К. вышел из совета, поскольку терпеть не мог заседаний по финансовым вопросам; президентом корпорации стал Раджагопал. Все пожертвования для поддержки дела Кришнамурти поступали в эту международную организацию.
Через 20 лет, в сентябре 1946 года, открылась, наконец, школа, построенная на земле в верхней части долины Охай, которую для этой цели купила в 1926-27 г.г. миссис Безант. Это была небольшая средняя школа совместного обучения, названная школой Счастливой Долины; школа финансировалась Ассоциацией Счастливой Долины, тремя первыми попечителями которой были К., Алдос Хаксли и Розалинда (она управляла школой). К. планировал покинуть Охай сразу после открытия школы, чтобы отправиться в Новую Зеландию, Австралию и Индию, но за несколько дней до отъезда планы рухнули, т.к. он заболел почечной инфекцией. К. был прикован к постели два месяца. В первый месяц боль была сильной; в целом на выздоровление ушло более полугода. У К. сохранилось смутное, неточное воспоминание о болезни. «Я был болен полтора года», — скажет он в 1979 году, — сильно болен. Врач был, но ничего не прописывал». Поскольку К. отказался лечь в больницу, за ним ухаживала Розалинда; вероятно он сам отказался от медикаментов, опасаясь их влияния на чувствительность тела, хотя он не чувствовал, что боль эту надо терпеть, как раньше он терпел боль, вызванную «процессом».
Теперь планы К. зависели от того, продлят ли ему визу. Когда 15 августа 1947 года Индия обрела независимость, К., как все индусы и мусульмане, оказался перед выбором — либо сохранить Британский паспорт, либо получить свой национальный. Хотя К. считал национальную принадлежность одним из наибольших зол, ему, естественно, был необходим паспорт для поездок, и он остановил выбор на индийском гражданстве. Он не мог поступить иначе, поскольку многие его друзья страдали, борясь за свободу. Визу продлили, что дало возможность остаться в Охай для восстановления сил вплоть до сентября 1947 года. Затем он выехал в Индию через Англию, отказавшись от поездки в Новую Зеландию и Австралию.
В Лондоне К. провел три недели у леди Эмили (ее муж скончался от рака легких в 1944 году). Они не виделись девять лет, и ее негодование улетучилось, когда она увидела его. Ему было 52, а ей 73, и хотя они переписывались все реже, вплоть до своей смерти в 1964 году, она продолжала всей душой любить его. На уик-энд они приехали ко мне и моему второму мужу в дом в Сассексе. Я пригласила Map де Манциарли, которая приехала в Англию, чтобы встретиться с ним, поскольку он не собирался ехать в Париж. Конечно, он постарел; несмотря на седину в волосах, он был так же красив, также неизменна его индивидуальность. Он был, как всегда, нежен, полон страстной жажды жизни, с теми же безукоризненными манерами и прирожденной учтивостью. Мы сидели за завтраком в халатах, разговаривая и смеясь, что напоминало ему о старых временах, когда мы отдыхали вместе с Нитьей. Он не помнил Эрвальда или Пержина, «процесса», который там шел, но у него остались отдельные воспоминания о счастье и веселье, которые у нас были. Он спрашивал меня, как выглядел Нитья, и был удивлен, когда узнал, что он слегка косил.
К. так долго находился запертым в Охае с Раджагопалами, которым было свойственно запугивать его, что, казалось, вздохнул с облегчением, вновь обретя свободу и право путешествовать. Без сопровождения он улетел в октябре в Бомбей — первый его перелет в Индию, где оставался 18 месяцев. Поездка была решающей, так как он познакомился с новой группой последователей, которые до конца его жизни оставались избранными товарищами и неоценимо помогали его делу в Индии.
Из группы выделились впервые познакомившиеся с ним две, обе замужние сестры — Пупул Джаякар и Нандини Мехта, дочери В.Н. Нехты (однофамильца мужа Нандини) брахмана-гуярати, известного члена Индийской Государственной службы, исследователя санскрита и персидского. Он умер в 1940 году. Его вдова, долгие годы находившаяся на государственной службе, жила, как и дочери, в Бомбее. Младшая дочь Нандини была несчастна в браке с Багваном Мехтой, сыном сэра Чунинам Мехты, приверженца К. еще до войны, от которого имела троих детей. Сэр Чунинам познакомил Нандини с К. во время его приезда в Бомбей; она попала под его влияние, и вместе с деверем стала посещать его беседы. Несколько месяцев спустя она сообщила мужу, что хочет вести безбрачную жизнь. После отъезда К. из Индии она обратилась с ходатайством в Верховный суд Бомбея о разделении с мужем и опеке над детьми в возрасте девяти, семи и трех лет на основании жестокого обращения мужа. Муж ее отрицал вину, заявляя о чрезмерном влиянии на нее учения Кришнамурти. В суде адвокат мужа зачитывал длинные отрывки из бесед К. о низком положении индийских женщин, их зависимости от мужа. Но ничего предосудительного выдвинуть не удалось. Нандини проиграла дело, детей у нее забрали. К тому времени она ушла от мужа, ища убежища в доме матери. К. послали телеграмму с известием об исходе дела, на которую он ответил так: «Что бы ни было — верно». В Англии распустили ложный слух о том, что К. был соответчиком в деле о расторжении брака. До конца жизни К. чувствовал особую нежность к Нандини. В 1954 году была основана небольшая дневная школа Кришнамурти Бал Ананд для отнятых детей в Бомбее, директором которой стала Нандини.
