Рафаил Нойка - Культура Духа
Отец Рафаил: Очень хороший вопрос, но это тема ещё одной конференции. В нескольких словах я скажу вам о самом главном. Хороший вопрос, потому что сегодня духовную жизнь путают с бездушной и пресной нравственностью. Нет! Нравственность — это только первый шаг, первый примитивный шаг для возвращения к духовной жизни. Читая Новый Завет, вы видите, как часто Апостолы говорят о «новой жизни во Христе». Это действительно жизнь в Духе. Духовная жизнь заключается в переходе от нашей примитивной биологической жизни, для которой у меня нет ни одного подходящего слова, — только лишь то, что она примитивна и заканчивается могилой. Жизнь в духе означает проникновение в законы божественной жизни (если мы можем их назвать законами), эта жизнь не знает ни тления, ни умаления, ни страдания.
Почему страдает человек? Страдание — это движение к смерти, потеря жизни. Поэтому истинная духовная жизнь не знает потерь. И проникновение прежде нашей биологической смерти в эти начала вечной жизни и называется духовной жизнью.
Возьмём любовь. Я приведу вам один пример. Сколько раз ко мне приходили люди, сломленные этой жизнью, с необъяснимыми трудностями, с неразрешимыми проблемами, и я в своей немощи, как мне сказал мой Духовный отец, раз они пришли ко мне, принял их так, как их приняли и мои братья из Монастыря. И если я их выслушивал, если у меня находилось хоть немного любви выслушать их без осуждения, часто столь малая любовь производила такое воскресение в жизни этих людей, что иногда я оставался просто-напросто удивлённым, сражённым: «откуда и доколе»!
Итак, что я хочу сказать? Любовь в самых малых её проявлениях не является ни психологическим, ни даже нравственным моментом. Это закон жизни. Духовная жизнь — это то, о чём сегодня говорится в нашем богословии еретической терминологией: мистика. Для нас в Православии мистики не существует. Мистика — то, что называют мистикой, — это и есть духовная жизнь. Она мистична, потому что она от Духа; потому что Дух не может быть выражен ни определениями формальной логики, ни материальным; она таинственна, потому что творит то, что мы называем чудесами, чего мы не ждём; неожиданно и то, что подаришь немного любви ближнему и удивляешься, «откуда и доколе», потому что вдруг воскресает его жизнь и твоя, и многих вокруг.
Итак, вот что вкратце называется духовной жизнью. И я был бы очень рад, если бы это слово «мистика» не произносилось бы больше, потому что происходит от ереси, которая не знала, к чему рационально отнести некоторые феномены, которых она не могла отрицать; и тогда она изобрела «ящик», который назвала мистикой, и всё непонятное прятала туда, потому что это мистично, «это мистика». Нет! Это духовная жизнь. Мы не нуждаемся в этом определении. Оно тоже употребляется, но для нас существует духовная жизнь. То есть та жизнь, посредством которой сейчас начинает работать наше покаяние. Начинаем видеть яснее. Возможно, сегодня я лучше, чем вчера понимаю эти слова Писания. Завтра я пойму ещё больше. Совершаю делание, которым открываются мои глаза, если это делание верное, и физический опыт, который у меня есть, может открыть мне такие горизонты, которых я и не ожидал. Заметьте, как переплетается практический опыт с просвещением, которое опять-таки не является лишь интеллектуальным или культурным феноменом, а является тем, что будет сопровождать меня после смерти.
Что такое покаяние? Опять-таки это то, что сегодня понимается неверно. Покаяние — это не только сожаление и «сетование» о каком-то сотворённом мною зле; покаяние — это динамика к вечной жизни. Наш духовник отец Софроний — если рассмотреть это в гармонии со всем филокалическим — говорит, что это начало самосозерцания. Что происходит в покаянии? Посмотрите, как много людей вокруг нас не осознают своих грехов, но и мы вчера, позавчера жили во грехе и даже не знали, что это грех. Как часто я слышал: «О, отче, я не знал, что это грех». Или: «Я когда-то не знал, что это грех, пока не увидел в одной из молитв, или в вопросах молитвослова».
Итак, осознание греха. Но осознание — это не только реальный факт. Как часто ты пытался убедить кого-то, что это не хорошо, что это грех, и тебе не верили! Что же случается, когда тебе начинают верить? Что случается, когда я осознаю, что соделанное было грехом? Я начинаю видеть тьму, в которой пребываю. И что являет мне эта тьма, как не присутствие где-то в моей жизни света? Итак, вкратце, осознание греха — говорю вам это от имени филокалистов и моего духовного отца — это нетварный свет, это сам Бог, просвещающий моё сознание. Сейчас я рискую отчаяться, но теперь не время «отчаиваться, что я намного хуже, чем был вчера», потому что я даже лучше, я тот же вчерашний грешник, но становящийся сознательным. Видя теперь бездну и тьму моего греха, тут бы мне и отчаяться, но сейчас я ценнее в глазах Божьих, чем когда был тем грешником, не ведавшим ничего. Почему? Потому что это означает, что Бог находит во мне кого-то, с кем может поговорить.
Отец Софроний говорил: «Жизнь покаяния есть не что иное, как возвращение человека от тьмы, которую нам сегодня открывает свет Божий, к этому свету». И созерцание, созерцание этого нетварного света, то есть самого Бога, не является феноменом, как мы это себе представляем, а это естественно для человеческого развития, для становления человека в бытии. Это естественно для человека, обретшего ум, способный зреть Бога; потому что слушая тайный глас Божий, или слушая этот Божественный свет, который мне сегодня разгоняет тьму, я начну когда-то в своей жизни видеть — дай, Бог, и услышь эту нашу молитву! — начну видеть этот свет.
И отец Софроний говорил: «Лишь тогда ты поймёшь, что это тот свет, который во дни твоего отчаяния освещал тебя для того, чтобы ты увидел свой мрак, чтобы ты начал путешествие от тьмы к свету». Вот что я называю духовной жизнью.
О деградации любви
Вы много говорили об истинной любви, которой является прощение, пост и жертвенность. Как Вы объясните деградацию любви в страстную любовь?
Отец Рафаил: Каждый человек ищет истину, ищет жизнь, ищет, откуда он пришёл и куда предназначено ему идти. Дерзну привести здесь другие слова моего духовного отца: «Ни один человек не хочет грешить». Я удивился тогда, потому что я знал, что все мы хотим грешить, но это запрещено. Это неправда! Человек не ищет греха. Грех вообще — это искажение. Грех не имеет в себе бытия, не существует, потому что Бог не сотворил его, а чего Бог не сотворил — не существует.
Что такое грех? Это искажение. Приведу вам такой пример: мне стало это ясно однажды, когда я размышлял, что такое грязь. Возьмём, например, навозную кучу в стойле. Это всего лишь навоз, и ничего в нём плохого не было бы, если бы не нужно было его вычищать и вывозить оттуда. На моём поле, где я посею пшеницу или что-то другое, он — «золото», а на моём ковре в гостиной — нет уж, увольте! Там он будет для меня грязью. Грязь — это не то, что она есть, а то, где она есть. Примерно так же и в случае с грехом.
Подобно и с любовью: Бог есть любовь! Отец Дионисий Святогорец, румынский старец, который ещё жив и которого я трижды посетил этим летом (упокоился в 2004 году — прим пер.), трижды произнёс в разных контекстах эти слова: «Братья, храните любовь, потому что любовь от Бога!» Разумеется, от Бога, потому что это Бог!
Итак, человек, образ и подобие Божие, чем может быть, как не любовью? И если любовь в человеке исчезает, он будет искать её. И если не найдёт её в Духе и Истине, по слову Спасителя, то найдёт её другим путём, в своём отчаянии и мраке, в искажённом виде, но всё-таки ему будет необходимо обрести «любовь». Если в человеке нет божественной любви, он будет блудить, но ему будет казаться, что это в чём-то любовь; может быть, разочаруется, обратится, как блудный сын, вернётся и будет искать истину; а может, и нет, не дай, Бог! Но человек не может без любви, человек не может без всего того, что является словом Божиим. Бог даёт нам заповеди, как говорит Апостол, которые не тяжелы, которые не обременительны. Когда Бог заповедует, Он показывает нам, кем мы являемся. Или мы таковы и не осознаём этого, или ещё только должны стать таковыми.
Итак, деградация любви вот в чём: во мраке греха человек не знает, но тоскует, жаждет, алчет истинного, и по незнанию блуждает. В этом я вижу деградацию любви.
О послушании мирянина духовнику
Как далеко должно идти послушание мирянина своему духовнику?
Отец Рафаил: Ещё один очень важный вопрос! Послушание — это не дисциплина. В Правильном Славлении, в Православии, послушание — это тайна. Простите меня, братья богословы! Наша Церковь не сводится к семи Таинствам: Таинств неисчислимое множество! Даже если их семь или восемь, их следует называть основополагающими. (Какое Таинство восьмое? Если Брак — это Таинство, то разве монашество не Таинство тоже?) Пусть будет семь основных Таинств — но Таинств Церкви множество! Всё, что говорит о духовной жизни, о таинственной жизни, мы называем мистикой (мистичный = таинственный).
