Сбоник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I
Во–вторых, склоняемся ли мы ко злу, приятному для тела, по факту соединения с телами? А тела, как известно, по своей природе совершенно неодушевленны, потому что материальное тело оживляется нами, то есть душами, и оно противоположно и враждебно духу.
В–третьих, наша душа, как думали некоторые греки, едина по сущности, но состоит из многих частей, и одна часть ее называется разумной, другая неразумной, а та часть, которую они называют неразумной, в свою очередь, разделяется на две страсти — похоти и гнева?
Итак, относительно души некоторые имеют эти три вышеизложенных мнения. Впрочем, мнение греческих философов относительно трех частей души не подтверждается авторитетом божественного Писания. Для остальных же двух мнений в божественных Писаниях можно найти некоторые места, по–видимому, применимые к ним.
3.<…>Для души лучше следовать духу в том случае, если дух победил плоть. Но, возможно, для души иногда полезнее быть во власти плоти, ибо не будучи, как говорят, ни горячею, ни холодною, она нескоро и с трудом может найти обращение. Если же душа прилепляется к плоти, то насыщенная и исполненная теми несчастьями и как бы утомленная тяжелейшим бременем невоздержанности и похоти, она легче и скорее может когда‑нибудь обратиться от материальных нечистот к небесному желанию и духовной красоте. Апостол говорит, что дух воюет против плоти, а плоть — против духа, для того чтобы мы делали не то, что хотим. В последних словах указано то, что находится вне воли духа и вне воли плоти.
Иными словами, можно сказать, что для человека лучше быть или в добродетели, или в пороке, нежели ни в том, ни в другом. Душа, которая еще не обратилась к духу и все еще продолжает помышлять о плотском, не находится ни в добром, ни в явно злом состоянии. Такая душа подобна душе животного. Для нее лучше, насколько это возможно, прилепиться к духу и сделаться духовной. Если же это невозможно, то для нее полезнее даже следовать плотскому пороку, чем находиться в состоянии неразумного животного.
Мы рассуждали об этом, желая рассмотреть различные мнения. При этом мы отступили в сторону больше, нежели хотели, дабы не показалось, что нам неизвестны те сомнения, какие возбуждают обыкновенно люди, спрашивающие, есть ли в нас, кроме этой небесной и разумной души, еще другая душа, по природе враждебная той и называемая или плотью, или мудрованием плоти, или душой плоти.
4. Теперь посмотрим, что обыкновенно отвечают на это[152] защитники той мысли, что в нас одна душа, спасение или погибель которой, смотря по ее действиям, приписывается собственно ей. И посмотрим, какие душевные страдания мы испытываем, когда душа наша разрывается на части, когда в сердцах наших происходит какая‑нибудь борьба мыслей, и какие представляются нам вероятия, которые склоняют нас то к тому, то к другому, и то обличают нас, то одобряют. Нет никакого преувеличения в том, если мы называем плохим тот ум, который имеет суждение различное, противоречивое и несогласное с самим собой. Между тем так именно бывает у всех людей, когда им приходится рассуждать о неизвестном предмете или и посоветовать, что правильнее или полезнее избрать.
Итак, нет ничего удивительного, если две вероятности, взаимно противоречащие и внушающие противоположное, влекут дух в разные стороны. Например, если размышление побуждает кого‑нибудь к вере и страху Божиему, то нельзя сказать, что плоть враждует против духа. Нет, но дух влечется к различному, пока истина неизвестна. Точно так же, когда тело склоняет к похоти, лучшее же намерение противится этим побуждениям, то не должно думать, что какая‑то особая жизнь борется с другой жизнью, но — телесная природа, исполненная семенной влаги, жаждет опорожнить член через истечение. Ведь нельзя думать, что какая‑то противная сила или жизнь другой души возбуждает в нас жажду и заставляет пить, или производит голод и побуждает есть. Но как пища и питье требуются и извергаются благодаря естественным движениям тела, точно так же и влага природного семени, собравшаяся в течение известного времени в своем месте, стремится извергнуться и выйти. И это до такой степени не зависит от действия какого‑нибудь иного возбуждения, что иногда совершается даже само собой. Слова же о том, что плоть борется с духом, означают, что потребность плоти отвлекает человека от вещей духовных. Действительно, отвлеченные телесной нуждой, мы не имеем возможности заниматься вещами божественными и вечными. С другой стороны, душа, занимающаяся божественным и духовным, противится плоти, потому что не дозволяет ей изнеживаться в удовольствиях и плавать в наслаждениях, по природе приятных для тела. Так же они понимают и изречение: «Плотские помышления суть вражда против Бога» (Рим. 8, 7). По их толкованию, эти слова не означают, что тело действительно имеет душу или собственную мудрость. Как мы обыкновенно говорим, что земля жаждет и хочет пить воду, употребляя слово «хотеть» не в собственном, а в переносном смысле, точно так же нужно понимать и мудрование плоти или изречение о том, что «плоть желает противкиго духу». Обыкновенно они прибавляют еще изречение: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли» (Быт. 4,10). То, что вопиет к Богу, не есть в собственном смысле пролитая кровь, но в переносном смысле говорится, что кровь вопиет до тех пор, пока еще требуется наказание пролившему кровь.
Слова же апостола: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего» (Рим. 7, 23) нужно разуметь так: кто хочет заниматься словом Божиим, того телесные нужды и потребности, присущие телу в качестве некоторого закона, отрывают и затрудняют, дабы, занимаясь этой премудростью, он не мог с полным вниманием созерцать божественные тайны.
5. Но между делами плоти указаны также и ереси, зависть, споры и прочее. Это указание они понимают так, что душа, вследствие подчинения телесным страстям, делается плотью и заимствует это название от того, к чему оказывает больше усердия и расположения.
Они дополняют свое исследование еще таким вопросом: кого можно назвать создателем этого злого чувства, называемого чувством плоти, ибо не должно веровать ни в какого иного творца души и плоти, кроме Бога? И если мы скажем, что благой Бог в самом создании Своем сотворил нечто, враждебное Себе, то это окажется нелепостью. Ведь если написано, что «плотские помышления суть вражда против Бога», и это мудрование мы называем сотворенным от самого создания, то нужно будет сказать, что Сам Бог сотворил некоторую природу, враждебную Себе, которая не может подчиниться Ему и Его закону, если только мы признаем душевным то мудрование, о котором говорится это. Но если принять это мнение, то чем же мы будем отличаться от тех, которые признают, что души сотворены различными по природе и по природе должны или погибнуть, или спастись? Такое учение нравится, конечно, одним только еретикам, которые сочиняют эти выдумки, не умея разумно и благочестиво доказать правду Божию. По мере возможности мы привели от лица различных людей то, что можно сказать о каждом отдельном мнении в виде размышления. Читатель же пусть выбирает из этого, какую мысль принять лучше.
Триадологические и христологические споры IV века
Св. Александр Александрийский (Д. С. Бирюков)
Значение свт. Александра Александрийского в истории арианских споров очень велико и в определенном смысле является решающим. Свт. Александр является первым значительным оппонентом Ария; он в немалой степени сформулировал основные идеи антиарианской полемики, перенятые у него свт. Афанасием Александрийским и другими православными богословами; важно также, что свт. Александр играл значительную роль на I Вселенском соборе, на котором было осуждено учение Ария.
Свт. Александр родился около 250 г. Он был любимым учеником св. Петра, патриарха Александрийского[153], который стал мучеником в 311 г. Известно, что свт. Александр установил день памяти Петра[154]; сохранился панегирик свщмч. Петру, приписываемый свт. Александру[155], дошедший на коптском языке[156]. После смерти св. Петра Александрийская кафедра какое‑то время оставалась вдовствующей, и затем, после недолгого правления свт. Ахиллы, в 312 г. патриархом Александрийским стал свт. Александр.
Почти ничего не известно о деятельности свт. Александра до возникновения арианских споров. Когда споры об учении Ария стали охватывать народ Александрии, свт. Александру Александрийскому был сделан донос на Ария[157]. Сначала свт. Александр не воспринял это обвинение всерьез и занял нейтральную позицию, посчитав данный вопрос одним из тех, которые могут обсуждаться в Церкви и относительно которых возможны публичные диспуты[158]. Затем, когда Арий обвинил свт. Александра в савеллианстве из‑за слов, произнесенных последним: «Святая Троица есть в Троице Единица», утверждая, в противовес свт. Александру, что было, когда не было Сына, — Александр окончательно встал на сторону осуждающих учение Ария и запретил ему проповедовать свое учение[159]. Однако Арий, который был весьма популярен в александрийской среде, не внял запрещениям свт. Александра. Испробовав все возможности устного и письменного убеждения ариан, свг. Александр созвал собор с участием около ста епископов Египта, Ливии и Пентаполя (320–321 гг.) п отлучил от Церкви Ария и его сторонников (двух епископов, шесть пресвитеров и шесть диаконов), а также в окружном послании объявил об этом всем Церквам[160]. В этом послании свт. Александр пишет об осуждении Ария и его последователей п просит не принимать их в церковное общение. Он кратко излагает учение Ария и кратко опровергает его. Это отлучение послужило распространению споров по всему христианскому Востоку и допустило придание арнанским спорам общецерковного значения.
