Феодор Студит - Сочинения
И сами по себе мы чувствовали, какое горе и страдание постигли твое достоинство; а теперь, когда выслушали тебя и многоплачевное описание каждого из случившихся бедствий, то еще более почувствовали и сострадали, как следует. Впрочем, хотя ты относишь постигшие тебя обстоятельства к праведному наказанию Божию, хорошо поступая и в этом случае, ибо несчастья посылаются более для наказания за грех, нежели для искушения добродетели; но мы, напротив, не перестанем опять направлять речь к светлому и отрадному. Ты лишился зрения. Прискорбно потерять светильник тела, ибо как не прискорбно это? Но, с другой стороны, надобно благодарить, что мы не видим сует мира, которыми обыкновенно увлекается всякий ум невольно. Ты удален от выходов и собраний городских и придворных; но вместе с тем ты избавился от церкви лукавнующих и обращения с беззаконниками. Понимаешь, о чем я говорю. Ты лишился имущества; и это весьма тяжело; но ты можешь легко переноситься и парить выше обстоятельств и перемен житейских.
Где ты, почтеннейший, находил когда–нибудь такое место, какое имеешь ныне, удобное для того, чтобы посвящать себя Богу и познавать Его, сколько возможно? Где такое удобное время для молитвы, воздыхания, сокрушения, воздеяния рук, какими вы можете пользоваться вследствие случившегося бедствия? Разве ты не видишь, что обстоятельства послужили к твоему благу и злоба людей обратилась к твоему спасению? Одно прежде всего надобно знать, что при прежнем образе жизни трудно было удержаться на спасительном пути, когда многое, как ты знаешь, отвлекало от благочестивого намерения. А теперь вам не только отверста дверь покаяния, но и вход в царство небесное, и всякий здравомыслящий поставит тебя в числе спасающихся, к чему стремится всякий благочестивый и чего достигнуть важнее всего. О, если бы когда–нибудь произошла перемена обстоятельств, чтобы нам сообщить друг другу свои чувствования!
Я, со своей стороны, весьма желал бы, чтобы с лишением зрения освободиться и от находящегося пред глазами змеиного жала греха. Впрочем, это сказано по дружбе. Тебя же да утешит благий Бог наш великим утешением, чтобы тебе переносить все с благодарностью, по примеру блаженного Иова, и да сподобит нас когда–нибудь сойтись с тобою для личной беседы, чтобы то, что теперь не вошло в письмо, восполнить живым голосом, и еще более тогда узнать друг друга, изведав и по прежнему непродолжительному опыту сладость любви твоей!
Послание 58(246). К Никите спафариюПри малых страданиях легко найти утешение желающему утешать страждущих. А при таком величайшем бедствии, которому подверглось твое боголюбие, какое может быть найдено утешительное слово? Кто, желая облегчить такое горе, сможет сделать это разумно? О, плачевная весть! Отторгнута от тебя госпожа супруга, как мы недавно услышали; отнято единственное утешение в приключающихся обстоятельствах; лишился украшения своего благословенный дом; склонились ветви по отсечении доброго корня; служители и служанки блуждают туда и сюда, не встречая лица госпожи, блиставшего в доме; все исполнилось печали; может быть, и воздух изменился для тебя с переменою в мыслях. Где та, которая встречала тебя радостно возвращавшегося домой из царских чертогов? Где та, которая приветливо принимала близких, которая то и это, кратко сказать, все приводила в порядок и стройность, распоряжаясь и устрояя все относящееся к дому и к другим домашним и гостям? Все прошло и исчезло, и мы стали как бы в пустыне, лишившись всех наших благ. Таково и столь велико страдание почтенной души твоей, господин, и от людей никакое утешение недостаточно для облегчения твоего пламенеющего сердца, а только от одного Бога, утешающего смиренных сердцем внушением добрых помыслов.
Она блаженна, блаженна потому, что имела твердую веру в Бога и проводила честную жизнь, чему много доказательств, которых и мы не непричастны были; наконец она, как золото в огне, очистившись в продолжительной и тяжкой болезни, отлетела отсюда. Поэтому нам доставляет утешение то, что ты предпослал к Богу такую супругу, оставившую нам в своей жизни пример прекрасного поведения. Кроме того, и сам ты, как наученный Божественным истинам, не должен столько сокрушаться о случившемся. Ты знаешь, что, как скоро мы приходим в бытие по благоволению Божию, тотчас же вместе с рождением привходит к нам и необходимость исхода, и никто из людей не бессмертен, и ни одно супружество не нерасторжимо. Рассмотрим, если угодно, бывших от Адама доныне, и мы увидим непрерывное преемство, продолжающееся с тех пор, как стоит здешний мир. Где родившие тебя, господин, и родившие их? И отступая назад, ты не найдешь ничего другого, кроме того, что человеческая жизнь есть прилив и отлив.
К чему же должно стремиться теперь? Чтобы нам обратиться к самим себе, совершить подобающее погребение приснопамятной, — о которой и мы, смиренные, немало молились, чтобы она осталась в здешней жизни, хотя и не услышаны, как грешники, — благоустроять дела относительно детей и приготовляться к своему исходу, проводя жизнь богоугодно, чтобы, переселившись отсюда, когда повелит Промысл, нам найти там добрую супругу наслаждающейся вместе с нами в беспредельные веки участием в неизреченных благах. Это, хотя слишком малое для утешения, высказали мы в знак любви к тебе, желая, чтобы ты был благодушен и восприимчив к утешению, при вашей преданности Богу во всем.
Послание 59(247). К Льву сакеллариюИ молчать мы не можем, пользуясь благодеяниями твоего высокого и возлюбленного превосходительства, и отвечать по достоинству мы не в состоянии, не владея надлежащим словом. А что твоя боголюбезная душа не так думает, это неудивительно; ибо любовь, — говорит апостол, — не мыслит зла (1 Кор.13:5); она издавна привыкла одинаково дружески обращаться и напрасно осыпать нас, недостойных, похвалами, и ты, как говоришь, не можешь и сравнивать нас с другими в отношении превосходства. Но это, как сказано, знак священной любви. Сам же ты, достохвальнейший, подобно некоторой твердыне, пребываешь в царствующем городе, или, сказать точнее, поистине ты — многовместительная пристань, успокоение сетующих, благопотребное утешение жаждущих утешительного слова, ежедневно, так сказать, принимая и леча, врачуя и освящая то тех, то других, великих и малых, священников и архиереев, начальников и подчиненных.
Как великолепно твое божественное достоинство и боголюбезна твоя деятельность! Приличествуют тебе и слова приснопамятного Иова: отец был сирым, нога хромым, всякому человеку была отверста дверь моя, и прочее, что следует за тем (Иов.29:15). Ты — остаток благочестия, ты — вместилище православия; не касаюсь словом еще многого, чтобы высказываемое в лицо не показалось угодливостью и лестью. Впрочем, окончу речь, прибавив одно слово. Твое великодушное и славное управление, единородный и любящий отца сын, есть единственное утешение для отца, равно как и для царствующего города
Послание 60(248). К спафарии (супруге) ФлавианаГорестная весть о несчастии с приснопамятным сыном твоим достигла и до нашего смирения. Как те, слух которых поражен громом, приходят в совершенное самозабвение, так и нас эта весть привела в изумление и такое состояние, что мы не можем сказать ничего соответственного скорби. О, что случилось внезапно? От чего кончил жизнь муж дивный, в возрасте самом богатом жизнью? Как он был величествен ростом! Как красив лицом! Как благороден по крови! Как именит славою! Он один оставался утешением для счастливой матери, опорою отеческого дома, украшением рода и, прибавлю еще, дивным явлением при дворе царском. И этот муж, устрояя царские дела в стране отдаленной, улетел, оставив знаменитую мать, оставив и знатную супругу, с благородными детьми, и великолепный дом, именитое родство, богатое имущество, верных слуг, любящих господина телохранителей, то и другое, вообще все, чтобы не говорить о каждом в отдельности. Потом он возвратился из чужой страны домой, как плачевная ноша, с горестью встреченная и царствующим городом, и достопочтенным домом. О, чрезвычайное несчастье! Стонали, вероятно, и самые стены города, а не только начальники и сверстники, сетовали и сами самодержцы, потеряв дивную отрасль; плакал, может быть, и городской народ, рыдал по справедливости и весь род. Если же это так, то кто, госпожа, может изобразить твое страдание? Кто — страдание супруги? Кто — страдание сестры? Кто — страдание домашних? Струи рек, обратившись в слезы, не были бы достаточны послужить вашему плачу. А что воздух? Не изменился ли он в глазах ваших? И солнце не перестало ли восходить, умертвив солнце дома? Это и тому подобное сказать со слезами заставляет скорбь.
Но так как мы говорим жене, издавна изучившей Божественные истины и показавшей всю полноту добродетели в своей жизни, как свидетельствует почти всякий слух и зрение, то не нужно много напоминать имеющей внутри себя средства к утешению. Ты получила в руки много священных книг, ты прочла много отеческих творений, ночь и день занимаясь молитвами, совершая всенощные моления, также ночные и дневные псалмопения и песнопения. Отсюда воздержание и изнурение тела, щедродательность к бедным, почтительность к священникам и монахам и многие другие благочестивые качества, воспеваемые и прославляемые. Поэтому ты у себя самой и от себя самой имеешь довольно того, что следует сказать душе, и не только себе, но и невесте, и дочери, и всему дому Авраамову, как общая учительница, как образец добродетели, как издревле хранящая Божественные вещания и умеющая в свое время каждому раздавать меру хлеба (Лк.12:42). Вспомни, доблестная и дивная между женами, что случившееся нисколько не странно и не неожиданно. Рассмотри бывших от Адама доныне, вникни в глубокие судьбы Божии и обрати внимание на то, что человек, как трава, дни его, как тень, исчезают (Пс.102:15). Так как прародитель смертен от греха, то смертно и потомство, преемственно происходящее от него доселе. Впрочем, с того времени, как явился Христос, смерть уже не смерть, а начало бессмертного возрождения.
