Владимир Крупин - Незакатный свет. Записки паломника
Протоиерей Георгий Флоровский в «Путях Русского Богословия» писал о смуте: «Всего болезненнее был этот разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью… Разрыв этот был вреден и опасен…». Святой отец Алексий Мечев, по свидетельству очевидца, «…негодовал, ужасался и говорил, что не может быть истины в такой злобе и неистовстве».
Когда в 1917 году у Афонской горы затонул пароход, везущий хлеб для иноков, то иноки истолковали это как Божие наказание за церковную смуту.
К таким наказаниям можно отнести и бедственное положение Афона после революции. Перестала поступать ощутимая всегда на Афоне помощь из России.
В довершение и правительство Греции конфисковало афонские подворья в Греции в пользу греков, выселенных из Турции. С той же целью власти выкупили часть территории между Уранополисом и Ксерксовым каналом, то есть значительно сократили афонские владения. Православные русские люди, очутившиеся за границей, болезненно воспринимали происходящее на Афоне. Да, плохо в России, горько, еле выносимо, но это хоть как-то можно объяснить. А Афон? Писатель редкого дара, необычайно чуткий к жизни души, Иван Шмелев очень хотел уйти на Святую Гору. Он трагически воспринимает происходящее в Греции. Осенью 1929 года пишет другу своему философу Ивану Ильину: «…так мы прищучены, что даже греки-демократы измываются: гибнет Афон! Свободолюбивые демократы запрещают(!) монастырю (речь о Пантелеимоновом) принимать в монашество, а через пятнадцать-двадцать лет “святогорцы” вымрут. Гляди, Россия!»И снова, как крик души, через год: «Я часто духом падаю, хочу и хочу молитв. Я бы на Афон ушел! Устала душа, Бога и чистоты хочет».
Афонская власяница. «Закончилось время»
Мостиком от начала века к нашему времени стоит великая личность, воспитанная Афоном, преподобный Кукша. Именно здесь самое время рассказать именно о нем. Почему?
Афонской смутой весьма активно воспользовались греческие власти, требовавшие увезти в Россию как можно большее число монахов, особенно молодых. В их число попал инок Ксенофонт. На сборы ему и другим дали крохотное время. Дело было ночью. В отчаянии инок кинулся к своему старцу. «Отче, я хочу умереть на Афоне»! «Чадо, – отвечал старец, – так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там надо спасать людей. Вспомни афонца преподобного Антония Киево-Печерского, начальника монашеской жизни в России. Он тоже с великой неохотой покидал Афон, но не вышел из послушания».
На прощание старец вывел ученика из келлии. «Хочешь увидеть, как стихии покоряются человеку?» – «Да, отче». – «Смотри». Старец перекрестил ночное небо, оно стало светлым. Перекрестил еще раз – оно свернулось как береста, и инок Ксенофонт увидел Господа в окружении сонма ангелов и святых. Что он видел еще и слышал, старец никому не открыл. Перед кончиной рассказал только это. «Я тогда упал на землю и закричал: “Отче, мне страшно”! Через некоторое время старец поднял инока с земли. Небо было обычным, на нем мерцали звезды.
Первая мировая война. Инок Ксенофонт служит в санитарном поезде. Уволенный в запас, едет в Киево-Печерскую лавру. Там, увидя его, престарелый митрополит Серафим восклицает: «О, старец, тебе давно уготовано место в этих пещерах». А старцу было еще только за тридцать.
Хвалите Господа с небес. Икона. Москва, XVI в.
Все прошел наш страдалец: гонения, нашествия безбожных властей, гонения от обновленцев. В 1931 голу он заболел так тяжко, что при смерти принял пострижение в великую схиму, получив имя Кукши. Но Господь судил ему новые испытания. В 1938 году начались его скитания по лагерям Урала. Работа на лесоповале по четырнадцать часов в сутки, в летнюю жару, когда пожирает гнус, в зимнюю стужу, когда не чувствуешь ни рук, ни ног. Всегда-всегда старец повторял в утешение себе и другим заключенным: «Многими скорбми подобает нам внити в Царствие Божие». (Деян. 14, 22).
Духовные чада со многими трудностями передавали батюшке посылки с высушенными частичками Святых Даров. Охрана принимала их за сухари. «Не мог я один причащаться, – вспоминал потом батюшка, – Мы брали полотенца, рисовали на них кресты, получалась епитрахиль. Исповедовались и причащались тайно. Радость была великая, великое утешение в нашей жизни. Однажды ворон принес мне большой кусок пирога».
Старец освобожден из заключения, но начинаются годы ссылки в деревне близ Кунгура. Лишь в 1948 году он вернулся в уже открытую Лавру. Немногие знают, что Лавру открыл не кто иной, как немец, комендант Киева. Он, безбожник, решил посетить пещеры с мощами Божиих угодников. Остановился у мощей святого Спиридона-просфорника и спросил: «Из какого материала сделаны эти мумии?» Старик-насельник, случившийся тут, ответил, что это не мумии, а подлинные человеческие тела, сохранившие нетленность в награду за праведную жизнь. Комендант не поверил и рукояткой пистолета ударил преподобного Спиридона по руке. Из руки … хлынула кровь. В ужасе бежал немец из Лавры, а назавтра по киевскому радио был передан приказ коменданта об открытии пещер и свободном в них доступе.С 1913 по 1932 год преподобный Кукша служил в Киево-Печерской Лавре. Киево-Печерская лавра. Цветная фотолитография. XIX в.
Кто хоть малое время был на Афоне, всегда будет его помнить…
Внутренний двор монастыря Зограф. Афон.После сталинских послаблений накатились хрущевские гонения. Старца в прямом смысле вытолкали из Лавры, боялись коммунисты его высокого авторитета. Поселился старец в Свято-Иоанновском Богословском монастыре на берегу Днестра в Черновицкой епархии. Радостно говорил: «Я тут как на Афоне». Но надо сказать, что всю свою монашескую жизнь, а это, собственно, и была вся его жизнь, он носил на теле афонскую власяницу из белого конского волоса. Часто вспоминал Афон, всегда говорил: «Кто хоть малое время был на Афоне, всегда будет его помнить».
Причащался батюшка каждый день, наряду с благодарственными молитвами пел Пасхальный канон, говоря, что Причастие – это Пасхальная радость. Священникам запрещал служить Литургию, если в карманах облачения есть хотя бы немного денег. Никогда старец не принимал никаких лекарств, даже в тяжелых болезнях лечился только освященным маслом из святых мест и крещенской водой.
Как-то он предсказал: «Девяносто лет – Кукши нет. А закопают меня быстро-быстро».
В последние даже не секунды, а мгновения перед земной кончиной он явственно проговорил: «Перестало время», – и ушел в вечность.
Власти так боялись, что могила знаменитого монаха станет местом поклонения, что приказали срочно вывезти его тело из монастыря. «Куда?» – спросил наместник. «Везите на родину». Мудрый наместник ответил: «У монаха родина – его монастырь». Дали на похороны два часа.
Опасение безбожников исполнилось в точности – поклонение святому преподобному Кукше, афонскому монаху, растет год от года.Новые беды
Во время Второй мировой войны случилось неслыханное – в составе партизанских отрядов на Афоне оказались женщины. В довершение правительства Польши, Болгарии, Румынии, Югославии конфисковали афонские имения на территории своих стран. После этого беды и несчастья не прекращались.
Напасти военного времени принесли и еще одну проблему: число кабанов на Афоне размножилось до невероятного. Кабаньи стаи угрожали уже не только каштановым и дубовым лесам, но монастырским садам и огородам. В прямом смысле они объедали иноков. Сладу с ними не было никакого. И однажды на полуостров непонятно откуда нахлынули стаи волков. Доведя число кабанов до разумных пределов, волки исчезли. Откуда приходили, куда ушли?
Число насельников стремительно уменьшалось. Впервые за века стояния на земле монашеской республики население в ней в 1971 году было всего 1145 человек. И это на двадцать монастырей и на неисчислимое количество скитов и келлий.
Но, наконец, в 1972 году количество монахов впервые увеличилось, что было принято в православном мире как добрый знак Божия расположения к Афону. С тех пор численность иноков вырастала примерно на тридцать в год. На Афон стали приходить не только выходцы из славянских, традиционно православных стран, но и уроженцы Западной Европы, Америки, Австралии.
Международное внимание к Афону, его заново растущая всемирная известность, подвигнули греческое правительство учредить Центр по охране святогорского наследия, взявший под учет и охрану афонские ценности, а также новое строительство на Афоне. Европейское сообщество поспешило не остаться в стороне и стало осыпать милостями Афон, что, впрочем, вызывает у афонских старцев немалые опасения. И не без основания. Ибо капиталисты ничего даром не делают, и неизбежно в будущем требование компенсации. Например, посещения Святой Горы женщинами, проведение дорог, расширение светского паломничества, похожего на туризм. Хотя, к чести греческого правительства, надо сказать, что пока ему удается отстаивать статус своеобразия Афона в этом мире.
