Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 8)
Не все, без сомнения, изложенное в этих сорока статьях, изложено верно и точно. Иное автор или понял неправильно, или перетолковал (например, ст. 13. 14, снес. 32); иное преувеличил или исказил (ст. 4, 16, 17, 37); иное основал на ложных, дошедших до него слухах и даже противоречивых или на частных случаях, без надлежащей поверки (ст. 26, 28, снес. 30), но большею частию показания его достоверны и драгоценны для нас как показания современника, и притом латинянина. А особенно достоверно и драгоценно для нас свидетельство его, что русские тогда в литовских владениях были чрезвычайно привержены к своей вере и до крайности неприязненны к вере латинской, что никакой унии с Римскою Церковию у них тогда не было и что они прямо отвергли и ту унию, какую пытались было ввести между ними в 1500 г. Изложив религиозные заблуждения русских и указывая на их неприязненность к Римской Церкви, Сакран счел нужным еще высказать мысль, что если русские с притворным смирением и простотою будут приходить к апостольскому седалищу, то не должно тотчас им верить и немедленно принимать их, - мысль, которой, как мы знаем, держались и сами папы по отношению к известным попыткам митрополитов Мисаила и Иосифа. Правда, могли быть, и действительно были, тогда частные случаи обращения русских к католицизму. Кроме Ивана Сапеги, о котором мы уже упоминали, можем указать еще для примера на жену кобринского князя Ивана Семеновича (прежде 1491 г.) княгиню Феодору из рода Рогатинских: по смерти князя, вступая в новое замужество за виленского воеводу Паца, она изменила православию и приняла латинскую веру вместе с новым для себя именем Софии. Но случалось, что и латиняне тогда переходили в русскую веру, как можно догадываться из следующих слов королевской грамоты, данной Витебску в 1503 г.: "Которыи будут, литвин або лях, крещены были у Витебску в русскую веру, а хто из того роду и тепере живет, того нам не рушити, права их хрестьанского ни в чом не ломити".
ГЛАВА II
I
Первая и весьма важная для Западнорусской Церкви перемена вследствие войны московского государя Ивана III с литовским Александром произошла в положении королевы Елены. Уже в то время, пока продолжалась эта война, счастливая для России, Александр начал оказывать своей супруге более внимания, нежели прежде: в 1501 г. он пожаловал ей, как мы видели, несколько своих имений, чего прежде она напрасно у него просила, и, несмотря на неоднократные настояния со стороны папы, не соглашался удалить ее от себя. Вслед за тем он подарил ей еще собственное, хотя и небольшое, село Тростенец близ Минска, которое Елена тогда же (17 генваря 1502 г.) записала на минский Вознесенский монастырь, и Александр подтвердил эту запись своею грамотою (10 марта 1502 г.). Потому в следующем году, пред заключением перемирия между Москвою и Литвою Елена не без основания писала к отцу и говорила ему чрез своего канцлера Сапегу, что муж ее любит и жалует и дает ей волю держаться греческого закона и обычаев, и выражала уверенность, что, пока Александр жив, она не ожидает себе никакого принуждения в вере. По заключении перемирия (1503) Александр сделал своей супруге еще более значительный подарок: записал за нею в пожизненное владение город, или замок, Могилев со всею его областию и крестьянами. А чтобы освободить себя от укоров латинского духовенства и собственной совести, Александр просил нового папу Юлия II разрешить его от тяжких обязательств, наложенных на него прежним папою Александром VI по отношению к Елене, объясняя, что ни принуждать ее к римскому закону, ни удалить ее от себя за ее непреклонность в греческом законе не может, потому что в таком случае отец ее, московский великий князь, наверно вновь поднимет войну на Литовское государство и причинит ему много зла. И новый папа принял просьбу короля, дозволил ему (22 августа 1505 г.) терпеть Елену, несмотря на ее упорство в своем законе, жить с нею как с супругою и не принуждать ее к латинству, по крайней мере, пока не скончается ее отец, уже дряхлый, или не представится к тому другого удобного случая, прибавив, однако ж: "Если только Елена будет содержать декреты Флорентийского Собора, не будет презирать обрядов латинских и никого не станет приводить к своей русской секте". Московский государь Иван Васильевич скончался через два месяца (28 октября), но сын и преемник его, Василий Иванович, посылая послов своих с известием об этом и о своем вступлении на престол к королю Александру, прежде всего требовал, чтобы он в силу постановленного договора не принуждал своей жены, а его сестры королевы Елены к римскому закону, и Александр остался верен этому договору до самой своей смерти, последовавшей в конце ноября 1506 г.
Новое значение и силу королевы Елены вскоре увидели все православные, когда по ее указанию и ходатайству избран был для них и утвержден королем Александром новый митрополит Иона II. И этот выбор тем более был им дорог и приятен, что оказался впоследствии весьма благотворным для Церкви. По сознанию самих униатских писателей, Иона был человек благочестивый, хота и простой, и до того был привержен к своей вере, что с его времени Русь снова поворотила к схизме, схизма вновь подняла свою голову и утвердилась в странах великого княжества Литовского и польских; за ним как пастырем-схизматиком открыто последовали его духовные овцы, и не только низший класс народа, но и шляхта и вельможи, поколебавшиеся было прежде. На митрополию он избран, по словам тех же писателей, из архимандритов минского Вознесенского монастыря, которому покровительствовала Елена, а родом был будто бы из Москвы, где и напитался такою упорною привязанностью к схизме. До поступления в монашество не был ли Иона священником и духовником Елены после попа Фомы, прибывшего с нею, о котором потом (в 1497 г.) она отзывалась своему отцу: "Поп Фома не по мне", присовокупляя: "А есть со мною другой поп из Вильны, и он добре добр"? И не потому ли Елена благодетельствовала минскому монастырю, что там настоятельствовал ее бывший духовник; не потому ли и ходатайствовала об избрании его в митрополита, что близко знала его и уважала? Как бы то ни было, несомненно одно, что до своего монашества Иона был женат и имел детей. Время избрания его на митрополию с точностию неизвестно, но в марте 1502 г. он был еще настоятелем минского Вознесенского монастыря, а в октябре 1503 г. уже назывался "освященным епископом, нареченным митрополитом Киевским и всея Руси" и совершил освящение великой церкви Супрасльского монастыря во имя Благовещения и двух ее приделов: одного во имя святых мучеников Бориса и Глеба, а другого во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских. Благословение же и поставление на митрополию Иона получил, по всей вероятности, от Цареградского патриарха Пахомия, который в 1504 г. первосвятительствовал несколько месяцев.
Дав русским такого достойного архипастыря по желанию своей супруги, Александр не переставал оказывать им и другие знаки своего внимания. В 1503 г. (июля 16) он подтвердил уставную грамоту жителям Витебска, в которой, между прочим, обещал не вступаться в их православные церкви и церковные домы и ни в чем не нарушать прав русской веры, даже если бы ее содержали некоторые из литовцев или поляков, крестившиеся прежде. В том же году пожаловал Полоцкому владыке Луке в один день (26 декабря) две грамоты: одною возвратил ему села и земли, которые за четыре года прежде отнял у него и передал соборным клирошанам; а другою подтвердил ему ту самую грамоту о правах церковных, по Свитку Ярославову, и даже в тех же выражениях, которую дал прежде (1499) русскому духовенству. В 1504 г., марта 15, по просьбе Холмского владыки подтвердил ему грамоту короля Владислава 1443 г., марта 22, которою ограждались все прежние права русского духовенства, судебные и имущественные, и оно приравнивалось по правам духовенству римскому. При осаде города Смоленска московским войском и во время произведенных им опустошений в окрестных местах (около половины 1502 г.) нареченный владыка Смоленский Иосиф (Солтан) показал королю Александру верную службу против неприятеля и сам потерпел немалый убыток, так как неприятель многие его волости церковные забрал, а другие совсем разорил. За это король пожаловал (15 сентября 1504 г.) Иосифу в Бельском уезде три небольшие имения: Топилец, Батюты и Пыщево в полную и вечную собственность. В следующем году по просьбе того же владыки Иосифа вместе с князьями, боярами и всеми жителями земли Смоленской Александр подтвердил (1 марта) жалованную им грамоту о неприкосновенности их православной веры и других прав и вольностей и дал обещание: "Напервей нам христианства греческого закону не рушити, налоги на их веру не чинити, а в церковные земли и в воды не вступатися, також в монастыри". Через год пожаловал (3 марта) Киево-Николаевскому Пустынскому монастырю грамоту на владение купленною землею и угодьями. Неизвестно, в каком именно году Туровский и Пинский владыка Вассиан жаловался королю Александру, что пинские князья Иван и Федор Иванович Ярославичи без ведома и благословения его, владыки, закладают и строят по городам и волостям церкви, определяют к тем церквам попов, судят их и совсем освобождают их от послушания владыке. Александр признал жалобу справедливою и присудил, чтобы все церкви, построенные Ярославичами без воли и благословения владыки, отданы были в его ведение вместе с священниками и чтобы впредь во всей "парафии" Туровской и Пинской светские люди, князья, бояре и другие без воли и благословения владыки церквей и монастырей не закладывали и не строили, священников к ним не определяли и ни в какие духовные справы не вступались под опасением штрафа в три тысячи коп литовских на государя. Но с другой стороны, Александр не переставал делать и такие распоряжения, которые не могли служить на пользу православной Церкви: он отдал (12 сентября 1504 г.) Пересопницкий монастырь со всеми его селами, землями и угодьями во владение княгине Марии Чарторыйской, а через полгода - сыну ее, князю Федору Чарторыйскому, и его потомкам.
