Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира
Небесный ангельский Лик, посреди которого занимает место "погибшее овча" — человечество, предстоит пред апокалиптическим Агнцем, окруженным тройным кругом сфер, "неодержимо тяготеющих". На фоне белизны Небесного мира резко выделяется царский пурпур Страстей Господних, переходящий в блистание Невечернего Дня, иконографический цвет Божественной Любви, облекшейся в человеческую природу. Это возвращение человека к его небесному достоинству. Во время Вознесения Христа ангелы уже восклицали: "Кто Сей Царь славы?" А теперь ангеяы пребывают в глубоком удивлении перед "последней тайной": овча становится едино с Пастырем. Песнь песней воспевает брак Слова и Голубицы. Любовь есть магнит; душа, влекомая все сильней и сильней, ввергается в блистающую тьму Божью. Этот переход к внутреннему и сокровенному сердца все больше погружает душу в присутствие Божье. Бог обитает в центре, но остается недосягаемым; имманентность Его присутствия в Его энергиях никогда не упраздняет трансцендентности Его Существа в Себе Самом. Чувствуется бессилие слов: блистающая тьма, трезвое опьянение, кладезь воды живой, неподвижное движение. "Ты стала прекрасной, приближаясь к Моему свету, твое приближение привлекло на тебя причастие к Моей красоте". "Приблизившись к свету, душа становится светом"[188]. На этом уровне речь идет не о том, чтобы узнавать о Боге, но о том, чтобы принять Его и преобразиться в Него. "Знание становится любовью", и это знание явно имеет евхаристическую природу: Вино, которое веселит сердце, с момента Страстей Господних называется кровью виноградной лозы, и "духовная лоза дает трезвое опьянение"[189]. "Любовь — это Бог, Который испускает стрелу, Своего Единородного Сына, после того, как Он смочил три конца острия Животворящим Духом; острие — это вера, которая вводит не только стрелу, но и Стрелка вместе с ней"[190].
Душа, превращенная в горлицу света, поднимается все выше и выше. Всякое достижение становится отправной точкой для нового движения. Благодать на Благодать. "Поставив ногу на лестницу, на которую опирался Бог, не прекращай восхождения..., так как каждая ступень открывает путь вверх"[191]. Это лестница Иаковля, по которой спускаются "не только ангелы, но и Господь ангелов".
"Но что я буду говорить о том, что неизречимо, что не видело око, не слышало ухо, что не приходило на сердце человеку, как можно было бы это выразить словами?"[192]
Всякое движение прекращается, природа самой молитвы изменяется. "Душа молится вне молитвы..." (преп. Исаак Сирин)[193]. Это "исихия" — молчание духа, его покой, который выше всякого молитвословия, мир, который превосходит всякий мир. Это свободная от напряжения встреча лицом к лицу в Вечности, когда "Бог приходит в душу и душа переселяется в Бога"[194].
ГЛАВА V ЦАРСКОЕ СВЯЩЕНСТВО
1. Таинство всеобщего священства
Церковь в ее функции "деторождения" придает человеческому существованию новое качество. Несмотря на ее феноменальную сторону, которую можно описать объективно и которая внешне идентична формам общественной жизни, ее нуменальным сердцем, принципом, который дает ей жизнь, является Животворящий Дух. Если все ее Тело устроено "сообразно чину" и если всякая функция упорядочивается канонами, требующими исполнения, то существует также и некий остаток — несократимый, неуловимый, в котором все — вдохновение, движение, созидание жизни; он не поддается формализации или организации. Институция и "событие" взаимозависимы и дополняют друг друга. "Событие" совершается постоянно, но внутри институции. Не говоря уже о таинствах, всякое проявление Благодати указывает на ее евхаристический источник (источник самой Церкви) в присутствии апостольского свидетеля — епископа, который удостоверяет подлинно "события Церкви" и интегрирует всех и каждого в это чудо Церкви. Каждый верующий является лаиком (laic), живым членом народа Божия (laos theou), и именно для того, чтобы облечься в это звание, он проходит через второе рождение и через тройное "посвящение": Крещение, Миропомазание и евхаристическое Приобщение. Он является новой тварью, и новое состоит в харизматизме, который исключает всякое "для себя одного", как говорит апостол Павел: все является харизмой, службой, служением для созидания Церкви (1 Кор. 12.14). Вне Церкви нет существования. Тот, у кого нет харизмы, находится вне ее духоносного организма. Церковь по существу есть сакраментальная община: в нее входят через Крещение и приобщаются к ее полноте через Евхаристию.
Внутри тела, состоящего из связанных между собой членов, каждый по мере своего собственного дара входит в общее служение всех: "Дары различны.., служения различны.., но каждому дается проявление Духа на пользу общую" (1 Кор. 12.4-7) [см. греч. текст]. Равно удаленное и от сектантского "озарения", и от статической закостенелости, правильное направление постоянно корректируется, потому что "способность наша от Бога: Он дал нам способность быть служителями" (2 Кор. 3.5-6).
Дух Животворящий противостоит не просто букве, но букве, которая убивает. Верность лишь форме Ветхого Завета убила, распяла его содержание, его Принцип, и поэтому для Церкви синагога остается синагогой — "неплодящей церковью". Всякое исполнение закона является доведением его до полноты, его превосходящей. Наоборот, всякое анархическое отрицание установленного порядка не выходит за его пределы, но возводит это отрицание в смысл существования и приводит к порочному умножению сект, "бесплодных церквей". Всякое "левачество" приводит к вырождению; это относится как к требованиям со стороны мирян демократического равноправия, так и к клерикализму — притязаниям клириков, власть которых не имеет отношения к природе Церкви.
Всякое служение и всякий иерархический чин реализуются внутри Церкви, но никогда не "сверху", над ней, потому что каждое служение связано с другим служением и его предполагает; они существуют одно в другом. Немыслимо никакое противопоставление иерархического священства всеобщему священству мирян, так как все христиане являются членами одного тела. Епископат обеспечивает апостольское преемство Предания, чтобы преобразить людей в "верных", в "братьев", чтобы создать народ Божий, царство священников, царственное священство. Для этой конечной цели Христос сделал всех царями и священниками и предает в руки Отца не некую совокупность, но священство. Христос соделал нас царями и священниками Богу и Отцу Своему (Откр. 1.6), и затем будет конец, когда Он [Христос] предаст Царство Богу и Отцу (1 Кор. 15.24); священство будет поглощено царством, весь священнический лик принесет Богу всю вселенную в жертву хвалы.
Харизматические дары очень точно очерчены в своих возможностях и пределах. Высказывание Тертуллиана: "Там, где нет священника, будь им сам"[195], сразу оказывается неверным, так как каждой функции точно соответствует ее дар, и никакая замена невозможна; лаик не может совершать сакраментальных действий[196]. Таинства имеют место только в Церкви, они совершаются только властью Церкви и через епископов, которые одни являются органами этой власти. Церковь — в епископе, и епис коп — в Церкви. Епископ интегрирует человеческое множество в литургическое тело, и тело признает в своем предстоятеле своего епископа, поставленного по воле Божьей ради этой интеграции.
Каноническая структура соборов, епархий, приходов упорядочивает все формы церковной жизни и ускоряет их в своей евхаристической природе. Но Церковь является также продолжающейся Пятидесятницей, распространяющейся в мире; она допускает и вдохновляет то, что не "подлежит организации": святость, личную духовную жизнь, домашнюю церковь (ecclesia domestica), служение царственного священства, пребывающего посреди самого мира для выполнения своей собственной апостольской миссии свидетельства через свое присутствие и свою жизнь. Иерархия, через которую подается Благодать таинств, завершается в священстве верных. Без какого-либо разрыва, смешения или разделения Церковь осуществляется во взаимности всех.
Царствие Божье, Церковь, мир — это ступени одного восхождения. Три харизмы епископского служения —таинства, учительство и пастырство — делают из Церкви зародыш Царствия Божьего. Мир фактически не покорен Христу, и именно здесь реализуется священство верных в его собственном качестве. Особое положение мирян в том, что они являются одновременно и Церковью, и миром. В Церкви они особым образом участвуют в литургической жизни и сослужат епископу как народ церковный, присутствуют в своем епископе, когда он управляет. Они образуют консенсус—согласие восприимчивости. Активными они являются в школьном преподавании и в богословском размышлении. Если их обязанности определяются даром рассуждения, оценки реакции тела на ке-ригматическую проповедь Церкви, то епископ призван оценивать усилия верных, в области размышления и деятельности, чтобы сохранить чистоту наследия — Предания (paradosis).
