Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене
Представители Катакомбной Церкви ставили своей целью сохранить в чистоте дух Православия, пронеся его через годы церковной борьбы, распрей, лавирования и компромиссов. Среди них были выдающиеся служители Христовы, оказавшие огромное влияние на людей, искавших подлинно церковной жизни. К сожалению, о них сохранилось мало воспоминаний, документов и свидетельств. Исключение составляет еп. Афанасий, материалы и биографии которого частично собраны и опубликованы. Ниже мы приводим воспоминания о некоторых священниках этого направления, среди которых одно из первых мест занимает архим. Серафим (бывший духовник еп. Афанасия).
О. Серафим (в миру Сергей Михайлович Батюков) родился в 1880 году в Москве. С юных лет он почувствовал призвание к церковному служению, однако сан принял в зрелые годы. Получив техническое образование, Сергей Михайлович работал на одном из столичных предприятий. Он стал посещать Оптину пустынь, слушал лекции в Духовной Академии, изучал богословие и святоотеческую литературу. Это был человек разносторонне одарённый, с широкими интересами, всецело преданный Церкви.
Подобно двум другим выдающимся деятелям русской Церкви, о. Сергию Булгакову и арх. Луке Войно–Ясенецкому, он был рукоположён в самое тяжёлое для Церкви время, в 1919 году, и несколько месяцев служил в храме Воскресения в Сокольниках вместе с о. Иоанном Кедровым — строителем храма и основателем «сокольнической общины». Перед тем о. Сергию предложили настоятельство в церкви Вознесения у Никитских ворот. Но он, пожалев молодого священника о. Д. Делекторского, который должен был ехать в село на верную гибель, уступил ему место.
В 1920 году о. Сергий был вызван патриархом Тихоном и назначен в церковь св. мучеников Кира и Иоанна на Солянке.
В1922 году он принял монашество с именем Серафим, а в конце 1926 года был возведён в сан архимандрита. Говорят, что его готовили к архиерейскому служению.
Вскоре о. Серафим был арестован по обвинению в укрытии церковных ценностей. То было время, когда множество духовных лиц и мирян пострадало, защищая свои святыни. Но впоследствии дело против о. Серафима было прекращено: выяснилось, что ценности увезли сербы (их подворье находилось в церкви Кира и Иоанна).
Декларация митр. Сергия вызвала у архимандрита отрицательную реакцию. В июле 1928 года он удалился из храма и перешёл на нелегальное положение. По этому пути пошёл и другой священник «солянской» церкви иером. Иеракс (в миру Иван Матвеевич Бочаров), который служил там с 1929 по 1932 годы. С этого времени все духовные лица, отказавшиеся принять линию митр. Сергия, были арестованы (если не успели скрыться), а храмы их были закрыты.
О. Серафим только чудом избежал ареста. Некоторое время он тайно жил в разных местах и в конце концов поселился в Сергиевом Посаде (переименованном в Загорск) у двух сестёр, монахинь из Дивеева[11].
Там, в маленькой комнате, перед иконой Иверской Божией Матери, был поставлен алтарь и служилась литургия. Здесь бывали и совершали богослужение многие духовные лица. В перерывах между арестами бывал и еп. Афанасий, в юрисдикции которого находился о. Серафим. Сюда, в неприметный дом на окраине города, стекались отовсюду многочисленные духовные дети архимандрита за советом и утешением. Приходится лишь удивляться, как в обстановке доносов и непрерывных арестов этот церковный очаг сохранялся столь долго — до 1943 года.
В своей пастырской деятельности о. Серафим, как и отцы Мечевы, руководствовался советами оптинского старца Нектария, который в то время уже уехал из разорённой Пустыни[12]. Кроме того, его наставником был старец Зосима (в схиме Захария), приехавший в Москву из закрытой Троице–Сергиевой Лавры.
О. Серафим был подлинным продолжателем традиций старчества. Его подход к людям был всегда глубоко индивидуальным. С каждым человеком он беседовал отдельно, и его советы относились только данному человеку (он нередко даже запрещал передавать их другим). Главное своё призвание он видел в том, чтобы быть пастырем, кормчим душ и «оберегать чистоту Православия».
Среди единомышленников о. Серафима выдающейся фигурой был уже упоминавшийся о. Пётр Шипков (1881 — 1959). Он был рукоположён в 1921 году и примерно в то же время, что и о. Серафим, ушёл в «катакомбы». О. Пётр работал бухгалтером в Загорске и совершал богослужения в частных домах. Это был человек неиссякаемой жизнерадостности и какого‑то духовного света, и впоследствии годы тяжких испытаний (он пробыл в узах в общей сложности около 30 лет) не наложили на него печати горечи и ожесточения. Ему суждено было надолго пережить о. Серафима, умершего в 1942 году, и после ссылки окончить свои дни настоятелем собора в Боровске.
Иером. Иеракс жил под Москвой в Болшеве, у одной из своих духовных дочерей. Хозяйка дома вынуждена была скрывать от родных, что у них на чердаке находится церковь и живёт священник. О. Иеракс был арестован в этом доме в 1943 году. Впоследствии его, как и о. Петра, реабилитировали и освободили. Но здоровье было настолько подорвано лагерем и ссылкой, что он уже не смог служить. Умер о. Иеракс во Владимире, будучи пенсионером Патриархии.
Несмотря на то, что воспоминания Веры Яковлевны Василевской не предназначались к публикации и носят интимно-личный характер, они сохраняют значение исторического документа и духовного свидетельства. Благодаря тому, что образы «катакомбных» священников даны через призму биографии автора, мы видим в них «старческое руководство» в его конкретности и глубине. Записки показывают, с каким пристальным вниманием следили о. Серафим и Пётр за малейшими движениями руководимой ими души, как они входили во все её изгибы, страдали с ней, болели за неё, помогали советом и молитвой. Мы узнаем их отношение к самым различным обстоятельствам и жизненным проблемам, и это, пожалуй, лучше всякой хроники даст новым поколениям представление о духе Катакомбной Церкви и её пастырях.
Александр Мень, 70–е годы
Мой путь[13].
(Е. Мень)
Бога я почувствовала в самом раннем возрасте. Моя мама была верующей и незаметно вложила в моё сердце понятие о Боге — Творце всей вселенной, любящем всех людей. Когда я впервые услышала слова о страхе Божием, я с недоумением спросила маму: «Мы ведь любим Бога, как же мы можем Его бояться?» Мама ответила мне: «Мы должны бояться огорчить Его каким-нибудь дурным поступком». Этот ответ меня вполне удовлетворил.
Ещё более глубоко верующей была моя бабушка. Я наблюдала, как она каждое утро молилась, горячо и искренне, и её молитва как бы переливалась в меня. У меня появилась потребность молиться. О чём я тогда молилась, я не помню, но молилась всегда перед крестом церкви Св. Николая, который был виден из нашего окна и удивительно горел перед закатом солнца. Мне это казалось чудом. Казалось, что кроме естественного света он сиял и каким‑то иным Светом…
Восьми лет я поступила в частную гимназию, в старший приготовительный класс.
Занималась я охотно, учение давалось мне легко. У нас, конечно, преподавали Закон Божий. В начальных классах батюшка объяснял основы православной веры и предлагал учить молитвы.
В первом классе преподавали Ветхий Завет, а во втором — Новый Завет. Несколько человек неправославного вероисповедания могли в это время выходить из класса и гулять по коридору или спускаться вниз, в зал, где проходили уроки танцев. Но я большей частью оставалась и внимательно слушала, что объяснял батюшка. Однажды он рассказал о том, что Бог Един, но в трёх Лицах: Отец, Сын и Святой Дух. Я это восприняла как аксиому, все просто и ясно уложилось в моём сердце.
Все занятия начинались молитвой и кончались молитвой И, конечно, я вскоре выучила молитвы перед учением и после учения.
На Рождество у нас в школе была ёлка. Некоторым из нас дали учить стихотворения к Празднику. Мне дали стихотворение «Христославы». Я была счастлива, что мне дали именно такое стихотворение, в то время как другим девочкам давали учить стихотворения, не имеющие отношения к Празднику Рождества Христова. Это стихотворение было из хрестоматии «Отблески» Попова.
ХРИСТОСЛАВЫПод покровом ночи звёздной
Дремлет русское село.
Все дороги, все тропинки
Белым снегом замело.
Кое-где огни по окнам,
Словно звёздочки, горят.
На огонь бежит сугробом
Со звездой толпа ребят.
Под окошками стучатся,
«Рождество Твоё» поют.
«Христославы, христославы!»
Раздаётся там и тут.
И в нестройном детском хоре
Так таинственно чиста,
Так отрадна весть святая
О рождении Христа.
В первом классе я с большим интересом слушала уроки по Ветхому Завету. Часто брала у девочек учебник и прочитывала то, что было задано.
