Коллектив Авторов - Каноны христианства в притчах
Итак, учение Иисуса превратилось в чистый евинизм («евион» по др. – евр. – «убогий, бедный»), то есть в учение, по которому только бедные будут спасены, и настанет царство бедных. «Горе вам, богачи, – говорил он, – ибо вы уже получили свое утешение! Горе вам, пресыщенные ныне, ибо взалкаете! Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете». «Когда делаешь ужин, – говорил он еще, – не зови друзей своих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя не позвали и не получил ты воздаяния. Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресении праведных». В том же, быть может, смысле он часто повторял: «Будьте хорошими купцами», то есть помещайте свои капиталы в «хорошие» руки, имея в виду Царствие Божие, отдавая свое имущество бедным согласно старинной пословице: «Дающий бедному дает взаймы Господу».
Впрочем, это было не ново. Уже с давних пор еврейскую расу волновало демократическое движение, наиболее экзальтированное из всех сохранившихся в памяти человечества (притом единственное, имевшее успех, ибо оно одно только удержалось в области чистой идеи). Та мысль, что Бог есть мститель за бедного и слабого против богатого и сильного, встречается на каждой странице в писаниях Ветхого Завета. Из всех историй в истории Израиля дух народный является наиболее постоянно господствующим. Пророки – эти истинные трибуны и, можно сказать, самые смелые из трибунов – неустанно громили сильных и установили тесную связь между понятиями: с одной стороны – «богатый, нечестивый, жестокосердный, злой», с другой – «бедный, кроткий, смиренный, благочестивый». Когда в эпоху Селевкидов почти все аристократы отреклись от веры и перешли в эллинизм, эта ассоциация идей еще более укрепилась. В книгах Еноха заключаются еще более ожесточенные проклятия по адресу мира богатых и сильных, чем в Евангелии. Роскошь изображена в ней как преступление. «Сын человеческий» в этом оригинальном Апокалипсисе развенчивает царей, отрывает их от сластолюбивой жизни и ввергает в геенну. Вступление Иудеи на нечестивый путь, недавнее вторжение совершенно мирского элемента роскоши и материального благополучия вызвали сильнейшую реакцию в пользу патриархальной простоты. «Горе вам, презирающим хижины и наследия ваших отцов! Горе вам, строящим свои дворцы потом других! Каждый камень, каждый кирпич, заложенный в них, есть уже грех». Имя «бедного» сделалось синонимом «святого», «друга Господа». Этим именем любили называть себя галилейские ученики Иисуса; оно же долгое время было именем иудействующих христиан Батанеи и Гаврана (назареяне, евреи), которые оставались верными первоначальным учениям и языку Иисуса и гордились тем, что среди них были потомки его семьи. К концу II века эти добрые сектанты, оставшиеся в стороне от великого течения, захватившего другие церкви, назывались уже еретиками (евионитами), и для объяснения этого названия указывали на вымышленного ересиарха Евиона.
Это преувеличенное превозношение бедности не могло продержаться долго. Оно было одним из тех утопических элементов, которые всегда сопутствуют великим деяниям и которым время выносит свой суд. Перенесенное в общественную среду человеческого общества христианство волей-неволей скоро согласилось принять в свое лоно и богатых. Подобным же образом буддизм, бывший вначале исключительно учением монашествующих, принял в свои ряды и мирян, когда число вновь обращаемых увеличилось. Но следы первоначального происхождения не стираются. И хотя евионизм был скоро оставлен и забыт, однако на всю историю христианских учреждений он навсегда наложил свой отпечаток. Сборник «Logia», или поучения Иисуса, был составлен или, по крайней мере, дополнен в евионитских церквях Батанеи. Бедность так и осталась идеалом истинных последователей Иисуса. Не иметь ничего – это считалось истинно евангельским состоянием; нищенство сделалось добродетелью, признаком святости. Великое умбрийское движение XIII века из всех движений, имевших целью основание нового вероучения, наиболее походило на галилейское и совершалось всецело во имя бедности. Франциск Ассизский, больше всех походивший на Иисуса своей чуткой душой, тонкостью, красотой и нежностью сердца, сливавшегося с жизнью Вселенной, был бедняком. Средневековые ордена нищенствующих и бесчисленные коммунистические секты (бедные Лиона, беггарды, добрые люди, братчики, униженные, евангельские бедные, сектаторы «вечного Евангелия») называли себя и были в действительности истинными учениками Иисуса. Еще раз случилось, что самые несбыточные религиозные фантазии оказались плодотворными. Благочестивое нищенство, причиняющее в наше время столько тревоги нашим промышленным классовым обществам, в свое время в благоприятной среде было исполнено обаятельной силы. Для массы людей с кроткой и созерцательной душой оно представляло единственное состояние, удовлетворявшее их. Такое превращение бедности в предмет любви и желаний, возвышение нищего на пьедестал и поклонение отрепьям бедняка – своеобразное явление, которого не может учитывать политическая экономия, но истинный моралист не может обойти его своим вниманием. Чтобы продолжать нести свою ношу, человечеству нужна вера, что не в хлебе одном награда его. И самая большая услуга, какую можно оказать ему, – это повторять ему почаще, что оно живет не только одним хлебом.
Как и все великие люди, Иисус имел влечение к народу и с ним чувствовал себя в своей стихии. Евангелие, по его мысли, создано для бедных: это им он принес благостную весть о спасении. Все отверженные ортодоксальным иудаизмом были его избранными. Любовь к народу, сострадание к его слабостям, благородные чувства вождя демократии, который ощущает в себе жизнь духа народного и сознает себя естественным толкователем его, – невольно обнаруживаются ежеминутно в его деяниях и поучениях.
Иисус отнюдь не старался укротить ропот, вызванный его презрением к социальным предубеждениям века; напротив, казалось, он видел удовольствие в этом. Никто столь громогласно не заявлял о своем презрении к «миру» – презрении, которое является непременным условием великих дел и великой оригинальности. Он прощал богатого лишь в том случае, если вследствие какого-либо предрассудка он оказывался гонимым в обществе. Он открыто оказывал предпочтение людям сомнительного образа жизни и мало уважаемым среди почтенных ортодоксов. «Мытари и блудницы вперед вас идут в царство Божие, – говорил он, – ...ибо пришел к вам Иоанн – мытари и блудница поверили ему». Вполне понятно, как больно должен был уязвить людей, сделавших себе профессию из степенности и моральной строгости, упрек в том, что они не следуют хорошему примеру женщин легкого поведения.
В Иисусе не было ничего напускного, никакой показной суровости. Он не избегал веселья и охотно ходил на брачные пиршества. Одно из чудес, по преданию, было им совершено для забавы гостей на свадебном пиру в небольшом городке. Свадебные торжества на Востоке совершались вечером. Каждый нес свой факел; огни, то приближавшиеся, то удалявшиеся, давали красивые световые эффекты. Иисус любил этот веселый вид оживления и нередко из этих картин черпал темы для своих притч. Люди проводили сравнение между таким поведением Иисуса и поведением Иоанна Крестителя и приходили в ужас. Однажды в тот день, когда фарисеи и ученики Иоанна постились, Иисуса спросили: «Почему это в то время, как ученики Иоанна и фарисеи постятся и молятся, твои ученики едят и пьют?». «Оставьте их! – ответил Иисус. – Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?... Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни». Его мягкое, радостное душевное настроение выливалось непрерывно в форму оживленных замечаний, милых шуток. «Но кому уподоблю род сей? – говорит он. – Он подобен детям, которые сидят на улице». И, обращаясь к своим товарищам, говорит: «Мы играли на свирели, и вы не плясали, мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали».
«Пришел Иоанн, не ест, не пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана Премудрость делами ее».
Так Иисус разъезжал по Галилее как бы в непрерывном празднике, совершая путь на муле, – обычный способ передвижения на Востоке, весьма удобный и безопасный. Большие черные глаза мула, осененные длинными ресницами, сияли кротостью. Иной раз ученики устраивали учителю незатейливые торжества, на которых главным украшением были ковры, импровизированные из их одежд: ими они покрывали мула или устилали его путь. Когда Иисус заходил в какой-нибудь дом, радость и благословение входили с ним. Он останавливался в городах и больших селениях и всюду встречал радушное гостеприимство. На Востоке дом, где остановился чужеземец, становится тотчас местом публичным: сюда сходится вся деревня, сбегаются дети, слуги их гонят, а они все возвращаются. Иисус не выносил грубого обращения с этими наивными слушателями, он приближал их к себе и ласкал. Матери, ободренные этим, приносили своих грудных детей, чтобы он прикоснулся к ним. Женщины умащали волосы его маслами, ноги – благовониями. Ученики иногда прогоняли почитательниц, наскучивших им; но Иисус, любивший старинные обычаи и все исходившее от простоты сердца, спешил загладить зло, причиненное слишком ретивыми учениками. Он защищал тех, кто хотел почтить его. И дети и женщины обожали его. И один из упреков, чаще всего бросаемых Иисусу врагами, состоял в том, что он отрывает от семьи эти нежные существа, всегда склонные к соблазну.
