Питер Крифт - Статьи
Критическое эссе
Введение
Ко времени первой записи этой маленькой книги, двадцать лет назад, я перечитал все, что опубликовал Льюис, и у меня накопилось достаточно заметок для четырех таких книг. Но когда я предложил этот более длинный первый вариант книги моему первому издателю, он ответил: «Нам нравится Ваша книга, но, думается, что звезда Льюиса взошла уже давно и вскоре должна закатиться. Его время закончилось. Через двадцать лет никто не будет читать К. С. Льюиса».
Сколько пророчеств так и не сбылось! Количество книг о Льюисе умножается почище кроликов или мух, слетающихся на мед. Сравнение оскорбительное, но уместное, поскольку, хотя большая часть многочисленных книг о Льюисе — честные и заслуживающие уважение произведения (яркое исключение — мерзость запустения у Джона Беверслиуса в его книге «Льюис и поиски рациональной религии»), значительную их часть читать не стоит, потому что они только испортили уже сказанное Льюисом намного более эффективно, чем смогли бы это сделать любые его пересказчики и комментаторы.
И, действительно, я думаю: общеизвестная истина, что, чем более совершенны первоисточники, тем бледнее и незначительнее вторичные источники. В моей собственной области — философии — эта истина почти всегда оправдывается: книги о Сократе, Платоне, Августине, Паскале, Джеймсе, и Керкъегоре (наиболее интересных философах, обладающих превосходным стилем) почти всегда глупы и утомительны, в то время как книги об Аристотеле, Канте, Гегеле или Марксе (тупых философах с ужасным стилем) веселые, проблемные и полезные. Наиболее ярким примером является Библия. Самая волнующая книга, когда-либо написанная, породила глупейшие комментарии. Таким образом, глупость и обилие второстепенных источников о Льюисе — еще одно свидетельство его величины.
Зачем читать тогда эту книгу? Есть три характерных признака, которыми не обладает большинство других книг о Льюисе. Во-первых, она не подводит итоги его деятельности и произведениям, а только знакомит с ними начинающих студентов и читателей, выступая в роли свахи. Это образец продавца. Во-вторых, она обладает достаточным здравым смыслом, чтобы использовать везде, где только можно, слова Льюиса вместо своих. Я думаю, половина слов в книге, имеющих какое-то значение, состоит из цитат. И, в-третьих, она короткая.
Если бы я должен был переписать эту книгу сегодня, я бы исправил, по крайней мере, еще одно, в дополнение к нескольким стилистическим поправкам. Я полагаю, что был слишком пылок, чтобы быть бесстрастным и таким образом найти какие-то недостатки у писателя, которым я восхищаюсь более, чем кем бы то ни было в этом веке. Учителя обычно имеют склонность к разделению студентов на тех, к кому они особенно благосклонны, — к ним относятся более сурово, — и тех, к которым неблагосклонны, но более великодушны, чтобы вознаградить за неизбежный моральный ущерб. Думаю, я был слишком суров к «Блужданию паломника» и «Dymer», а также слишком озабочен тем, чтобы определить Льюису место где-то посередине между левыми и правыми, отклоняясь назад, чтобы избежать наклеивания ярлыка «консерватора» на него. С политической точки зрения это является верным, о чем ясно свидетельствует отрывок на странице 29 (о том, каким было бы истинное христианское общество). Но с теологической и философской точек зрения Льюис явно враг левых, модернистов, ревизионистов. И даже с политической — он «консерватор» если и не в американском смысле этого слова, то в европейском, буржуазном.
Феномен продолжающейся популярности Льюиса легко объясним. Просто читайте его. «Иди и смотри». Вы обнаружите блестящие достоинства, пронизывающие все его произведения и действующие подобно рыбацкой удочке, которой он цепляет вас за горло: радость, честность, ясность, воображение, объективность, ортодоксальность, конкретность, аналогии с общим опытом, краткость, ум — мне трудно представить себе хотя бы одно важное и необходимое для писателя качество, которое у него бы отсутствовало. Когда кто-либо спрашивает меня: «Как мне научиться хорошо писать?» — я отвечаю: «Подражание. Читайте хороших писателей. Начните с Льюиса».
Более важно, когда они спрашивают: «Как нам стать хорошими христианами в современном мире?» Я отсылаю их к тому же человеку. И я часто вспоминаю его в моих молитвах, благодаря Бога за то, что он подарил человека, который помог спасти больше человеческих интеллектуальных и творческих здравых умов и, возможно, даже душ, чем кто-либо еще из известных мне в этом веке. В этом сущность его величия и его продолжающегося призыва.
Романтический рационалист: Льюис как человек.
Однажды в мрачную эпоху, когда Мир Функциональной Специализации заставил устареть всех универсальных гениев, романтических поэтов, платонических идеалистов, риторических ремесленников и даже ортодоксальных христиан, появился человек (как будто из другого мира, — одного из миров его собственной фантазии, — и был ли он человеком или кем-то, более похожим на эльфа или ангела?), который, мог быть отнесен в качестве любителяко всем вышеперечисленным типам так же, возможно, как и к всемирным передовым авторитетам в своей профессиональной области: английской литературе Средневековья и Эпохи Возрождения. До его смерти в 1963 году ему хватило времени, чтобы создать почти шестьдесят первоклассных работ по истории литературы, литературной критике, теологии, философии, автобиографии, библейским исследованиям, исторической филологии, фэнтэзи, научной фантастике, писем, стихотворений, проповедей, формальных и неформальных очерков, исторических повестей, духовных дневников, религиозных аллегорий, коротких рассказов и детских повестей. Клайв Стейплз был не человеком: он был миром.
Его жизнь лучше всего рассказана им самим. «Настигнут радостью» — удивительно обьективная автобиография — почти философия радости, — которую он сам назвал «удушливо субъективной» — указание на замечательное отсутствие самомнения в уме, который находил почти все очаровывающим, за исключением самого себя. Его биография физически (но не духовно) не богата событиями, но его личность — такое важное аномальное событие в жизни того аномального существа, которым является Человек Двадцатого века, что мы должны детально изучить этого человека до того, как примемся за исследование его произведений.
Один из способов приблизиться к личности писателя — отметить главнейшие источники, оказавшие влияние на его мысли. Для Льюиса таковыми были Платон, Августин, Кант, английские мистики — такие, как Ло и Тэмпл, Джордж Макдональд, Уильям Моррис, Г. К. Честертон, Оуэн Барфилд, Дж. Р. Р. Толкиен и Чарльз Вильямс (последние трое — близкие личные друзья), и то, что он лично знаком со всей западной человеческой историей («от антропоида до агностика») и Вселенной («от атома до архангела»). Будучи настолько не педантичным, что кажется непрофессионалом, он сидит беспечно на этом необъятном наследстве, как будто обнаружить свои энциклопедические знания в любых областях, кроме его самых технических произведений, — неприлично.
Другой способ подвести итог человеческой личности — просто перечислить несколько вещей, которые ему нравятся; нить, связывающая эти вещи вместе, обычно угадывается интуитивно, даже если она не сформулирована. Только в одной повести («Мерзейшая мощь») мы находим Льюиса любующимся столь многими вещами, что даже частичное перечисление их составляет невероятно просторный космос: любовь, старость, юность, веселье, серьезность, будни, одиночество, самозабвение, девушки, старые девы, предзнаменования, руны, яркие цвета, женственность, мужественность, «слабоумные», «нормальные», рождение страдания, антививисекция, холодные дома, демократия, монархия, ветхая и яркая одежда, космическое пространство, неконтролируемое рождение, садоводство, определения, планеты, романтика, принципы, смирение, материнство, средние века, честный скептицизм, немеханические предметы, бороды, аллегории, животные (особенно прирученные медведи и мыши), Бог, леса, фермеры, волшебство, наказание, дружба, обряды, послушание (называемое «танец»), иерархия, погода, чудо, прогулки, органическая жизнь («пот, слюна, выделения»), классическое образование, овощи, ангелы, вера в демонов, рабочий класс, праведный гнев, вино, терпение и загадки.
Связывающая нить должна быть длинной, возможно, лучше всего сформулировать ее просто как любовь к конкретным предметам, к экстраординарным («великолепным, удаленным, ужасным, чувственным или знаменитым вещам») так же, как и к ординарным («подобно фламинго, немецким генералам, любовникам, сэндвичам, ананасам, кометам и кенгуру»). Вселенная так богата, полна и пленительна для него, что он и не испытывает необходимости удалиться в свою собственную субъективность: «Нам нет нужды слушать Папские максимы о том, какие предметы подходят для изучения человечества. Истинное исследование человека включает в себя все». Одним словом, ключ к образу мыслей Льюиса — его объективность, его направленность извне.
