Николай Сагарда - Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Сирийское житие об изгнании демона–прорицателя и обращении жреца рассказывает в другой связи. Св. Григорий пришел к какому-то городу и увидел вне его капище, вошел в него, провел в нем ночь бодрствующим. Демон, почитаемый в храме, устрашился молитвы Григория и ушел оттуда. Окончив ночное служение, св. Григорий пошел дальше своею дорогой. При наступлении дня пришел в капище жрец, обычно совершавший служение, много молился и плакал, но демон не являлся; от великой печали жрец разорвал свои одежды и снова молился, — демон явился и сказал: „отныне ты не можешь больше желать, чтобы я являлся сюда; Григорий, ученик Христа, вошел сюда, помолился здесь и изгнал меня, и таким образом я не могу более приходить сюда“. Жрец сказал ему: „значит, если бы Григорий приказал тебе, то ты вошел бы сюда“. Демон ответил: „если он прикажет мне, я войду сюда“. Тогда жрец побежал к Григорию в горы и сказал ему, что если он прикажет демону возвратиться на свое место, и тот исполнит это, то он сделается учеником его Бога, Которого он проповедует. Св. Григорий написал на дощечке: „Григорий, ученик Христа, идолу: войди на свое место“. Жрец положил дощечку в капище на землю. Демон тотчас же явился. Жрец сказал ему: „теперь, когда ты получил приказание на это, ты возвратился на свое место?!“Он сказал ему: ,Да“. Тогда жрец ответил: „так, значит, Григорий сильнее тебя, так что ты подчиняешься его приказанию?!“Демон сказал ему: „нам невозможно противостоять силе Креста, потому что ему подчинены легионы ангелов и людей и демонов“. Тогда жрец ответил: „итак, если ученик настолько сильнее тебя, то насколько более его учитель! Поэтому мой долг уйти, чтобы служить тому, кто более тебя“. Тотчас он покинул его, пошел к Григорию и сделался учеником его [154]. О перемещении скалы сирийское житие не говорит ни в этой связи, ни в другом месте.
Оба повествования, хотя и раздельно, находятся у Руфина. Первое повествование у него передается так. Путешествуя зимою через горы, Григорий дошел до самого верхнего хребта. Все было покрыто снегом; нигде не было никакого пристанища, кроме капища Аполлона. Григорий вошел в него, провел ночь и ушел. При капище был жрец, который имел обыкновение вопрошать изображение Аполлона и давать ответы требующим, чем снискивал себе пропитание. После ухода Григория жрец по обыкновению пришел предложить вопросы и просить предсказаний, но не получил никакого ответа. Он повторяет жертвы, но молчание продолжается. Жрец недоумевал. Ночью явился ему во сне демон и сказал ему: „зачем ты призываешь меня, когда я уже не могу придти?“Ha вопрос жреца о причине этого, демон сказал, что он изгнан пребыванием Григория. Когда он допрашивал о средствах против этого, демон сказал, что теперь ему можно войти в то место не иначе, как с разрешения Григория. Услышавши это, жрец отправился к Григорию, изложил ему суть дела, напомнил о своем гостеприимстве и, оплакивая отнятую у него возможность стяжания, настоятельно просил возвратить все в прежнее состояние. Св. Григорий немедленно написал письмо в таких словах: „Григорий Аполлону: позволяю тебе возвратиться в свое место и делать то, что ты привык (делать)“. Жрец положил это письмо возле изображения. Тотчас явился демон и дал ответы на его просьбу. Тогда жрец стал так размышлять с самим собою: „если Григорий приказал, и бог этот ушел и не мог возвратиться иначе, как только получивши приказание, и снова по приказанию Григория восстановлен, то не гораздо ли лучше его Григорий, приказаниям которого он повинуется“. Поэтому, заперев двери капища, он ушел к Григорию и просил его ознакомить с тем Богом, силою Которого он повелевает богам язычников. Он был оглашен, крещен и настолько преуспел в жизни и вере, что был преемником Григория в епископстве [155].
О перемещении скалы Руфин рассказывает так. В одном селении необходимо было построить храм. Но на том месте, где нужно было строить, с восточной стороны была скала соседней горы, а с другой протекала река, так что не оказывалось достаточно места для постройки храма. Другого места не было, и все были опечалены тем, что не имеют земли для постройки храма. Св. Григорий провел ночь в молитве, вспоминая о данном Иисусом Христом обетовании (Мф. XVII, 20), и так как он просил с полною верою о перемещении скалы, то к рассвету, когда собрался народ, оказалось, что неудобная скала отодвинулась настолько, сколько пространства требовалось для постройки храма [156].
В основе повествования об изгнании демонов из языческого храма во всех трех житиях лежит один факт, и первоначальное впечатление от чтения его получается такое, что все они говорят весьма согласно. Между тем, если обратиться к подробностям, то в них окажутся такие различия, которые исключают возможность пользования одним письменным источником. Прежде всего, различно определяется положение храма: у Григория Нисского и в сирийском житии — за городом, у Руфина — вдали от города на вершине горы. Вступление в храм Григорий Нисский мотивирует дождем, Руфин говорит, что все было покрыто снегом, и не было другого убежища, а сирийское житие не указывает никаких оснований. По Григорию Нисскому в храме обитало много демонов, по сирийскому житию — один демон, у Руфина — Аполлон. Далее, по Григорию Нисскому демоны являются стражу утром и объясняют, что они не могут войти, какие бы средства он ни применял; в сирийском житии демон является после напрасных усилий жреца и заявляет, что Григорий препятствует ему возвратиться в храм; у Руфина Аполлон является жрецу ночью во сне.
По всем трем повествованиям, Григорий, чтобы исполнить желание языческого жреца, направил письмо — по сирийскому житию к демону храма, по Руфину — к Аполлону и по Григорию Нисскому — к сатане [157].
Нет согласия между тремя авторами даже и в тексте письма св. Григория, где, по–видимому, должно быть точное совпадение, если бы они почерпали известие об этом из одного и того же письменного источника. Разногласят все три автора и относительно того, на чем написано было письмо св. Григория: у Григория Нисского — небольшой клочок из книги, в сирийском житии — дощечка, у Руфина — письмо. Обращение жреца также описывается различно. При этом необходимо обратить внимание на то, что у Григория Нисского для убеждения жреца в превосходящей силе Бога, которому служит св. Григорий, потребовалось еще новое чудо: по повелению последнего передвигается скала, указанная жрецом. В сирийском житии этого повествования нет, и это одно в состоянии разрушить теорию В. Рисселя, что Григорий соблазнялся чудесным элементом некоторых повествований и стремился отдельные чудеса сделать более естественными и приемлемыми для разума (S. 233). Но это чудо является наиболее поразительным из всех чудес св. Григория: „самое невероятное и великое чудо“, как говорит сам Григорий Нисский, и совершается оно, по сообщению Григория Нисского, не ради тех разумных оснований, какие указаны у Руфина: Руфин основание для него указывает в крайней нужде жителей деревни, а по Григорию Нисскому оно совершается просто для убеждения жреца и по желанию последнего. Наконец, нельзя, вместе с В. Рисселем, признать это повествование не входящим в первоначальный состав повествований о св. Григории на том основании, что его нет в сирийском житии; но оно не могло быть измышлением Григория Нисского, так как оно, хотя и в другой связи, сообщается и у Руфина, который писал независимо от Григория Нисского, как это в данном случае ясно из самой передачи факта. Не должно ли было оно принадлежать общему источнику, если бы основательна была теория В. Рисселя?
Если мы посмотрим на повествование Григория Нисского и сирийского жития с точки зрения вопроса о первоначальности, то в этом отношении важное значение имеет рассказ Григория Нисского о поведении жреца, когда он узнал, почему демоны не идут в храм. „Жрец, пылая гневом и яростию, настигает великого мужа, грозя ему всеми страшными угрозами, что он и донесет на него начальникам, и употребит против него силу, и доведет до сведения царя о его дерзости, что он, будучи христианином и врагом богов, осмелился войти в храм, что от входа его сила, действующая в святилище, удалилась и обычных пророческих вещаний демонов в этих местах более уже не бывает“. Такой ход повествования, во–первых, соответствует историческому положению христиан времени св. Григория, во–вторых, и психологически понятен со стороны жреца, который смотрел на св. Григория и его Бога с своей языческой точки зрения. Ни в сирийском житии, ни у Руфина на это нет никаких указаний. Этой черты повествования Григория Нисского нельзя отнести к его измышлению, так как во время написания похвального слова обстоятельства радикально изменились. Если же об этом было сказано в общем источнике, то почему ни сирийская повесть, ни Руфин не упомянули об этом?
