Иннокентий Херсонский - Чтение Евангельских сказаний об обстоятельствах земной жизни Иисуса Христа, до вступления Его в открытое служение спасению рода человеческого
Но бросим еще взгляд на сие событие. Как мудро в нем распоряжение Промысла! Иудейский народ недостоин был того, чтобы ему открыт был непосредственно Мессия. Были, конечно, среди его некоторые избраннейшие, но в сих сосудах заключались только доброта и благочестие. Надлежало, однако же, весть о Мессии довести до сведения Ирода и синедриона. Как это сделать? Если бы для сего употреблен был какой-либо Иудей, то его подвергли бы бесконечным расспросам, а от этого Божественный Младенец подвергся бы опасности. Промысл призывает для сего людей с востока, кои являются в Иерусалим странниками, приводят его в смущение. Так являет себя Бог Своему народу, и так делает его безответным! Ибо торжественнее сего явления и быть не могло; все от мала до велика могли узнать Мессию. Промысл свое дело сделал и предоставил на произвол: или поклониться Мессии вместе с волхвами и пастырями, или обратить предмет сей в предмет допросов и любопытства, принять с сердцем холодным и идти своим путем, а не путем до Вифлеема. Здесь особенно примечательно то, что Иудеи услышали о явлении Мессии от язычников. Посему святитель Златоуст и называет волхвов "первенцами церковным". Точно, они сами были дар от язычества: злато, ливан и смирна. Но то, что было тогда, может быть и теперь. Тогда Иудеи, почивая на законе, думали, что только в их руках спасение (так и ныне одна Церковь думает о себе); им и на мысль не приходило, что Мессия будет открыт язычникам прежде Иудеев. Но язычники пришли к Нему и сделали свое дело, а Иудеи только смотрели на это и - больше ничего. Так и ныне некоторые из христиан думают, что за пределами христианства нет спасения, что там мрак и тьма, между тем как Бог везде. Как небо простирается над землей, так Промысл Божий бдит над вселенной. И ныне есть язычники, кои могут преподать уроки благочестия христианам, по крайней мере, некоторым и в некоторых добродетелях, если не в догматах веры. История представляет сему примеры.
10. Сретение Господне
Обратимся теперь опять к евангелисту Луке и посмотрим, как происходило принесение Иисуса Христа во храм. «Егда исполнишася дние очищения ею, по закону Моисееву, вознесоста Его во Иерусалим, поставити Его пред Господем» (Лк. 2; 22). Должно думать, что принесение Младенца во храм было из Вифлеема, сообразно закону, не позволявшему до известного времени Родившей явиться во храм. «Егда же исполнишася дние очищения ею..». Принесение сие происходило на основании закона. Но законов было два. По первому, мать по прошествии сорока дней должна была явиться во храм во всяком (любом -ред.) случае для принесения Богу благодарности за рожденное дитя и для полного очищения или освящения. Очищение сие совершалось в два срока: родившая мужской пол - в сороковой день, женский - позднее. Замечателен закон сей по своему глубокому основанию (см.: Лев., гл. 12). В седьмой день родившая была нечиста нечистотой большой; все, что приносилось к ней, почиталось нечистым. После семи дней она, повелевает закон, ко «всякой вещи святей да не прикоснется и в святилище да не внидет, дондеже скончаются дние очищения ея. Аще же женск пол родит, и нечиста будет четыренадесять дний по (естественней) скверне ея, и шестьдесят и шесть дний сидети будет в крови нечистоты своея» (Лев. 12; 4-5). По обыкновенному порядку за женский пол требовалось бы менее времени для очищения как за существо слабейшее, но закон предписывает противное. Примечательно сходство закона о смерти: срок нечистоты в обоих случаях похож. Рождение младенца и действительно с некоторой стороны сходно со смертью. Рождаясь, он как бы умирает и предается погребению только в своей земной жизни. В утробе матери он облекается плевой, которая прежде образует его тело, потом питает оное; при рождении оболочка сия распадается, потом извергается матерью и предается тлению - с ней происходит совершенное погребение.
«Дние очищения ею», - то есть Матери и Младенца. О нечистоте младенца в законе нет ни слова, так как в младенце нет и причины нечистоты; законы касаются большей частью матери, в коей остается до некоторого времени мертвое тело младенца. Но и к младенцу должно относить то же, ибо он долгое время лежал у груди своей матери, питался молоком ее. Но имела ли Святая Дева нужду в очищении тогда, как Она родила бессеменно, неискусомужно? Тем паче имел ли сию нужду Божественный Младенец? Церковь давно изрекла свое мнение, что для Мессии не нужно было очищения. Он принял на Себя законы природы в чистом их виде, а не с придатками слабости, происшедшими от падения. Блаженный Августин хорошо выражает это, говоря одному еретику: Virgo nec concepit libidine, nec gignendo passa est dolorem. Законодатель Нового Завета не хотел нарушить закона Моисеева и благоволил подвергнуться оному вместе с Матерью.
«Вознесоста... во Иерусалим». Иерусалим, как известно, лежит на кряже гор, кои тянутся посредине Иудеи. Храм построен на одной из них, оттого и «вознесоста. Поставити» - представить пред Господа. Закон священный и, можно сказать, весьма знаменательный. Это свойство всегда бывает в истинных законах. Рожденный, едва очистившийся, едва смотревший на свет Божий, является во храм. Но особенно зрелище сие должно быть трогательно в храме Иерусалимском, который тогда был один, и в который потому должны были являться все Иудеи со всей Палестины. Для каждого из Иудеев такое явление во храме должно быть очень памятно и важно. Самое сие действие выражает близость народа Иудейского к Богу. Но в чем состояло сие поставление пред Господом? В том, по преданию Иудейскому, что священник брал младенца на свои руки, вносил во святилище и там представлял Господу.
«Якоже есть писано в законе Господни: яко всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется» (Лк. 2; 23). Вот другой закон о первенцах, который дан был Израильтянам во время исхода их из Египта, в память избиения в одну ночь всех первенцев Египетских. Сим выражалась благодарность к Богу. Закон сей простирался не только на первенцев от людей, но и от животных; только чистых можно и должно было приносить в жертву, а нечистых выкупать. Потом в пустыне сии первенцы, поелику предназначались для служения Богу, были заменены целым коленом Левииным, но посвящение Богу первенцев продолжалось: только они были искупаемы (как бы выкупаемы - ред.). Цена искупления состояла в пяти сиклях церковных. Трудно определить ценность их нашими деньгами. Вместе с принесением младенца закон повелевал приносить жертву, и притом закон обыкновенно требовал в жертву очищения агнца, а евангелист молчит о сем. Только по снисхождению, от бедных, закон требовал в жертву малых животных, но евангелист не упоминает и о выкупе, хотя написано, чтобы священники особенно строго наблюдали за этим. Таким образом, и человечество может сказать, что мы не только куплены ценой Крови Иисуса Христа, но и Сам Иисус Христос куплен ценой; только там - цена Крови, а здесь цена - пять сиклей. Равным образом, к чести умереть за Христа и уплатить, сколько можно, бесконечный долг, допущена и некоторая часть животных - «два горличища» (Лк. 2; 24). Эта такая услуга, которая не будет забыта.
Но как в других случаях, к событиям естественным, обыкновенным, Промысл присоединял события и необыкновенные, так и здесь с событием обыкновенным, происходившим по закону, соединено необыкновенное. Человечество, при всех своих слабостях, имело своих представителей у яслей, - и здесь нашлись люди, достойные Господа. Поелику же посвящение Господу совершалось во храме, то тут действующие лица уже не из язычников, как волхвы, а из Иудеев; являются два лица, из коих одно образовало по видимому само себя, а в другом видно особенное участие Промысла. Первое лицо есть Анна, а другое - Симеон. «Се, бе человек» (Лк. 2; 25). Это обыкновенное выражение, коим евангелист предваряет что-либо необыкновенное. У нас, в русском переводе, сия выразительность греческого языка утрачена ("тогда был в Иерусалиме некто"). В подлиннике словом «се, бе» выражается какое-то удивление. О волхвах евангелист также говорит: «се, волсви..». И подлинно, о Симеоне прилично было сказать: «се, бе». Храм в то время был вертепом разбойников, Иерусалим был еще хуже, - и в сем-то городе является человек, существо, достойное имени человека: «се, бе человек». Он был постоянным обитателем Иерусалима, ибо в нем много обитало пришельцев.
Кто он был? какого рода и состояния? Евангелист о сем ничего не говорит. Посему большая часть толковников догадываются, что он был сыном Гиллела - начальника фарисейской секты, человека доброго и умного; а другие говорят, что он - отец Гамалиила, славного в свое время учителя. Но если бы он действительно был отец Гамалиила, то сей был бы христианином. Может1 быть, он и был христианином, только скрывая это. Впрочем, как бы то ни было, а Симеон был сын доброго отца и отец доброго сына. Семя доброе всегда плодоноснее семени злого. Правда, есть мнение, что у добрых родителей дети, по большей части, бывают худые; но в сем мнении если есть истина, то разве сотая часть оной. Если присмотреться к добродетелям отцов, именуемых добрыми, у коих дети бывают худы, то все добродетели таких отцов покажутся мишурой, под коей скрываются слабости и пороки, если не подлежащие прямо наказанию закона, то портящие природу человека. Худого дерева и плоды худы; на нем только много листьев. Евангелист молчит о внешнем состоянии Симеона, но зато подробно описывает состояние его души. Он был «праведен и благочестив» (Лк. 2; 25). Обе скрижали закона Моисеева им были исполняемы, сколько немощь человека позволяла. Во-первых, он был «праведен», сердце его ближайшим образом преисполнено было любви к собратьям, а потом обращалось к Богу (1 Ин. 4; 20), тогда как другие сыны Израиля в его время заботились о соблюдении одной внешней набожности. Некоторые из них из усердия к закону готовы были положить свои головы под мечом прокуратора; правды же истинной в то время было мало. Посему и Спаситель юноше, спрашивавшему Его: «что сотворив живот вечный наследствую» (Лк. 18; 18), - указал ему на заповеди из второй скрижали, о любви к братьям. В Симеоне одна обязанность не препятствовала другой, одна любовь не уничтожала другую. Кроме того, он (жил - ред.), «чая утехи Израилевы». Чаял, конечно, и весь Израиль, но чаяние его было праздное; у Симеона же оно основывалось на живой вере и свидетельствовалось добрыми делами. Об Анне говорится, что она служила Богу постом и молитвой день и ночь; и о Симеоне то же можно и должно сказать.
