Чайтанья Чандра Чаран дас (Хакимов А. Г.) - Как я пришел в Сознание Кришны...
— Эй, Кришна! Четыре-три! (43 это номер моей камеры).
Выглянул через решетки. Смотрю, он там, на улице стоит. Его, оказывается, прямо из зала суда освободили.
Потом был еще такой случай. Одному наркоману, Вадиму Иванову, судья обещала, что срок он получит «на полную катушку» — семь лет. Он тоже ко мне обратился, так как очень уважал меня.
— А мне, — говорит, — что делать, братан, как мне поступить? Я говорю:
— Молись, по молитве многое дается, даже мертвецов оживляли.
И он очень сосредоточенно стал читать джапу. Мне даже приятно было слушать, как он повторял ее. Это нужно было видеть и слышать, как он искренне предавался Святому Имени.
Через шесть часов он уже с восторгом кричал: «Свобода! Свобода! Свобода!» Оказывается, угрожавшая ему судья заболела за день до суда, а был конец квартала, и все дела, чтобы закрыть, передали другому судье. А тот даже читать их не стал. Посмотрел, что состава преступления нет, да и отпустил на свободу. Этот наркоман тогда прислал мне продукты, о которых в камере можно было только мечтать.
В тюрьме работал старший опер Шамогья, его называли Лисой. Очень хитрый был человек, фактически звериный нюх имел, точнее лисий. Не зря его Лисой прозвали. У меня на груди был алтарь с Прабхупадой и Панча-таттвой (Амбариши для нас тогда лепил такие алтари). Он висел на шее, на ниточке телесного цвета, вытащенной из носков, чтобы не сразу было видно. Во время обыска в камере первое, что этот Лис сделал, подошел, расстегнул мне пуговицы и вытащил алтарь. Никто до него не находил его, а он сразу обнаружил. И тогда я ему заявил во всеуслышанье: «Мне это радость приносит, а тебе горе принесет».
Его как будто током ударило. Он оставил меня и вышел. Раздался грохот... Оказывается, Лис упал на лестнице и четыре пролета катился кубарем вниз. После этого он подошел ко мне и сказал:
— Зря ты меня проклял.
— Я тебя не проклинал, не надо было трогать с грязными мыслями объект моего поклонения.
Любопытный случай был перед Новым годом. Из внутренних войск пригнали солдат, чтобы они нас обыскивали. На блатном языке этот процесс «шмоном» назывался. Одного заключенного обыскивали трое солдат. Утаить что-то не было никакой возможности. Изымали буквально все. У одного заключенного была загипсована нога. Гипс разрезали, чтобы убедиться, что в нем не спрятано ничего криминального.
Я тоже стоял, «распятый» для обыска, и, как бы между прочим, шутил с солдатами. В одной руке у меня были зажаты тысяча двести рублей мелкими купюрами, а в другой руке — спираль с проводами для обогрева. Все это у них на виду было, но они не замечали. Я прямо им в лицо читал защитную мантру: «Намас те Нарасимхая...». Они боялись молитвы, но продолжали обыскивать, чувствовали, что я что-то прячу. А все заключенные завороженно смотрели на это зрелище. Меня обыскали всего и так разворачивали, и эдак... Но Кришна ничего не дал им увидеть. Там был надзиратель по кличке «Черный». Он и ко мне, и к Ямараджу хорошо относился. К нему я и воззвал: «Черный, спаси меня от этих мерзавцев, они меня уже облапали, как дурную женщину». Он им говорит:
— Не надо больше, ребята, давайте выходите отсюда. А мне прошептал:
— Ты в угол встань, я тебя прикрою.
Так спасли тысячу двести рублей и спираль с проводами. Когда обыск закончился, в камере гробовая тишина стояла, наверно, часов шесть. Задумались люди.
После этого случая ребята отдали половину уцелевших денег мне. Тогда слава о Кришне пронеслась по всей тюрьме. Когда меня посадили в карцер за нарушение внутреннего распорядка, я ушел в бессрочную голодовку. В тот момент серьезную поддержку мне оказали воры в законе, вся тюрьма стучала кружками и мисками о железные двери: «Отпустите Кришну!» Материли часовых. Это надо было видеть и слышать. Гудение продолжалось несколько дней подряд. Так спонтанно началась большая акция. Фактически не осталось ни одного равнодушного.
Помню еще и такой случай. Начальник тюрьмы пришел ко мне, а я уже изрядно исхудал. Это был восьмой день голодовки. Я не пил и не ел, даже стоять было трудно. Глаза, говорят, стали огромными, на пол-лица. Я себя не видел, но, как оказалось, жутко было на меня смотреть. И вот он зашел ко мне в камеру и сказал:
— Помрешь, и все закончится. А я ему в ответ:
— Я сильнее тебя.
Тогда Кришна много сил давал, очень много.
— Я сильней тебя, — повторил я.
— Да, я признаю это, но тебе нужно принять решение, — сказал он. Я ответил:
— Решение свое я принял; забирай, то, что тебе надо, оно скоро тебе достанется.
Он говорит:
— Это твое тело стоит 72 копейки.
Тогда 72 копейки стоила телеграмма родным с известием, что узник умер.
Опять же Кришна все сделал наилучшим образом. Меня перевели в лечебную камеру. Перед этим провели пятиминутку с главным психиатром Абхазии. В то время со многими преданными такое проделывали, чтобы лишить их дееспособности. На двенадцатые сутки меня уже вытащили из камеры и положили на лечение. Тело очень сильно опухло из-за того, что неправильно из голодовки вышел. Оно наполнилось водой, я стал необыкновенно толстым. Постепенно все нормализовалось. Спасибо Кришне!
Все время получалось, что Кришна делал что-то, а я просто наблюдал.
Но поиск продолжался: почему же все-таки Харе Кришна, а не какие-то другие виды религии?
На вопрос Амбариши, заданный мне еще до ареста: «Что ты хочешь от Харе Кришна?», я смог ответить, только оказавшись в тюрьме. Пока я находился в заключении, этот вопрос неотступно меня преследовал. И в итоге я смог ответить на него. Ответ прозвучал таким образом: «Если я душа, то мое место в духовном мире». Впоследствии я всегда держался этой идеи внутри себя и медитировал на нее. Это помогало жить, помогало переносить какие-то маленькие аскезы.
Однажды ко мне приехали из Москвы КГБэшники. И местные, естественно, тоже прибыли. Человек пятнадцать их было всего. Они начали меня уговаривать поменять образ жизни. Особенно отличился главный врач. У него на пальце был большой перстень, а на руке — огромные часы «сэйко», они тогда очень модными считались, это была «крутизна несусветная». Так же считалось, что «болт» (перстень) на пальце — это круто. Врач принялся мне объяснять, как надо хорошо жить, что у него в отделении есть много симпатичных девочек. Можно отлично с ними погулять. Невероятно гадливые предложения поступали с его стороны. Я тогда очень сильно разозлился. Помню, сказал, что если бы была моя воля, я бы больше трех дней не позволил им топтать эту землю. На следующий день у врача случился обширный инфаркт, и он умер, хотя для этого не было никаких предпосылок. Все, кто слышал наш разговор, были в ужасе, ко мне боялись подходить.
Молва — вещь серьезная и действенная. Эта история обросла подробностями, передавалась из уст в уста. И вся огромная больница знала, что в восьмом отделении какой-то боговерующий сидит, и к нему нужно относиться с должным почтением, иначе Бог накажет.
После сего случая началось ко мне паломничество. Из деревни Владимировки пришел председатель сельсовета. У них была очень сильная засуха. Менты пропустили его ко мне. Он приходит и говорит:
— Сынок, у нас засуха. Священник сказал, заколоть барана, заколоть быка. Закололи, еще кто-то что-то пожертвовал, но ни дождинки не пролилось с неба.
А я спросил:
— Зачем убивали животных? Богу это неугодно.
— Ты, — говорит, — научи нас, что мы можем сделать, чтоб дождь пошел. Ну что я тогда знал? Вынужден был на ходу придумывать рецепты. И я придумал:
— Найди несколько человек верующих.
— Я верующий человек, вот, перекрещусь, — сказал он и перекрестился. Я ему:
— Найди трех верующих человек, и пусть они всю ночь проведут в молитве и в посте, без еды и питья. А завтра раздайте 108-ми нуждающимся людям по хорошей буханке хлеба и литру молока. Хватит тебя на это?
— А если я больше дам?
— Сколько сможешь, столько и отдай. Сколько найдешь обездоленных, стольким и отдай, и дождь будет, я тебе это обещаю, — уверил его я.
Ничего не предвещало дождя, но Кришна вмешался, и дождь полил. Дня три был ливень, который мог смыть почву. Небо было мрачное, люди уже забыли, как выглядит солнце, постоянно стояла пасмурная погода.
Паломничество ко мне продолжалось. Кто сыр нес, кто, узнав, что мясо, рыбу нельзя, штук пятьдесят яиц принес. В то время это было большим подарком, потому что яиц не было в магазинах. А тут человек принес, пожертвовал, считая, что сделал доброе дело. Но когда им стало известно, что я полный вегетарианец, то мне стали приносить горы фруктов. Я их предлагал Кришне и раздавал «дурикам», с которыми лежал в психушке. И это длилось буквально недели три, до тех пор, пока меня не отправили в спецбольницу. Там уже стало значительно хуже.
