Александр Доброклонский - Александр Доброклонский Руководство по истории Русской церкви
В большом употреблении были и чтились как святыни иконы и святые изображения на стенах храмов. Несколько икон привез с собою из Корсуня еще святой Владимир и поместил их в Десятинном храме; иконы привозили с собой из Константинополя митрополиты, епископы и другие лица; иконы иногда нарочно вписывались из Греции ж Россию. Вообще Корсунь и Константинополь — вот места, откуда по преимуществу доставались нами святые иконы. Греческих мастеров выписывали обыкновенно и для стенной живописи в храмах; так, например, было при расписывании Киевского, Новгородского и Владимирского соборов, Кииево–Печерской и Богородице–Рождественской Боголюбовской церквей. От греческих мастеров у нас пошло и свое иконописание. Известен первый русский иконописец, монах киево–печерский, преподобный Алипий, считавший подвигом безвозмездное писание икон. Естественно, что живопись велась у нас в византийском стиле; греческие мастера, расписывавшие Киево–Печерскую церковь (в конце XI в.), оставили после себя»подлинники»(свитки для руководства иконописцами), с которыми русские иконописцы сообразовались в писании икон. Строго византийский стиль и действительно виден на древнейших иконах домонгольского периода; они имеют в виду не услаждение эстетического чувства, а пробуждение и воспитание веры и благочестия; поэтому лики святых не поражают телесной красотой или отпечатком сильных внутренних движений, но дышат небесным величием и спокойствием, а вместе кроткостью и смирением, показывают полное преобладание духа над телом: тело их как–то утончено и измождено, очи молитвенно обращены к небу, руки или сложены крестообразно на груди, или подняты кверху, или благословляют. Рядом с живописными существовали у нас, как и в Греции, изображения мозаичны, т. е. составляемые из маленьких кусочков специально изготовленного цветного стекла; в этом случае, конечно, невозможно было так удачно передать то выражение и ту мысль, какую передавали красками; мозаика привозилась греками и, вероятно, покупалась русскими мастерами, у них обучавшимися искусству составлять из нее святые изображения. Несколько таких изображений сохранилось до нашего времени в Киево–Софийском соборе, в Киево–Михайловском, Антониевом Новгородском монастырях и в других местах. Святые изображения пользовались у нас большим уважением. Отсюда явился обычай украшать их золотом, серебром и драгоценными камнями. Андрей Боголюбский, например, в одну Владимирскую икону Богоматери»вковал золота более 30 гривен (на сумму около 5000 р.), кроме серебра, каменья драгаго и жемчуга» [261]. Уважение к иконам простиралось до того, что на них смотрели, как на сильных заступниц и помощников в опасностях: почти каждый город отдавал себя под покровительство какой–либо иконы; ее выносили на городскую стену во время опасности от неприятелей [262], иконы нередко носили и в войсках во время военных походов [263]. Особенно большим уважением пользовались иконы, прославленные чудесными действиями. Из них замечательны: а) Киево–Печерская икона Божией Матери, принесенная греческими зодчими из Константинополя около 1073 г. и теперь в подлинном виде хранящаяся в Киево–Печерской лавре [264]. б) Икона святого Николая, так называемого Мокрого, хранящаяся теперь в приделе Киево–Софийского собора, устроенном на хорах во имя святого Николая, в первый раз сделалась известной при Всеволоде I (XI в.) по следующему чуду: у одного киевлянина, возвращавшегося с богомолья, утонул ребенок, выпав из рук задремавшей матери; родители в огорчении прибыли домой и обратились с молитвой к святому Николаю; ребенок мокрый и живой в ту же ночь оказался в Киево–Софийском соборе перед означенной иконой святого Николая [265]. в) Владимирская икона Божией Матери, по преданию, писанная евангелистом Лукою; привезена она в Киев из Константинополя около 1131 г., несколько времени находилась в женском Вышгородском монастыре, в 1155 г. перенесена князем Андреем Боголюбским во Владимир–на–Клязьме, затем в 1395 г. — в Москву, где теперь и находится, поновленная, в Успенском соборе [266]. г) Новгородская икона Знамения Божией Матери, находящаяся в Новгородском Знаменском монастыре; прославлена она многими чудесами. В первый раз ее чудотворная сила обнаружилась в 1169 г. во время нападения на Новгород бесчисленной рати Андрея Боголюбского Новгород находился в критическом положении. Новгородцы уповали на помощь Господа и Его Пречистой Матери. Раз во время молитвы архиепископ Иоанн услышал голос, повелевавший ему идти в церковь Святого Спаса, взять оттуда икону Богоматери и вынести на городскую стену. Архиепископ послал было за ней дьякона с клирошанами; икона не двигалась с места; архиепископ отправился сам, отслужил всенародное молебствие, икона двинулась и была внесена на стену. Войска Боголюбского сделали решительный приступ и пустили тучу стрел. Икона чудесно обратилась лицом в новгородскому народу; слезы текли из очей Богоматери; суздальцы, пораженные слепотою и внезапным страхом, начали биться между собой; ободренные новгородцы вышли из города и одержали полную победу [267]. д) Зарайская икона святого Николая, принесенная в 1224 г одним корсунским священником, согласно повелению этого святителя, в Рязанскую землю и торжественно поставленная в новопостроенной церкви святого Николая, в городе Зарайске (Рязанской губ.); прославилась многими чудесами еще в древнее время [268].
Немало было у нас в домонгольский период мощей святых и других реликвий. Еще святой Владимир привез с собою из Корсуня и впоследствии положил в Десятинном храме мощи Климента, епископа Римского, Фива и других святых. Греческий Восток во главе с Царьградом доставлял нам мощи и в после–дующее время; например, дочь греческого императора Алексея Комнина, жена великого князя Святополка–Михаила Варвара принесла с собой в Россию мощи святой великомученицы Варвары и положила их в Киево–Михайловском монастыре (1108 г.) [предположение, высказанное в хронике игумена Златоверхо–Михайловского монастыря Феодосия Софоновича (1655—1672 гг.). Мощи вмц. Варвары действительно попали в Киев при князе Святополке (бывшем строителем Златоверхо–Михайловского монастыря), но привезены были неизвестным лицом, так как дочери с именем Варвара у Алексея Комнина не было — Прим. ред.]. Были у нас и такие реликвии, как например, частицы и креста Господня, срачица святого Димитрия Солунского. Открывались, наконец, мощи и русских святых. Таковы мощи святых мучеников, князей Бориса и Глеба, преподобного Феодосия Печерского, святых Леонтия и Исайи, епископов Ростовских, святого Игоря Ольговича, великого князя Киевского, убитого киевлянами в 1147г., святого Всеволода–Гавриила, псковского князя († 1138 г.), святого мученика болгарского Авраамия. Уважение к святым мощам выражалось в том необычном стечении народа, которым сопровождалось перенесение святых мощей из одного места в другое [269], в тех путешествиях, которые предпринимали многие из отдаленных мест на поклонение святым мощам, и в том усердии, какое прилагали к украшению рак для святых мощей; например, суздальский тысяцкий Георгий, сын варяга Шимона, прислал в Печерскую обитель для окования раки преподобного Феодосия 500 гривен серебра и 50 гривен золота (приблизительно на сумму 18 тыс. руб.) [270]. Владимир Мономах оковал раки святых мучеников Бориса и Глеба и клетки, где они помещены, золотом и серебром, поставил перед ними украшенные золотом подсвечники и повесил серебряные вызолоченные лампады, так что многие из греков говорили, что такого украшения рак они нигде не видели [271].
§ 21. Храмы имели очень большое значение для народа как в религиозном, так и гражданском отношении. Ввиду неразвитого культа русских язычников они невольно привлекали к себе их внимание и вместе с организованным богослужением, открыто совершавшимся в храмах, наглядно говорили им о внутренней силе и стойкости христианской религии. Чтобы сравнение ее со слабостью языческой религии проводилось легче и чтобы скорее и непосредственнее совершался переход людей от язычества к христианству, князья намеренно ставили христианские храмы»по местам, где прежде стояли кумиры» [272]; таковы, например, храмы святого Василия и Петра в Киеве, кафедральный собор Преображенский в Чернигове и др. Таким образом, на первых порах храмы способствовали распространению христианства. Затем они стали служить религиозно–нравственной школой для народа, поскольку здесь предлагались поучения, слово Божие, молитвы и церковные песнопения на понятном ему языке. Одновременно с этим храмы приносили и гражданскую пользу. Около приходской церкви заводились благотворительные учреждения; церковный причт обучал чужих детей грамоте; в церковь сходились обыватели различных деревень и объединялись около нее как центра в общину (приход); по большим приходским праздникам на церковном погосте устраивали общий пир на счет сборных припасов; сюда съезжались знакомые и из окрестных приходов; здесь завязывались разные экономические сделки и велся торг. На церковном погосте нередко собирались общинные сходки для решения различных вопросов касательно быта, суда, податей, содержания церкви и пр. При некоторых церквах даже составлялись из прихожан постоянные союзы, так называемые братства, для забот о церкви, причте, благотворительных заведениях и различных приходских делах; они имели свою сборную избу при церкви, куда и собирались братчики. Таково, например, Ивановское купеческое братство при церкви Иоанна Предтечи на Опоках, в Новгороде. На погосте останавливался князь или его чиновник для сбора полюдья и даней, сюда же являлись во время сходок глашатаи княжеских приказов и частные лица, разыскивающие вора. Словом, приходский храм был центром, около которого сосредоточивалась жизнь сельской общины, не только религиозная, но и гражданская. Городские соборы играли такую же роль по отношению к целому городу и иногда всему уделу. По звону соборного колокола и близ собора сходилось народное вече; город, а часто его пригороды и волости считались как бы принадлежностью кафедрального собора: Новгород и его волости были городом и волостями святой Софии, Владимир — святой Богородицы, Псков — святой Троицы и т. п. Весь город ставился под покровительство местной соборной святыни. Характерно в этом отношении предание о построении новгородского собора: на куполе его живописцы изобразили Спасителя с благословляющей рукой; на другой день рука оказалась сжатою; исправили; повторилось опять тоже; исправляли таким образом три раза. Наконец на четвертое утро услышали от образа следующий голос:«Не пишите меня с благословляющей рукой, а пишите с рукой сжатой, в знамение того, что Я в руке Моей держу великий Новгород; а когда эта рука Моя раскроется, тогда будет скончание городу» [273]. Таким образом, соборы отчасти продолжали то дело, которое делали приходские храмы: последние вносили объединение в относительно небольшие округа, первые же объединяли эти округа в удел и закрепляли установленное объединение волостей вокруг удельного города. Это же объединение, в свою очередь, расширяли те храмы и соборы, которые прославились своими святынями по всей России; таковы например Киево–Печерский монастырь, Киево–Софийский собор, Вышгородская церковь Бориса и Глеба, куда стекались на богомолье жители различных уделов, и где таким образом происходило общерусское, национальное объединение.
