Игнатий Брянчанинов - Полное собрание творений. Том 2.
«Почему делается это так? Нельзя не сознаться, что многое из сказанного здесь сказано с осязательною справедливостию. Страдальческое состояние человечества на земле, состояние, предлежащее взорам всех, должно иметь свою причину. Но как может быть виноватым потомство в согрешении праотца, отдаленного от потомства и уже чуждого потомству? Потомство карается: это — очевидно. Почему же карается оно, невинное? Почему несет оно ужасную вечную казнь? Казнь переходит с поколения на поколение, ложится тяжеловесно на каждом поколении, стирает с лица земли каждое поколение, подвергнув прежде каждое поколение бесчисленным томлениям. Каждое поколение является на лице земли бессознательно, невольно, насильственно. Каждый человек вступает в земную жизнь без способности произвольно действовать способностями, которые в младенце должно скорее уподобить семенам, нежели произрастениям. Какое же участие потомства в грехе праотца, участие, достойное таких казней, когда не было и нет самой возможности для потомства принять участие в грехе ни тонким сердечным согласием, ниже [ни. Ред.] малейшим уклонением ума? Где тут правосудие Божие? где благость? Вижу одно, противное им». Так вопиет немощный человек, ослепленный греховным, вещественным жительством своим. Так вопиет он и призывает пред себя к допросу судьбы Божии.
Так вопиет неведение Бога! так вопиет гордость человеческая! так вопиет незнание человеком самого себя! так вопиет ложное понятие о себе и о всей обстановке своей! так вопиют они — и никто не внемлет воплю. Посредством таких возгласов человеки, не понимая того, обнаруживают только объявший их недуг самомнения и самообольщения: посредством таких возгласов они обличают живущее в них сознание в себе способности и желание быть распорядителями вселенной, {стр. 89} судьями и наставниками Бога в Его управлении миром, и никто не дает им высоких заоблачных престолов, на которых прежде возмутившихся человеков захотели воссесть возмутившиеся ангелы. Безрассудное начинание погрязает, как в темной пропасти, в безрассудности своей, терзая жертвы, предавшиеся опрометчиво, увлеченно этим начинанием, терзая их муками бесплодными в цепях неразрешимых. События идут своею чередою, в домостроительстве вселенной не происходит никакой перемены, судьбы Божии пребывают непреложными. Ничтожество и самообольщение человеков доказывается им положительно и неопровержимо суровым опытом.
Точнейшее математическое соображение объясняет человеку со всею определенностию бесконечное отличие его от Бога и по существу и по свойствам, хотя для изображения того и другого употребляются одни и те же слова по причине скудости языка человеческого. Бесконечное управляется совсем иными законами, нежели все, что только может быть изображено числом по методу положительной науки, на которой зиждутся все другие науки, как зиждется на костях весь состав человека. Из этой аксиомы вытекает другая аксиома: действия бесконечного естественно недоступны для постижения всех каких бы то ни было разумных тварей, подвергающихся изображению числом. Число, насколько бы ни возрастало оно, пребывает числом и отличается от бесконечного бесконечным различием, которым одинаково отличаются от бесконечного все числа. Стремление к постижению недоступного для постижения есть ни что иное, как следствие ложного знания, составившегося из ложных понятий. Стремление это не может не действовать сообразно своему началу: оно должно повести к самым гибельным последствиям по свойству всех действий, исходящих из лжи. Откуда явилось это стремление? Очевидно: из гордостного, ошибочного мнения о себе, которое увлекает человека давать себе иное значение, нежели какое ему дано в необъятном мироздании.
Рассматриваю себя! и вот зрелище, изобразившееся предо мною при рассматривании себя! вот как описан я неоспоримо, описан чертами верными, красками живыми, описан самими опытами, самими событиями из моей жизни! Какое заключение должен я вывести о себе из этой живописи? Заключение, что я отнюдь не самобытное и не самостоятельное существо, что я лишен самых основных, самых жизненных познаний о себе. Настоит нужда, настоит необходимость, чтоб иной объяснил {стр. 90} мне меня удовлетворительнее, чтоб объявил мне мое назначение, чтоб указал мне деятельность правильную, и тем предохранил меня от деятельности без смысла и без цели.
Эту настоятельную нужду, эту необходимость признал сам Бог. Признал Он ее и даровал человекам Откровенное учение, которое возводит нас к познаниям, не доступным для собственного постижения нашего. В Богооткровенном учении Бог открыл Себя человеку, насколько ограниченному человеку может быть объяснен и открыт неограниченный и необъяснимый Бог. В Богооткровенном учении открыл Бог человеку значение и назначение человека, его отношение к Богу и к мирам, видимому и невидимому. Открыл Бог человеку познание о человеке, насколько это познание доступно уму человека. Полное и совершенное познание человека, как и всякой другой твари, имеет один, способный к полному и совершенному познанию всего, — всесовершенный Бог.
Божественное откровенное учение, будучи сличено с познаниями, доставляемыми человеку точным рассматриванием себя, подтверждается этими познаниями и подтверждает их. Познания, подтверждаясь одни другими, предстоят пред человечеством в ярком свете неопровержимой истины.
Божественное откровенное учение возвещает мне, опыты жизни доказывают мне, что я — создание Божие. Я — создание Бога моего! я — раб Бога моего, раб, вполне подчиненный власти Бога, объемлемый, содержимый властию Его, властию неограниченною, самодержавною в точном смысле слова. Власть не совещается ни с кем, власть не дает о предположениях и действиях своих никому никакого отчета: никто, ни из человеков, ни из Ангелов не способен ни дать совета, ни выслушать, ни понять отчета. Искони бе к Богу Слово Его [194].
Я раб Бога моего, несмотря на то, что мне даны свободная воля и разум для управления волей. Воля моя свободна почти только в одном избрании добра и зла; в прочих отношениях она ограждена отвсюду. Могу пожелать! но пожелание мое, встречаясь с противоположною волею других человеков, с противоположным направлением непреодолимых обстоятельств, остается, по большей части, неисполнимым. Могу пожелать многого, но собственная немощь моя соделывает бесплодным многое множество пожеланий моих. {стр. 91} Когда пожелание останется неисполненным, особенно когда пожелание представляется и благоразумным, и полезным, и нужным, — тогда сердце поражается печалию. Соответственно значению пожелания печаль может усиливаться, нередко переходить в уныние и даже отчаяние. Что успокаивает в лютые времена душевного бедствия, когда всякая помощь человеческая или бессильна или невозможна? Успокаивает одно сознание себя рабом и созданием Божиим; одно это сознание имеет такую силу. Едва скажет человек молитвенно Богу от всего сердца своего: да совершается надо мною, Господь мой, воля Твоя, — как и утихает волнение сердечное. От слов этих, произнесенных искренне, самые тяжкие скорби лишаются преобладания над человеком.
Что значит это? Это значит, что человек, исповедав себя рабом и созданием Божиим, предавшись всецело воле Божией, немедленно вступает всем существом своим в область святой Истины. Истина доставляет правильное настроение духу, жизни. Взошедший в область Истины, подчинившийся Истине, получает нравственную и духовную свободу, получает нравственное и духовное счастие. Эта свобода и это счастие не зависят от человеков и обстоятельств.
Аще вы пребудете во словеси Моем, сказал Спаситель иудеям, воистинну ученицы Мои будете и уразумеете Истину, и Истина свободит вы. Всяк творяй грех раб есть греха. Аще убо Сын Божий, Который есть Само-истина, высвободит, воистинну свободни будете [195]. Служение греху, лжи, суете есть в полном смысле рабство, хотя бы оно представлялось по наружности блестящей свободой. Рабство это — рабство вечное. Только тот совершенно и истинно свободен, кто — истинный раб Бога своего.
Еще глубже погружаюсь в рассматривание себя, и новое зрелище открывается предо мною. Усматриваю решительное расстройство моей собственной воли, непокорность ее разуму, а в разуме усматриваю утрату способности руководить волей правильно, утрату способности действовать правильно. При рассеянной жизни мало замечается это состояние, но в уединении, когда уединение освещено светом Евангелия, состояние {стр. 92} расстройства сил душевных является в обширной, мрачной, ужасной картине. И служит оно свидетельством предо мною, что я — существо падшее. Я — раб Бога моего, но раб, прогневавший Бога, раб отверженный, раб, караемый рукою Божиею. Таким объявляет мне меня и Божественное Откровение.
