Димитрий Ростовский - Жития Святых — месяц февраль
Когда святую били, она не переставала радоваться, и изнемогли бьющие ее.
Тогда игемон издал такой смертный приговор:
— Гордейшую девицу Дорофею, которая не захотела принести жертвы бессмертным богам и быть живою, но пожелала лучше умереть неизвестно за какого Человека, именуемого Христом, — повелеваем усечь мечем.
Святая дева Дорофея, услышав это, громко воскликнула:
— Благодарю Тебя, душелюбец Христос, что Ты призываешь меня в рай Твой и вводишь в Твой пресвятой чертог.
И вот, когда святую мученицу повели на смерть, и она выходила из претора, — некий ученый и советник игемона, по имени Феофил, — издеваясь, сказал ей:
— Послушай, невеста Христова, пошли мне из рая Жениха твоего яблоко и розовых цветов.
Святая Дорофея ответила на это ему:
— Я и действительно сделаю это.
Когда же они пришли на место казни, мученица умолила палача, чтобы он позволил ей немного помолиться Господу своему. И когда она окончила молитву, предстал ей Ангел Господень в образе весьма красивого отрока; на чистом плате он нёс три прекрасных яблока и три розовых цветка.
Тогда святая мученица сказала ему:
— Молю тебя, отнеси все это Феофилу и скажи ему: «вот ты теперь имеешь, что просил».
Сказав это, она преклонила под меч святую свою главу и, будучи усечена, торжествуя, отошла ко Христу Господу, Жениху своему, возлюбив Которого от юности, приняла теперь от руки Его, в чертоге небесном, венец победы.
Феофил же, издеваясь над обещанием святой девицы Дорофеи, сказал друзьям своим:
— Ныне, когда вели на смерть святую Дорофею, которая именовала себя невестою Христовою и хвалилась, что войдет в рай Его, я сказал ей: послушай меня, невеста Христова, — когда ты войдешь в рай Жениха твоего, пошли мне оттуда несколько розовых цветов и яблоков.
И она ответила:
— Воистину я пошлю тебе их.
Сказав это, Феофил и друзья его засмеялись. И вот внезапно предстал ему Ангел с тремя прекрасными яблоками и тремя цветками, и сказал ему:
— По обещанию своему, святая дева Дорофея послала тебе всё это из рая Жениха своего.
Тогда Феофил, увидев яблоки и цветы и взяв их в руки, громко воскликнул:
— Христос есть истинный Бог, и нет неправды в Нем ни единой!
Друзья и товарищи на это сказали ему:
— Ты, Феофил, беснуешься или глумишься?
Он отвечал им:
— Не беснуюсь я и не глумлюсь, но здравый разум заставляет меня верить в истинного Бога, Иисуса Христа.
— Но что же означает эта внезапная твоя перемена? — спросили его.
— Скажите мне, какой теперь месяц? — спросил друзей своих Феофил.
— Февраль, — отвечали ему.
— В это зимнее время, — сказал тогда Феофил, — всю Каппадокию покрывает мороз и лёд, и нет ни одного дерева или какого либо растения, чтобы оно украшалось листьями; итак, как же вы думаете, — откуда эти цветы и эти яблоки с сучками и листьями?
Сказав это, он показал им яблоки и розовые цветы. Друзья Феофила, видя эти плоды и обоняя их прекрасное благоухание, сказали:
— Мы и в обычное для плодов и цветов время не видали ничего подобного.
На это Феофил им ответил:
— Когда святую деву Дорофею вели на смерть, я считал ее безумною, так как она называла женихом своим Христа и все говорила про Его рай. Тогда, издеваясь, я сказал ей, как к безумной: когда придешь в рай Жениха своего, пошли мне оттуда яблоков и цветов. Она на это мне ответила: «Я и действительно это сделаю». Тогда я смеялся на ее слова, но теперь вот, по ее усечении, внезапно предстал предо мною малый отрок, — возрастом не более четырех лет и красоты неизреченной; я не думал, чтобы он даже и говорить умел, но, толкнув меня, сей отрок стал говорить, как муж совершенный:
— Святая дева Дорофея, — сказал он мне, — как и обещала, прислала тебе дары из рая Жениха своего.
Сказав это, он отдал мне всё присланное в руки и стал невидим. Проговоря это, Феофил воскликнул:
— Блаженны верующие во Христа и страждущие ради имени Его святого, ибо Он есть истинный Бог, и всякий, верующий в Него, поистине премудр!
После таких и подобных им воззваний Феофила, некоторые пришли к игемону и сказали ему:
— Советник твой Феофил, доселе ненавидевший христиан и старавшийся погубить их лютою смертью, ныне во всеуслышание хвалит и благословляет имя некоего Иисуса Христа, и многие из слушающих речи его уверовали в этого Человека.
Игемон тотчас же велел привести к себе Феофила и спросил его:
— Что говорил ты сейчас во всеуслышание?
Феофил отвечал:
— Я хвалил Христа, Которого прежде, до сего дня, хулил.
Игемон сказал ему на это:
— Удивляюсь тебе, человеку разумному, что ты прославляешь теперь имя Того, чтителей Которого доселе преследовал.
— Оттого я и уверовал во Христа, как истинного Бога, — отвечал Феофил, — что Он внезапно обратил меня от заблуждения на путь истины и соблаговолил, чтобы я познал Его, Бога Истинного.
Тогда игемон сказал:
— Все склонные к любомудрию всё более и более преуспевают в премудрости, ты же из мудрого стал внезапно безумным, именуя Богом Того, Кого иудеи распяли, как это ты слышал и от самих христиан.
На это Феофил отвечал:
— Я слышал, что Христос был распят, и заблуждался, не считая Его Богом и хуля ежедневно. Ныне же я каюсь в прежних своих заблуждениях и хулениях и исповедую Его Истинным Богом.
— Где же и когда ты стал христианином, — спросил его игемон, — если ты до самого нынешнего дня приносил жертвы богам?
— В тот самый час, — ответил Феофил, — когда уверовал во Христа и исповедал Его, — тогда и стал христианином; и теперь я, от всего сердца верую в бессмертного Христа, Сына Божия, проповедую имя Его истинное, имя святое, имя непорочное, — имя, в коем не обретается ни лицемерия, ни того заблуждения, какое царствует в идолах.
Тогда игемон сказал:
— Итак, значит, наши боги есть заблуждение?
— Как может не быть лжи в тех идолах, — ответил Феофил, — которых рука человеческая сделала из дерева, выковала из меди и железа и изваяла из олова, — на коих гнездятся совы, и пауки ткут свои сети, внутри же они полны мышей? И если я теперь говорю неправду, то да буду человеком лживым; ты же сам рассмотри, не истину ли я говорю? а так как я не лгу, то ты и сам скоро согласишься с истиною и отвратишься от лжи. Ибо тебе, как судии, судящему за ложь других, должно и самому обратиться от лжи к истине, — Христу Богу.
Тогда игемон сказал:
— Итак, наши боги не живые существа?
— В идолах мы видим подобие человеческое, — ответил на это Феофил, — но они бесчувственны: Бог же есть существо невидимое, живое и Податель всякой жизни. Идолы, если они сделаны из дорогого материала, обыкновенно стерегутся, чтобы их не украли воры, Бог же Небесный никем не охраняется, но Он охраняет всех, соблюдая Свое создание.
Тогда игемон воскликнул:
— О, окаянный Феофил! вижу, что ты желаешь погибнуть лютою смертью.
— Я стремлюсь обрести добрую жизнь, — отвечал блаженный Феофил.
После этого игемон сказал:
— Знай, что если останешься при этом своем безумии, то я предам тебя великим мукам, а потом повелю предать тебя жестокой смерти.
— Я теперь только того и желаю, чтобы мне умереть за Христа Бога, — ответил Феофил.
— Вспомни дом твой, жену, детей и сродников твоих, — сказал тогда игемон, — и безумно не выдавай себя на лютую смерть, ибо ведь это действительно безумие, — самовольно отдать себя на те муки и казни, которыми обыкновенно наказываются злодеи.
На это святой мученик ответил:
— Это не безумие, но великая премудрость, — кто ради несказанных и вечных благ и вечной жизни, принял преждевременную смерть, не обращая внимания на сии краткие и временные муки.
Тогда игемон сказал:
— Итак, ты лучше избираешь для себя муку, нежели покой, и лучше смерти желаешь, чем жизни?
— Я и мук боюсь, — ответил на это Феофил, — и смерти трепещу, — но тех мук, которым не будет конца, и ужасаюсь той смерти, которая влечет за собою вечную казнь. Мучениям, которым ты можешь предать меня, настанет скорый конец, казнь же, уготованная идолопоклонникам, никогда не скончается!
Тогда игемон повелел повесить святого Феофила нагим на дереве и жестоко его бить. Когда стали бить святого, он произнес:
— Ныне я совершенно христианин, ибо повешен на дерево, а оно подобно кресту. Итак, благодарю Тебя, Христе Боже, что Ты даровал мне быть повешенным на Твоем знамении.
— Окаянный, — сказал игемон, — пощади тело твое!
— Окаянный, пощади душу свою! — ответил Феофил. — Я не щажу своей временной жизни, но за то на веки будет спасена душа моя.
Тогда мучитель, еще более разгневавшись, повелел строгать мученика железными когтями и опалять свечами. Святой же, как бы не чувствуя страданий, радовался в муках своих и только произносил:
