Монах Меркурий - В горах Кавказа (Записки современного пустынножителя)
Проходя мимо какого-то здания с флагом, пустынник попался на глаза милиционеру. Тот, увидев на своем участке незнакомого бородатого человека, остановил его, требуя предъявить паспорт. Пчеловод показал свой документ. Милиционер, взглянув на листки прописки, даже присвистнул: “Вот это да!.. Нигде не прописан… да еще и паспорт просрочен!” Он с удивлением посмотрел на брата, завел его в исполком, а сам стал звонить по телефону. Через 15 минут подъехала спецмашина с арестантской будкой. Отшельника водворили в нее вместе с медогонкой и повезли к центру города. По пути снова остановились и посадили в будку еще трех пассажиров: каких-то приезжих монахов, ожидавших у дороги автобуса.
Машина остановилась во дворе Управления внутренних дел. Всех завели в кабинет начальника милиции. Сержант, сопровождавший монахов, вынул паспорта и положил их перед начальником на стол. Тот взглянул на листки прописки, один паспорт отложил в сторону, а три оставшиеся взял в руку и обратился к приезжим монахам:
— Почему вы не прописались в трехдневный срок в курортном бюро?
— Так ведь мы не курортники, а паломники, — ответил старший из них.
— Что это такое — паломники? — с недоумением вопросил начальник.
— Мы странствуем по святым местам, — объяснили они.
— Ничего не знаю, в инструкции об этом не сказано. У меня под наблюдением находятся вольноопределяющиеся курортники, туристы и приехавшие по путевкам санаторно-отдыхающие. Все они, приезжая сюда, прописываются в трехдневный срок: туристы — на турбазе, вольноопределяющиеся курортники — в частных домах, прибывшие по путевкам — в санаториях. А вы почему пренебрегаете существующим положением?
— Да ведь мы только вчера приехали, — ответили паломники.
— На чем: на самолете или на поезде?
— Поездом.
— Где же ваши железнодорожные билеты?
— Мы их даже не забирали у проводника.
— А почему не взяли?
— Так нам в них нет никакой надобности.
— А из чего же я узнаю, что вы приехали сюда только вчера, а не полгода назад? Вот, например, пришлют мне сегодня из Москвы срочную телеграмму, чтобы я разыскал какого-либо человека, я тут же сигнализирую в паспортный стол курортного бюро. Если его там нет, даю второй сигнал на турбазу. Если и там нет, даю третий сигнал в санаторное бюро прописки и, найдя его, арестовываю. И тут же сообщаю ответной телеграммой, что такой-то задержан. А где прикажете вас разыскивать, если придет распоряжение взять вас под арест? Стало быть, мне нужно будет разъезжать по святым местам и расспрашивать, не встречал ли кто-нибудь такого-то святого отца?.. Так или не так?! — свирепо сверкнув глазами, вопросил начальник, ударив кулаком по столу. Потом сделал короткую паузу и сам ответил: — Так! — Свою психическую атаку он закончил угрозой: — По существующему законоположению я должен привлечь вас к судебной ответственности за нарушение паспортного режима.
В это время сержанта кто-то позвал, и он вышел из кабинета. Воспользовавшись его отсутствием, старший из монахов положил на стол начальника сторублевую купюру, и тот, не постеснявшись постороннего человека, задержанного почти по той же вине, сразу же прикрыл деньги папкой. Его свирепый тон мгновенно переменился, и, возвращая монахам паспорта, он дружелюбно сказал: “Ну, ступайте, ступайте своей дорогой по святым местам”. После их ухода в кабинет вернулся сержант, и начальник, вручая ему оставшийся паспорт, приказал: “А этого вези в спецприемник”.
Был уже поздний вечер, когда милиционер вывел арестованного брата-пчеловода из кабинета, снова посадил вместе с медогонкой в арестантскую будку и повез по назначению. Во дворе спецприемника он снял медогонку и поставил в коридоре арестантских помещений, а пустынника сдал дежурному надзирателю, который отвел его в камеру. Изнутри послышались голоса: “Зачем ты его привел, здесь совсем нет свободного места!” Надзиратель на это ответил: “Дверь закрывается, значит свободное место есть!” — и повернул ключ в замке.
Оказавшись в камере уже ночью, брат ужаснулся, видя ее до отказа набитой арестантами. Ни на нарах, ни под нарами, ни на полу в проходе вплоть до самого туалетного бачка не было и полметра свободного места. Сжалившись над вновь прибывшим, кто-то из лежавших на нарах поджал ноги, дав ему возможность сесть с краю. Так он и сидел без сна до рассвета. Утром, вместе с другим арестантом, его вызвали в спецчасть. Начальник спецчасти, увидев второго, воскликнул: “Ты опять пришел сюда, волк двуногий?” Тот, нимало не смутившись оскорблением, ответил насупившись: “Не пришел, а привели”.
Пока начальник спецчасти снимал отпечатки пальцев у “волка”, следователь занялся допросом пустынника. Прежде всего он спросил: — Где ты проживал в течение четырех лет после последней выписки в твоем просроченном паспорте?
Брат ответил, что жил неофициально в монастыре ввиду того, что органы милиции не давали разрешения на прописку, в соответствии с лимитом, утвержденным Москвой.
— Из каких соображений ты решил приехать сюда?
— Еще в монастыре я заболел астмой, и врач посоветовал мне ехать в горы. Здесь, на Кавказе, я выздоровел. А если бы не сменил климата, то давным-давно бы уже умер.
— И после выздоровления, стало быть, ведешь здесь паразитический образ жизни?
— Нет, нет, — возразил брат, — вблизи одного горного селения у меня есть небольшая пасека. Она дает мне средства к существованию. Как раз я везу для нее эту вещь — И указал пальцем на стоящую у стены медогонку.
— Что это такое? — поинтересовапся следователь.
— Медогонка, — ответил брат.
— Но все равно ты не занимаешься общественно-полезным трудом.
— Так я же монах, принявший постриг, которым обрек себя на пожизненное безбрачие, а потому веду одинокую жизнь, удаленную от мира. Само слово “монах” в переводе с греческого означает “один”, или “одиночка”, то есть отшельник.
Следователь, покачав головой, продолжал записывать показания в книгу допроса. После заполнения протокола с пустынника сняли отпечатки пальцев и увели в камеру. “Волка” привели позже, и он, обратившись к пустыннику, с сочувственным упреком сказал: — Эх, святой отец, святой отец! Дурачина ты, простофиля! Зачем же ты носишь при себе просроченный паспорт со штампом последней выписки?! Ты знаешь, что это такое? Это обвинительное заключение. Твое счастье, что ты попал сюда теперь, когда законы стали иными. Судить тебя, конечно, сейчас не будут, но если бы ты попался в сталинское время, то без всякого суда, на основании этого штампа, прислали бы из Москвы короткий приговор спецсовещания тройки НКВД: три года исправительно-трудового лагеря!
ГЛАВА 23
Четки из носового платка — Вши под нарами — Выехать в 24 часа! — Снова в горы — Молитва вернулась — Провалившаяся медогонка — По бревну над потоком
В камере брат-пчеловод неожиданно обратил внимание на то, что в городе еще до ареста у него прекратилось действие внутренней самодвижной Иисусовой молитвы. От состояния духовной радости, которое дано ему было испытать по дороге в город, не осталось и следа. Это непостижимое явление, которому он решительно не мог найти никакого объяснения, очень удивило его.
Теперь, в спецприемнике, он без конца силился возбудить в себе действие непрестанной молитвы, но безуспешно. После каждой напряженной попытки возобновившаяся было молитва прекращалась. Это напоминало сломанные часы, которые вновь начинают тикать при встряхивании, но очень скоро затихают и останавливаются. Пришлось вернуться к старому испытанному методу. Вытащив из кармана носовой платок, пчеловод разорвал его на отдельные ленточки, соединил одну с другой и навязал узелков. Получились четки. Чтобы меньше слышать отвратительное сквернословие сокамерников, он заткнул себе пальцем свободной руки одно ухо и, взяв четки в другую, начал, как в былое время, молиться по четкам, стараясь остановить скитание непокорной мысли. Здесь, в камере, как никогда прежде, брат познал свою немощь в борьбе с бесовскими внушениями, побеждаемый ими ежеминутно в мысленном ратоборстве.
Однообразие тюремной жизни, казалось, удваивало ее продолжительность, но арестанты, как ни странно, спокойно переносили гнетущее состояние неволи, несмотря на крайние неудобства. В переполненной камере не было ни малейшей возможности хотя бы немного пройтись, чтобы размять отсиженные ноги, потому что днем приходилось только сидеть, поджав их под себя.
Только на третьи сутки пустыннику повезло: удалось занять место на полу под нарами. Здесь можно было вытянуться, хотя и приходилось лежать на одном боку. Чтобы повернуться на другой бок, нужно было с немалым трудом вылезти из-под нар, а затем снова протиснуться обратно, туда, где в несметном количестве обитали вши и блохи — хоть лопатой греби… Каждое утро штатная медсестра проходила по коридору вдоль камер и, не открывая дверей, спрашивала: “Больные есть?” Ей отвечали: “Нет”, и она поспешно уходила домой. Иногда все же устраивали баню, но поскольку дезинфекционная камера не работала, вшам и всем прочим насекомым было великое раздолье. Арестанты боялись разглашать эту тайну, что грозило острижкой волос, а потому терпеливо переносили тиранию насекомых.
