Александр Мень - Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей
Каким образом христианство, столь высоко ставящее человека, пришло к инквизиции?
Христианство не пришло, а христиане пришли. Это большая разница. Ведь есть христианин по названию, а есть по сути. Христос говорит: “Не всякий говорящий мне Господи, Господи, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего”. Понимаете, люди просто не усвоили нечто главное, а главным остается Христос и Его Евангелие. Христианство со всеми аксессуарами – с колоколами, иконами, пением, – оно не стоит ничего, оно является этнографическим феноменом, если в нем нет Христа. У Владимира Соловьева есть прекрасный образ в его “Повести об антихристе”*. Антихрист, человек, который воплощает в себе антихристианское направление, хочет заключить союз с церковными руководителями, и он предлагает православным: я вам устрою замечательные музеи и иконы, буду хранить вашу традиционную культуру; католикам обещает там что-то в богослужении, протестантам -институт по изучению Библии, но Христа нет ни там, ни там, ни там. И вот на этом-то его и изобличают. Форма, мертвая форма. Так вот, на мертвой форме и появляются такие извращения, как инквизиция.
Были ли в истории лжепророки? Какова их роль?
Были, есть и будут, к сожалению. У древних был даже такой метод узнавания ложных пророков: они говорили то, что нравилось толпе. Они предсказывали победу, урожаи, светлое будущее… Это было.
Как Вы знаете, судьба всех близких родственников Сталина очень печальна и трагична. Не является ли это Господней карой Сталину?
Я думаю, что судьба Василия, Якова, Светланы не была определена как кара Сталину. Каждый из них представлял собой личность, сам нес ответственность, и никакого тут нет родового возмездия. Никакого. Наоборот, когда со Светланой произошли духовные, внутренние изменения, мне показалось это символичным. Это была его дочь, и у нее произошло внутреннее обращение к совершенно другому взгляду на мир и на жизнь. А что касается личных проблем, то они такие же, как и у многих других людей. Сталин тут ни при чем.
Революция – ошибка? Ведь столько крови и насилия.
Я думаю, что сегодня многие понимают это. И конечно, общество время от времени приходит в состояние кризиса, катастрофы. Надо признать, что это катастрофа, это болезнь общества, а не норма его. И надо сказать, что Октябрьская революция, как и Февральская, была некровавой революцией. Уже потом последовали вереницы кровавых событий.
Вы упомянули Швейцера и его теорию благоговения перед жизнью. В эпилоге книги “Моя жизнь и моя мысль” Швейцер пишет: “Когда меня спрашивают, кто я – пессимист или оптимист, я отвечаю, что знание во мне пессимистично, но воля и надежда – оптимистичны. Я пессимист в отношении современного состояния мира и вместе с тем я оптимист, я продолжаю сохранять веру в истину, которая не может быть утрачена”. А как бы ответили на этот вопрос лично Вы?
Конечно, мир в его современном состоянии не может порождать в нас легкомысленного и легковесного оптимизма. Поэтому Священное Писание говорит нам, что “мир во зле лежит”. Это слово Божие – “мир во зле лежит”, и сопротивляться этому нечего. Это правда. И поэтому я пессимист. Но когда Господь Иисус говорит: “Я победил мир”, – вот это основание нашего оптимизма. Мы знаем, что все равно сила Божия победит.
Здесь надо вспомнить свидетельство Апокалипсиса. Это угрожающая, страшная книга о катастрофах, о том, что погибает третья часть океана, поражен космос, – то, что раньше казалось невероятным и даже смешным, теперь это вполне реально. Так вот, Апокалипсис – это самая оптимистическая книга во всем Священном Писании. Потому что, рисуя черную, страшную картину истории и столкновения добра и зла, в конце концов ясновидец Апокалипсиса говорит, что побеждает не дракон, не зверь – побеждает Агнец. Поэтому Апокалипсис – это книга надежды и света. И в конце там есть такие слова: “Я стою у двери и стучу”. Это идет Агнец, это идет Христос. Он стучит в дверь каждого человека, Он стучится в дверь истории. Он стучится в дверь каждой цивилизации: “Я стою у двери и стучу, и кто Мне откроет, войду и буду с ним вечерять”. И вот сейчас, как и в те времена, как в любые времена, Агнец стоит у двери нашего сердца. Он не вламывается, Он не кричит, а Он тихо стучит, как просящий. Сама Истина просит нас: пусти Меня. И вот если мы Ее впустим, тогда Он войдет в нас, и тогда наша жизнь озарится совершенно иным светом. Вот в этом источник нашей веры и надежды. Но она не может существовать без любви.
Вы скажете: как понять Божественное и Невидимое? Как любить Его? Но ведь можно же любить весеннее утро, любить ветер, когда он пробегает по траве, облако и молчащие звездные дали. Можно даже любить вселенную в целом, можно любить мир. Можно любить жизнь. Но ведь можно любить и Того, Кто жизнь создал и дал нам эту жизнь. И любовь эта сильна благодарностью. И на этом стоит все. Здесь наша надежда, полная оптимизма. Я не верю, что мир может быть уничтожен силами зла. Потому что хотя и не полностью руководит Господь миром, однако Он в нем присутствует и направляет его. И наше столетие, черное, отвратительное, полное ненависти, разрушения и зла, одновременно и святое столетие. Никакой век не мог дать таких людей, как мать Мария, как Альберт Швейцер, как Максимилиан Кольбе, как монахиня Тереза из Калькутты. “Чем ночь темней, тем ярче звезды”, – говорилось в старину. И поэтому наше время – время мучеников, святых и героев. Как бы зверь ни безумствовал, все равно победа останется за Агнцем, за светом. Такова наша надежда.
Откровение о благости Творца противоречит всему, что мы видим в природе. Как это объяснить?
Да, мы сталкиваемся с таким фактом, что природа не дает нам свидетельств о благости Творца. Природа сурова, жестока, и из этого мы можем заключить о существовании колоссальных интеллектуальных особенностей мироздания, которое развивается по сложнейшим законам, но ни в коем случае о том, что это начало творческое, что оно является началом благим. В очень широком смысле можно сказать, что все устроено премудро и благо, но тем не менее до конца этого сказать нельзя.
Поэтому своего рода открытием, скажем, греческой философии была попытка Платона увидеть Бога как высшее благо и откровение ветхозаветных пророков о том, что Бог есть Бог добра и справедливости, хотя часто Он выступает в довольно суровом обличье, окруженный суровыми атрибутами стихийности: небеса колеблются, Его присутствие как бы уничтожает все окружающее, Он как смерч, как взрыв. Явление Божественной славы пророку Аввакуму или то, как Он явился Софонии, похоже, по словам одного писателя, на ядерный взрыв.
На самом деле, ту тайну, которая открывается в Новом Завете, что Бог есть любовь, человек вычислить был не в состоянии: логически это не вытекало из того, что человек знал, это было Откровением.
Гораздо больше божественных ликов других религий были грозными, суровыми, страшными, как в Мексике или Финикии, и это отражало правильное видение человеком природы. Природа действительно похожа на Молоха, она действительно поражает. Значит, когда мы говорим, что за всем этим сложным процессом стоит благость, это не есть какое-то философское заключение, а это есть тайна, которая как бы вращается, просачивается вокруг Христа, Который пришел явить нам эту сокровенную тайну. И когда ученики попросили: “Покажи нам Отца”, и Он сказал: “Видевший Меня видел Отца”, мы увидели Его как Абсолютное благо.
Бог есть Любовь – это откровение Нового Завета. Значит, вот какой Он был! Вот какой Он есть! На самом деле за всем этим стоит Любовь, которая нам непонятна и недоступна, Замысел, который нам непонятен и недоступен, но он направлен к главному.
Природа не являет нам царствование Бога. Когда мы говорим обычно, что вот Царство Божие приблизилось, это значит, что его до сих пор не было.
Что значит “Царство”? Это господство кого? Царство Абсолютного блага, Источника жизни не господствует в мире – оно находится все время в борьбе или в противостоянии с противоположными тенденциями. По каким-то, повторяю, таинственным причинам это противостояние как бы снимается тем, что Божественная воля из мрака делает свет, из зла делает добро. Конечной целью, как мы можем судить из откровения Нового Завета, является то, чтобы дух – подобие Бога в человеке, – воплотился. Чтобы он имел силу материи, чтобы он имел реальность не только духовную, но и физическую.
Потому что если бы это было не так, то Бог не создал бы вообще видимый мир. Таким образом, видимая природа со всей игрой ее физических сил каким-то образом входит в Замысел. И когда мы находим существо, которое сочетает в себе дух и природу, мы видим, что это существо находится на вершине эволюционной лестницы. И даже если такое существо есть в другом каком-нибудь планетном мире, оно тоже будет в себе сочетать и то, и другое. Даже если это будет плазменное тело, как некоторые фантасты считают, это принципиально не имеет значения. Плазма – вещь материальная, а принцип тот же: чтобы воплотился дух. К этому, по существу, направлена вся эволюция. И об этом говорит нам апостол Павел: “Вся тварь стенает и мучается”, – значит, в мире что-то неблагополучно, и именно в природе, – “ожидая откровения сынов Божиих”, то есть нас, людей. Оказывается, человек должен своим развитием что-то сделать для природы как часть ее, чтобы привести к будущему.
