Алексей Добровольский - Призрак Кудеяра
Столыпин был уверен, что освобождённые от обязательств перед общиной и щедро наделяемые землёй сибирские переселенцы- фермеры явятся надёжным оплотом власти, невосприимчивым к какому-либо бунтарству. Получилось как раз наоборот — и это ещё одно типичное проявление «загадочной русской души»: ушедшие на отруба крепкие мужики в массе своей никак не желали становиться законопослушными фермерами-собственниками и, будучи заводилами- повстанцами, во время Гражданской войны остервенело били сначала белых, а потом — красных. Сподвижник Колчака, генерал Будберг 18 мая 1919 г. записал в своём дневнике: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири. Главными районами восстания являются поселения столыпинских аграрников. Посылаемые карательные отряды жгут деревни, вешают, безобразничают. Такими мерами этих восстаний не успокоить». Только благодаря зелёным сибирским партизанам удалось красным разбить белых. И эти же самые партизаны — «сибирская махновщина» — восстали против победившей большевистской власти под лозунгом: «Ни ЧеКа, ни Колчака!»
Словно предвидя грядущие кровавые потрясения, Лев Толстой гневно поднял свой голос против столыпинского режима и его аграрных реформ, расценив их как реставрацию крепостничества в его новой форме. В частной собственности на землю Толстой видел современный «цивилизованный» хомут рабства. Он пишет резкие про- тестные письма Столыпину, разоблачая его деяния и прямо называя их «дурными и преступными».
Но не только в письмах Столыпину утверждал Толстой ту простую истину, что «не может земля быть предметом собственности, не может она быть предметом купли и продажи, как вода, как воздух, как лучи солнца». Это — чисто Языческое понимание свещенной сути Матери-Земли, торговать которой — всё равно, что торговать родной матерью. То же самое, только более поэтически, выразил за полвека до того индейский вождь Сиэттл в своём известном ответе американскому президенту.
Великий русский писатель был убеждённым противником любой частной собственности, влекущей эксплуатацию человека человеком. Он отвергал любые формы частной собственности, кроме одной — собственности на плоды на своего труда. В 1895 г. в письме редактору журнала «Религия духа» Э. Шмиту Толстой писал: «Уничтожиться должен строй капиталистический и замениться СОЦИАЛИСТИЧЕСКИМ» (выделено мною. — Д.).
Толстой предупреждал Столыпина: «Всегда, покуда будет история, имя Ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи». Так и случилось: в народной памяти остались лишь столыпинские вагоны да столыпинские галстуки; повешенные революционеры в большинстве своём были эсерами-народовольцами, т. е. социалистами-почвенниками, боровшимися за передачу помещичьей земли крестьянам.
Обличая лицемерие и мздоимство казённого православия, позорную роль церкви в закабалении народа, и отлучённый от неё за это, Толстой почти подходит к черте, за которой логически должна следовать отрицательная оценка вообще всего евангельского вероучения, как раболепного и потому безнравственного. Но великий мыслитель, моралист и радикалист, так и не вышедший за рамки иудохристианства, такого шага не делает…
32
Частная собственность и государственная собственность — это лишь два разных способа отбирать у человека результат его труда. В нашем обществе, которое называлось социалистическим, государство присваивало продукт труда всего народа, чтобы потом распределить его. Но как? Всегда ли по справедливости распределяла его партократия?
33
Революция, произошедшая в октябре 1917 г., была СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ, а не большевистской. Ни собственно Русский Народ, ни другие подвластные народы не захотели более терпеть помещиков, фабрикантов, попов, генералов, чиновников и прочих буржуев. 12 ноября 1917 г. состоялись выборы в Учредительное собрание, на которых почти 90 % (!) избирателей проголосовало ЗА СОЦИАЛИСТОВ (в том числе 58 % за эсеров). Большевики же получили всего 25 %.
34
Никакого штурма не было: Зимний дворец защищала лишь горстка юнкеров и женский батальон Марии Бочкарёвой. Да и они не оказали должного сопротивления и были просто разоружены.
35
Вождь пролетариата почему-то вообще называл истинно революционный, левый уклон в социалистическом движении полюбившимся ему словечком «мелкобуржуазный» и клеймил «левый оппортунизм» в статьях «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» (май 1918), «Детская болезнь „левизна!“ в коммунизме» (апр. 1920) и других.
Уже в 1918 г. были изгнаны из «советов» и запрещены все левые революционные партии и организации (анархисты, эсеры и др.), а их участники подверглись репрессиям
36
Русский Национальный Социализм не только не противоречит анархо-коммунизму, но является лучшим его выражением. РНС — это общинность, товарищество и одновременно национальное самоутверждение на своих природных, Языческих корнях.
Слово «национал» в определении нашего Движения не несёт в себе никакой «фашистской» нагрузки. Оно просто означает, что присущее именно нашему народу преимущественно этическое понимание Социализма как общественного устройства на началах Правды, Добра, Справедливости, является нашей характерной национальной чертой. И только.
РНС (его можно назвать и народно-советским строем общества) есть порядок, политической основой которой является власть Советов (сформированных по принципам внепартийности и национально- пропорционального представительства), а экономической — не частная и не государственная, а общинно-кооперативная собственность на средства производства. РНС — ЭТО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ, ОДУХОТВОРЁННАЯ ЯЗЫЧЕСТВОМ.
РНС — это и есть путь к истинно анархическому идеалу, который заключается не в безначалии и беспорядке, а в самоорганизации, самодисциплине, самосовершенствовании.
Анархо-коммунизм — это не распад общества, а напротив, его консолидация; прочное сквозное единство и резкое повышение гармоничной структуризации посредством органической, негосударственной, идущей снизу инициативы народных масс. Почин и ведущая роль здесь принадлежат Советам как самоуправляемым беспартийным образованиям трудящихся. Советы не как органы власти, а лишь как средство содействия людям, чтобы достоинство человеческой личности и интересы общества, индивидуальные права и общественные обязанности не вступали в противоречие друг с другом.
Советы как древнерусский способ народного волеизъявления, народной самоорганизации и самодеятельности — это наша почвенная структура, не имеющая ничего общего с гнилым западным парламентаризмом. Общинно-вечевой строй охранял равенство сородичей и отличался свободой от государственной власти — тем высшим проявлением Свободы-Воли, которое созидается братством вольных родов в племени и братством племён в народе.
Язычники понимали независимость от государственной власти не как беспредельную вседозволенность и самодурство, а напротив, как сознательное подчинение традиционным нравственным нормам и сознательное соблюдение определённых свещенных запретов как по отношению к всеобщей Матери-Природе, так и друг к другу. Ведь, по большому счёту, Языческая Культура и есть свод свещенных («экологических») запретов, а так называемая цивилизованность есть просто паскудство. Современная технократическая эпоха странным образом суеверно-набожная, но в то же время враждебна Язычеству. Языческое вдохновение давно выродилось в духовное нищеблудие, Языческое творчество — в бесплодие. Языческие пороки стали считаться добродетелями, а Языческие добродетели — пороками.
37
Как ни странно, но Русскую Душу, нутром не приемлющую современную цивилизацию, глубже других увидел прозорливый немец Освальд Шпенглер, бывший социалистом на свой лад1. В своей небольшой, но чрезвычайно ёмкой работе «Деньги и машина» (переведённая в 1922 г. на русский глава из II т. «Заката Европы 1») он писал: «С такою же боязнью и ненавистью и русский взирает на эту тиранию колёс, проволок и рельсов, а если он сегодня и завтра даже подчиняется этой необходимости, то когда-нибудь он всё это вычеркнет из своей памяти, удалит из своей среды и создаст вокруг себя совершенно иной мир, в котором и следа не останется от всей этой дьявольской техники».
38
Черчилль в своей книге «Великие современники» писал, что Савинков «сочетал в себе мудрость государственного деятеля, отвагу героя и стойкость мученика». Вообще, судьба эсеров также является одной из загадок Русской Революции. Эта самая многочисленная политическая партия (в 1917 г. число членов доходило до миллиона) получила большинство голосов (58 %) на выборах в Учредительное собрание. Идейная и боевая наследница народников, партия пользовалась огромной поддержкой не только крестьян, но и рабочих и интеллигенции. Почему она потерпела поражение от большевиков?
