Николай Покровский - Евангелие в памятниках иконографии
Изображения на темы евангельской истории занимают в средневековом искусстве исключительно видное место. Они выходят далеко за пределы обыкновенной иллюстрации текста. Подобно самому Евангелию, на котором основана масса литературных произведений, изображения евангельских событий, удерживая общий тип того или иного эпизода, обладают безмерным количеством вариантов, направленных прежде всего на обогащение скупых сообщений евангелистов. Понятное желание знать о жизни и чудесах Христа как можно больше и лучше толкало человека на приращение этого знания всеми доступными путями: записью устных преданий, восполняющих недостающие эпизоды жизни Христа и Богоматери, многоопытным богословским истолкованием Евангелия, поэтической разработкой текста, наконец, простым сочинительством, что особенно типично для народного воображения, всегда готового разукрасить известный рассказ деталями, почерпнутыми из окружающей жизни. Общая эволюция религиозного сознания и перемена взглядов на задачи искусства тоже содействовали осложнению евангельской иконографии. Достаточно указать на совершенно иные, чем в России, пути европейского искусства с эпохи Возрождения, определившего через посредничество Голландии, Германии и Польши поразительное разнообразие русского искусства XVII века. Иконография Евангелия, как она представляется по византийским и русским памятникам, имеет, следовательно, свою историю, причем последняя охватывает более полутора тысяч лет и находится в прямой зависимости от религиозных и художественных идей различных эпох. Такими были общие соображения Н.В. Покровского, когда он приступил к исполнению задуманного труда. Ему предстояло выяснить зарождение евангельской иконографии, пути ее последующего развития, смысловое значение множества общих и индивидуальных решений, наконец, ту невероятную по смешению различных элементов сумятицу, которая характеризует новогреческое и позднейшее русское искусство. Чтобы представить всю картину в ясных контурах и оттенках, Н.В. Покровский нуждался в универсальном методе, который помогал бы ему в самых запутанных вопросах. Единственно возможным путем к достижению своей цели он считал сравнительное изучение вещественных памятников с памятниками древней письменности. Поскольку слово и письменность имели в средние века безусловно первенствующее значение и в подавляющем большинстве случаев изобразительное искусство воплощало уже записанную мысль человека, научный метод Н.В. Покровского был единственно правильным для его широко задуманного исследования.
Подобно Н.П. Кондакову, который не видел возможности написать историю византийского искусства без выявления и предварительного изучения его главнейших памятников, Н.В. Покровский потратил немало усилий на приведение в известность наиболее характерных и наиболее любопытных изображений, уклоняющихся от основных образцов. В ряду источников первое место отведено разнообразным лицевым спискам Евангелия, начиная с кодекса VI века из Россано и кончая обильно иллюстрированными молдавскими и русскими рукописями XVI и XVII веков. Далее следуют греческие и русские лицевые рукописи Псалтири, Слова Григория Назианзина, минологии, акафисты и различные сборники. Немало извлечено из церковных росписей и самого многочисленного вида источников — из русских икон, причем обращение к иконам дополняется сведениями, которые дают толковые и лицевые подлинники. Наконец, не рассчитывая, правда, на полноту материала, Н.В. Покровский использует памятники западного искусства, прежде всего там, где последние заимствуют и по-своему трактуют редкие мотивы, почерпнутые из греческой иконографии Евангелия.
Монография Н.В. Покровского, не считая введения, где освещены задачи, приемы и источники исследования, расчленяется на три части: в первой рассмотрена иконография детства Христа, во второй — факты его общественного служения, в третьей — иконография конечных событий евангельской истории. Каждая из названных частей распадается на главы, соответствующие основным эпизодам сводного евангельского рассказа. Таких глав девятнадцать, и они образуют девятнадцать специальных исследований. Особенно внимательно изучены Благовещение, Рождество, Сретение, Поклонение волхвов, Бегство в Египет, Крещение, Преображение, различные эпизоды учения Христа и его чудеса, Воскрешение Лазаря, Вход в Иерусалим, Тайная вечеря, Распятие, Воскресение, Вознесение и Сошествие Св. Духа. Но и другие, менее значительные темы — Встреча Марии с Елизаветой, Явление ангела Иосифу, Путешествие в Вифлеем, Возвращение св. семейства из Египта, Избиение младенцев, Учение двенадцатилетнего Христа в храме Иерусалимском, Искушение Христа в пустыне, Изгнание торговцев из храма, Омовение ног, Молитва в Гефсиманском саду, Предательство Иуды, Суд и бичевание Христа, Отречение Петра и Смерть Иуды, Испрошение тела у Пилата, Снятие с креста и Положение во гроб, Сошествие в ад, Явления Христа женам-мироносицам и Уверение Фомы — тоже получили надлежащее научное освещение. Ни один факт, ни одна любопытная черта в иконографии Евангелия не ускользнули от внимания Н.В. Покровского. Им все замечено, собрано, выяснено, истолковано. Благодаря этой полноте и филигранной обработанности материала его книга является полноценным исследованием и таким же полноценным справочником. Недаром она получила лестные, даже восторженные отзывы русских и зарубежных ученых, справедливо охарактеризовавших труд Н.В. Покровского как выдающееся достижение мировой науки.
По афористичному определению Н.П. Кондакова, иконография — «азбука церковного искусства». Ни один исследователь средневековой живописи не может миновать этой азбуки, хотя бы потому, что многие элементы иконографии являются вместе с тем и элементами стиля. Не приходится, однако, напоминать о том, что всякий иконографический образ имеет содержание, независимое от способов его воплощения, от художественной формы. И здесь таится черта, позволяющая абстрагировать образ иконографический от образа художественного, изображение-схему от изображения-искусства. Такое абстрагирование крайне характерно для XIX века, поскольку большинство произведений средневековой живописи, оставаясь под записями и другими позднейшими наслоениями, передавало лишь контуры рисунка, но не художественный образ, складывающийся обыкновенно из диалектического взаимодействия разных элементов формы и содержания. Чтобы лучше осознать различие иконографии и художества в искусстве, достаточно сослаться на дистанцию между алфавитом и словесностью. Но точно так же, как неправильно было бы поносить лингвиста только за то, что он, изучая историю языка, отвлекается от изучения литературы, принципиально неверно осуждать Н.В. Покровского за его увлечение именно иконографией, а не искусством, которое немыслимо без азбуки-иконографии. Напоминание об этих простых вещах необходимо, поскольку отдельные ученые с презрением или в лучшем случае с иронией говорят о тех, кто изучает иконографию и только по этой причине будто бы туп к художественной форме как таковой.
Особенностью иконографических исследований Н.В. Покровского является их насыщенность материалом русского происхождения. «Православность» ученого здесь, однако, ни при чем, хотя Н.В. Покровский критически отзывался о представителях римской школы, которые предвзято выводили всю византийскую иконографию из живописи катакомб и римских мозаик. Н.В. Покровскому, напротив, были очевидны восточнохристианские источники большинства ходовых сюжетов византийского искусства, которое черпало их на почве Сирии и Палестины, придавая, естественно, своеобразную, проникнутую духом эллинизма стилистическую окраску грубоватым образам народной фантазии Востока. «Восточными» были в глазах Н.В. Покровского и русские памятники, удержавшие в силу общего консерватизма русского искусства многие специфические черты как византийской, так и восточнохристианской иконографии в целом. Поскольку множество произведений греческого и восточнохристианского искусства оказалось утрачено, а уцелевшие образцы, за немногими исключениями, еще дожидались открытия и научного изучения, богатый русский материал приобретал неоценимое значение. В чрезвычайно выгодном положении находилась и вся русская наука, которая могла решать самые капитальные проблемы церковной археологии, щедро черпая нужный материал из отечественных памятников искусства и русской религиозной письменности, объяснявших и уточнявших смысл самых темных и непонятных подробностей византийской иконографии.
Отчетливая осознанность интернационального долга русской медиевистики определяет не только главную работу Н.В. Покровского по иконографии Евангелия, но и другие труды ученого — уже упоминавшиеся «Страшный суд в памятниках византийского и русского искусства» и «Стенные росписи в древних храмах греческих и русских», четырехтомный обзор Сийского иконописного подлинника (1895–1898), пояснительное издание лучших памятников Церковно-археологического музея при Петербургской духовной академии (1902) и, наконец, отлично аннотированную публикацию исторических и художественных древностей из ризницы Софии Новгородской (1914).
