Майкл Бейджент - Свитки Мертвого моря
В отличие от христианских преданий, Палестина две тысячи лет тому назад была столь же реальной, как и любая иная историческая данность, – ну например, Египет царицы Клеопатры или императорский Рим, претендовавшие на Святую землю. Притом реальность ее существования была несводима к мифической простоте. Кем бы и чем бы ни были в действительности Иисус и Павел, их личности должны быть рассмотрены на более широком историческом фоне – в том водовороте персонажей, партийных страстей, государственных интересов и движений, которые имели место в Палестине в I в. н.э., образуя канву той самой ткани, которую мы называем историей.
Чтобы составить реальное представление о той эпохе, нам, как и любым другим исследователям, пришлось обратиться к другим источникам: римским докладным запискам, историческим хроникам, скомпилированным другими авторами, придерживавшимися иной ориентации и иных взглядов, аллюзиям в позднейших документах, разного рода апокрифическим текстам, описаниям учений и ритуалов всевозможных сект и исповеданий, соперничавших друг с другом. Не стоит и говорить, что Сам Иисус упоминался в этих источниках крайне редко, однако они дополняют обширную и подробную картину мира, в котором Он жил и учил. Действительно, мир Иисуса куда лучше документирован и освещен в хрониках, чем, к примеру, мир короля Артура или Робин Гуда. И если Иисус остается в нем почти неуловимым и ускользающим от внимания, то ничуть не больше, чем они.
Итак, мы с интересом и удивлением обратились к изучению реального фона «исторического Иисуса». Но как только мы ступили на этот путь, нам пришлось столкнуться с той же проблемой, которая противостоит всем исследователям библейских реалий. Мы обнаружили, что перед нами – на удивление широкий спектр иудейских культов, сект и исповеданий, политических и религиозных объединений, которые нередко враждуют со всеми прочими, а иногда смыкаются друг с другом.
Вскоре нам стало ясно, что привычные ярлыки, которые применяются для обозначения тех или иных групп – фарисеи, саддукеи, ессеи, зилоты, назореи, – являются неточными и мало что дают. Неразбериха и путаница ничуть не проясняются, и создается впечатление, что практически все составляющие учения Иисуса связаны с той или иной из этих групп. Так, например, насколько о подобных вещах вообще можно судить, Он был выходцем из семьи и окружения фарисейского толка и преуспел в развитии фарисейских взглядов. Ряд современных комментаторов Нового Завета подчеркивает разительные параллели между учением Иисуса, в особенности Нагорной проповедью, и учением авторитетнейших фарисеев, таких, например, как великий Гиллель. По мнению же одного из комментаторов, Иисус «сам был фарисеем».
Однако даже если изречения Иисуса временами перекликаются или почти дословно совпадают с официальным учением фарисеев, они в еще большей степени пронизаны мистическими, или «ессейскими», представлениями.
Иоанна Крестителя часто называют своего рода ессеем, и его влияние на Иисуса действительно привносит очевидный ессейский элемент в проповедь последнего. Согласно сохранившимся письменным источникам, мать Иоанна, Елизавета, приходившаяся, кстати сказать, теткой матери самого Иисуса, была замужем за первосвященником Иерусалимского Храма, что указывает на связь Иоанна и его отца, Захарии, с кругами саддукеев.
Кроме этого (что немаловажно для всей позднейшей христианской традиции), в числе сподвижников и последователей Иисуса явно были зилоты: например, Симон Зилот и, возможно, даже Иуда Искариот,[4] прозвище которого, по нашему мнению, могло происходить от свирепых сикариев.[5]
Разумеется, предположение о связи Иисуса с зилотами носит в высшей степени провокационный характер. Действительно ли Иисус был кротким, как агнец, Спасителем, каким он предстает в позднейшей христианской традиции? Так ли уж смирен и безгневен он был? Если да, то чем же объяснить столь гневные его поступки, как знаменитое изгнание менял, когда он опрокинул их столы в Храме? Почему он был подвергнут римлянами именно той казни, на которую осуждали исключительно бунтарей и мятежников? Почему буквально перед самым своим арестом в Гефсиманском саду он наставляет своих учеников обзавестись мечами?[6] Почему вскоре после этого Петр действительно выхватывает меч и отсекает ухо одному из слуг первосвященника?[7] А если Иисус в самом деле был куда более решителен, чем это обычно принято считать, разве это не означает, что он принимал более активное участие в политической борьбе? Но в таком случае как объяснить его готовность «отдавать кесарево кесарю»,[8] – разумеется, при условии, если традиционный перевод этих его слов точен?
Подобные противоречия не только постоянно окружали Иисуса при жизни, но и пережили его, продолжая существовать как минимум сорок с лишним лет после его официальной смерти. В 74 г. н.э. крепость Масада, последний оплот восставших, противостоявшая римской осаде, была взята, но лишь после того, как оборонявший ее гарнизон совершил массовое самоубийство. Защитниками Масады, как известно, были зилоты – не столько религиозная секта, как это принято считать, сколько сторонники военно-политического движения. Насколько можно судить по обрывочным сведениям, пережившим века, взгляды защитников крепости по большей части совпадали с учением ессеев – этой ненасильственной, мистически настроенной секты, последователи которой уклонялись от любых форм политической, не говоря уже о военной, деятельности.
Таковы основные противоречия и путаница, с которыми нам пришлось столкнуться. Но если они вызвали растерянность у нас, то тем более они повергают в замешательство профессиональных ученых, «экспертов», разбирающихся в этих вопросах несравненно лучше и глубже, чем мы. Проплутав какое-то время по лабиринту фактов и с облегчением выбравшись из него, всякий сколько-нибудь надежный комментатор кончает тем, что вступает в спор со своими коллегами. По мнению одних, христианство возникло как своего рода квиетистская, мистико-схоластическая форма иудаизма, не имевшая, таким образом, никакой связи с воинствующими революционно настроенными националистами зилотского толка. По мнению других, христианство, поначалу действительно бывшее своеобразной формой иудейского революционного национализма, впоследствии подпало под влияние пацифистски настроенных мистиков – ессеев. Третьи полагают, что христианство выросло на базе основного русла развития иудейской мысли. Есть и такие, кто считает, что христианство начало обособляться от иудаизма еще до того, как на исторической сцене появился апостол Павел, ставший его основным идеологическим рупором.
Чем чаще мы обращались за консультацией к «экспертам» и «специалистам», тем очевиднее становилось, что их знания ненамного обширнее познаний непосвященных. И, что самое досадное, нам так и не встретилось ни одной теории или трактовки, которая бы охватывала все свидетельства, антиномии, несоответствия и противоречия.
Как раз в это время нам встретилась книга Роберта Эйзенмана, декана факультета исследования сравнительного религиоведения и профессора кафедры религий Ближнего Востока в университете штата Калифорния в Лонг-Бич. Эйзенман закончил Корнелльский университет в одно время с Томасом Пинчоном. Там он изучал сравнительное литературоведение, посещая лекции Владимира Набокова, и получил диплом бакалавра по физике и философии в 1958 г., а диплом магистра гуманитарных наук – в 1966 г. в университете штата Нью-Йорк за свои исследования в области гебраистики и культур Ближнего Востока. В 1971 г. ему была присуждена ученая степень доктора философии на факультете ближневосточных языков и культуры Колумбийского университета, и с тех пор он специализируется на изучении истории Палестины и исламского права. Он был почетным членом Калабрийского университета в Италии и выступал с лекциями по исламскому праву, исламской религии и культуре, а также свиткам Мертвого моря и истокам христианства в Еврейском университете в Иерусалиме. В 1985–1986 гг. он был приглашенным консультантом в Институте археологических исследований Уильяма Ф. Олбрайта в Иерусалиме, а в 1986–1987 гг. занимал пост приглашенного члена ученого совета Ли-накрколледжа в Оксфорде и старшего преподавателя в магистратуре Оксфордского центра по гебраистике.
Труд Эйзенмана, привлекший наше внимание, имел весьма любопытное заглавие – «Маккавеи, саддукеи, христиане и Кумран» – и был опубликован в 1983 г. Э. Брил-лом в Лейдене, Голландия. Книга эта оказалась трудом именно того рода, какого и можно ожидать от автора, пишущего для академического издательства. Сносок и примечаний в ней было больше, чем собственно текста. Словом, налицо были все атрибуты громадной эрудиции и огромный указатель литературных источников. Но присутствовали в книге и стержневая идея, и здравый смысл, и доступность. И пока мы пробирались сквозь насыщенный реалиями текст, мучившие нас вопросы начали решаться сами собой, ясно и органично, без напыщенных теоретических построений и пропуска ключевых цитат.
