Амброджо Донини - У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана)
Будда мог быть или не быть историческим лицом, умершим за несколько лет до рождения Конфуция, действовавшего между VI и V в. до н. э. Во всяком случае, его биография подвергалась постоянным переделкам в течение первых четырех или пяти столетий после начала буддийского движения, прежде чем сформировался более или менее определенный образ Будды и сложились основы новой религии. Мы тем не менее имеем дело с однородной этнической и языковой средой, благодаря чему оказывается достаточно легко выявить исходное ядро приписываемого Будде учения. Даже если язык, на котором говорили Будда и его первые последователи, не был ни санскритом, классическим языком ведической религии, ни пали, на котором составлен наиболее важный канон новой религии, а одним из многих индоевропейских наречий, распространенных в северной части Индостанского полуострова, у подножия Гималаев, — магадхи, все-таки мы остаемся в рамках одного общего языкового окружения, которое помогает нам выявить за лексическими различиями и диалектными колебаниями достаточно ясную совокупность обрядов и мифов и процесс их передачи во времени.
Историческая ценность наиболее древних буддийских текстов часто спорна, а достоверная реконструкция жизни основателя учения из тумана легенд не всегда легко осуществима. Но о содержании религиозной терминологии, посредством которой формируется центральное ядро проповеди Будды, исследователь может судить с определенной уверенностью. Первоначальная форма буддизма, в которой первые поколения последователей его распространяли, не слишком отлична от более поздней и от сохранившейся доныне, несмотря на влияния и местные добавления к культу, Будда (причастие прошедшего времени от ведического глагола «бодхати» — «пробуждаться») означает «прозревший», «озаренный», «просветленный (высшим знанием)», «осененный (истиной)» — тот, кому было особое откровение относительно проблемы страдания и смерти, кто обрел понимание ее и передал его другим. Таков изначальный смысл термина, таким он остается и сегодня, несмотря на различия богослужебных, молитвенных и институциональных выражений религиозных чувств четырех или пяти сотен миллионов верующих, которых буддизм насчитывает в обширнейших пространствах Восточной и островной Азии.
С еще большим основанием возможно подобное рассуждение о Мухаммеде, жизнь которого со всеми ее превратностями через шестьсот лет после начала нашей эры доступна историческому освещению, несмотря на мифологические прикрасы и перелицовки, в которых она передается в Коране (от арабского «кур'ан» — «чтение») — учении о едином национальном боге (аллахе) и абсолютном повиновении всех бедуинских племен, рассеянных и подчиненных разнообразным формам господства, его воле («ислам»), почитаемой как откровение, учении, разработанном и сформулированном, естественно, не богом, а человеком. Язык же, на котором оно сформулировано, в основном идентичен современному языку арабов, с теми лишь изменениями, которые происходят в самом языке, а также вызываются постоянными этническими и культурными контактами. Язык Корана стал одним из наиболее действенных факторов, которые способствовали укреплению не только религиозного, но и юридического и государственного единства мусульманского мира на протяжении его истории.
Неизбежная трансформация верующими образа Мухаммеда происходила в рамках единой языковой и этнической реальности. Термины, используемые для обозначения основателя веры и его учения, остались без изменения, хотя время от времени они толкуются в соответствии с процессом становления религиозного движения в конкретной исторической ситуации (во всей его сложности и постоянном развитии), которое дало основание для расколов и различных ересей.
Что же касается христианства, то в этом отношении мы сталкиваемся с совершенно иным положением, которое можно, пожалуй, назвать парадоксальным.
Поиски исторической основы исходного ядра христианского учения сложны и порой неосуществимы на языке наиболее древних текстов, к которым мы вынуждены обращаться, чтобы реконструировать учение если не по существу (что вообще представляется в итоге, по большей части бесплодных, изысканий более чем безнадежным предприятием), то по крайней мере в сколько-нибудь удовлетворительной форме, даже если не принимать во внимание изменения в христианском мире в результате постепенного его развития на протяжении двух последних тысячелетий.
Трагическая судьба основателя христианства, Иисуса, прозванного Христом, локализована в текстах, отражающих верования и чаяния его первых последователей в Палестине. В основе этих верований лежит совокупность мифов, с незапамятных времен связанных с библейским откровением, обращенным к маленькому народу Израиля: вестью о торжественном «союзе», или Ветхом завете, заключенном между племенным божеством Яхве, хранителем судеб нации среди несчастий, которые угрожали независимости народа, и избранными приверженцами бога.
Ветхий заветЗакон («Тора»): Бытие, Исход, Левит, Числа и дейтерономий (или Второзаконие[1] — латинизированная форма греческого слова, означающего «там, где вторые законы». В православной Библии принято название «Второзаконие». — Прим. пер. ]). Эти первые пять свитков составляют Пятикнижие.
Пророки («Невиим») — книги «старших» пророков (Иисус Навин, Судей израилевых, Руфь, I и II книги Самуила, I и II книги Царей), «младших» пророков — (Исайя, Иеремия, Иезекииль) и двенадцати «малых» пророков, собранные в один свиток (Осия, Иоиль, Амос, Авдий, Иона, Михей, Наум, Аввакум (Хабаккук), Софония, Аггей, Захария и Малахия). Священные, или агиографические, писания («Кетубим»): Псалмы (Псалтирь), Притчи Соломоновы, Иов, Песнь песней, Плач Иеремии, Екклезиаст, Эсфирь, Даниил, I и II книги Эзры (Ездры) и Не-емии, I и II книги Хроник.[2]
27 книг, или свитков, составляют каноны (правила, каталог), признанные евреями и сложившиеся в конце I в. до н. э. Другие числом около десяти, не получили признания, так как они были первоначально составлены на греческом языке (книги Товита (Товиота), Иудифь, Премудрости Соломона, пророка Варуха, Послание Иеремии, Молитва Манассии, I и II книги Маккавеев (или Маккавей-ские), затем некоторые части книги Даниила и книга Ездры на арамейском языке). Для палестинских евреев критерий «боговдохновенности» состоял в том, что Яхве мог бы говорить только по-еврейски. Евреи, жившие в эмиграции, и первые христиане отнеслись к этим последним книгам как к «вторичному канону», как ко «второзаконным», предназначенным войти во второй и более обширный закон. Католики их признают и по сей день; для протестантов это «апокрифы», то есть недостоверные, «скрытые под неистинным именем» сочинения; чтение их, однако, рекомендуется. Сотнями исчислялись «псевдоэпиграфы», небиблейские тексты, которые циркулировали под вымышленными именами. Лишь немногие из них дошли до нас.[3]
Мессия Иисус, «помазанник» господен, столь долгожданный царь пророческой литературы и народной фантазии, представлялся основателем, глашатаем этого соглашения, настоящего двустороннего договора («ты будешь поклоняться мне, я буду твоим защитником»), и сегодня признаваемого действующим в христианском вероучении и в теологических разработках. Таким договором впоследствии стал «новый союз», Новый завет.
Новый заветЧетыре евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), из которых два — от апостолов (Матфея и Иоанна). Первые три именуются «синоптическими», поскольку на первый взгляд они обнаруживают, если их расположить рядом в три колонки, существенные совпадения и сходства (sunopticos, что в переводе с греческого языка означает «охватывающий единым взглядом», «общий вид»).
Деяния, или, лучше, как в греческом оригинале, Деяния святых апостолов, автором которых согласно традиции должен быть сам евангелист Лука, предполагаемый ученик св. Павла.
Послания, числом двадцать одно: тринадцать, приписываемых св. Павлу (к римлянам, два — к коринфянам, к галатам, к ефесянам, к филиппинцам, к колоссянам, два к фессалоникийцам, два к Тимофею, к Титу и Филимону), семь якобы принадлежащих различным апостолам (три — Иоанну, два — Петру, одно — Иакову, одно — Иуде, естественно не Искариоту) и Послание к евреям.
Апокалипсис, то есть «откровение последних событий», приписанное Иоанну.
27 книг Нового завета, составленных на греческом языке, были включены между концом II и началом V в. н. э. в канон не без колебаний и противоречий. Существовали, однако, другие бесчисленные тексты (евангелия, деяния, послания и откровения), приписанные легендарным фигурам ранней христианской истории. Первоначально воспринятые народной верой, они были затем большей частью отвергнуты как «апокрифы», плод воображения, или прямо как еретические писания. Для историка же все они имеют равное документальное значение. Деление текста Нового завета на главы и стихи было введено ради удобства при цитировании только в конце средних веков.
