А. Бежицын - Соль, потерявшая силу?
Законодатели же так возревновали о православии, что вывели его за пределы христианства. В преамбуле закона признана "особая роль православия", а в следующем пункте говорится, что кроме него уважаются также "христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии". Тем самым православие отделяется от христианства, и у наших славных думцев получилось как у того персонажа Гашека, который утверждал, что Земля — это шар, внутри которого находится другой шар, по размерам больший, чем внешний. Но у Гашека дело происходило в сумасшедшем доме, в России же — в парламенте. И вот уже дикторы на нашем телевидении произносят что-то вроде: "все верующие нашей страны — и православные, и христиане, и мусульмане, и буддисты…" Но, может, наше православие и христианство и впрямь разные вещи.
Помимо конституции и законов есть еще правоприменительная практика, где люди и вовсе не стесняются. Государство тут идет на поводу у РПЦ, загоняя в ее ограду людей дубинками и прикладами. Но государство, которое не выполняет собственную конституцию — это плохое государство, это слабое государство. И слабость его, в частности, в том, что оно, взяв сторону одной религии в стране, противопоставило себя всем остальным, что никак не способствует его укреплению. Когда-нибудь это может обернуться очень большими потерями — как обернулось Катастрофой для царского режима. Но — не в природе нашей власти (нынешней особенно — там все временщики) заглядывать в будущее и интересоваться прочностью фундамента, на котором она стоит. Многие чиновники благосклонно выслушивают требования объявить Россию православной республикой — ведь есть же исламские!
Власть, носители которой не поддерживают декларируемые ею же принципы, — это плохая власть, это слабая власть. Россия по конституции республика, а в моде монархические взгляды — в том числе у чиновников. Они все числятся у нас по околоправославному ведомству, а в нем тон задают как раз монархисты. Слов нет, каждый имеет право на любые предпочтения — но зачем с монархическими взглядами идти служить республике? Это не украшает государство — что ж не может найти людей, разделяющих его конституционные принципы? Республике должны служить республиканцы, а не монархисты — иначе это плохая республика, слабая республика. Хотя — много ли людей в России знают, что такое республиканские взгляды? Или — политические взгляды вообще?
Не украшает несоответствие конституционных принципов личной убежденности и чиновников: такая неразборчивость свидетельствует об отсутствии того, что по-английски называется integrity, — слово, не имеющее точного эквивалента в русском языке (ближе всего — «цельность», «целостность» натуры), хотя оно прежде всего характеризует личность, которую наша церковь — как и наше государство — так и не вылепили за все время своего существования, о чем свидетельствует и эта лингвистическая лакуна. Личность, как подразумевается (а иногда и открыто выражается при очень немногих возражающих) в нашем православии, надо топтать, унижать (это называется "смирять"), а не предоставлять ей права.
Цель нашего официального православия состояла как раз в том, чтобы не дать сложиться личности. Потому что институция вроде РПЦ едва ли уцелеет там, где есть личность. Подсознательно — а иногда и вполне сознательно — РПЦ это понимает, и всячески препятствует становлению личности. Наша церковь не хочет выходить из константинова пленения, она боится личности, ее достоинства, ее прав — и потому категорически отрицает их. По ее вине личность у нас так и не сложилась, только в петербургский период появляются у нас понятия о ее чести и достоинстве — пусть для ограниченного круга, для дворянского сначала, но потом и разночинцы были включены в этот круг, появились шансы и у других слоев.
РПЦ явно предпочитает недемократические формы правления. Сколько бы она ни говорила о «непредпочтительности» для нее какой-то определенной формы государственного устройства, она по "естеству ее" ориентирована на монархию, а точнее — даже на самодержавие. Об этом свидетельствует канонизация последнего царя: тут РПЦ не сумела противостоять давлению околоправославия, несмотря на то, что в ней звучали серьезные возражения против этого явно политизированного действа. И тут ей не по пути с Россией, потому что Россия уже никогда не вернется к самодержавию, хотя число зовущих к нему может возрасти. Уже сейчас у нас одни воздвигают монументы царям, другие их взрывают, причем и те и другие претендуют на выражение интересов народа. Монархические идеи способны еще больше разъединить наш и без того разделенный народ, но никак не сплотить его.
Русскую православную церковь нынешнее положение дел, при котором государство не следует собственным законам, но выполняет ее пожелания, устраивает как нельзя более. Соблюдение конституции, как и прочих законов, ей не нужно — благосклонность властей она всегда ценила выше юридической защищенности, тем более, что последняя может распространяться и на другие вероучения, а благосклонность достается только ей. Что тоже не свидетельствует о предусмотрительности: благосклонность начальства в России — вещь переменчивая, в 1917 г. вон как переменилось. Но — короткая память у нашей церкви.
Правда, кое в чем — надо отдать ей справедливость — горький опыт прошлого учтен. Церковники сами, непосредственно, во власть не лезут, им запрещено искать выборных должностей, и запрет это соблюдается строго, хотя и раздаются голоса, требующие пересмотреть это положение. Если пересмотрят — хуже для РПЦ будет.
Пока наша незамысловатая власть полагает, что нормальные отношения с верующими — это когда на экране телевидения много Алексия II, когда он присутствует при важнейших государственных актах. Что обо всем этом думают другие верующие никого не интересует, ибо считается, что их мнением можно пренебречь. Как пренебрегал и царский режим, который вдруг канул в небытие. И православие его не спасло — более того, считают неглупые люди, помогло кануть. Не стоило бы нынешним властям забывать об этом. На Востоке говорят, что даже осел дважды не спотыкается об один и тот же камень, в России же "кажинный раз и все на эфтом месте".
Признать особую роль православия в нашей стране можно бы было — если бы это не влекло за собой обязательного ущемления прав всех других верующих и неверующих. Но такое у нас невозможно — те же чиновники не просто пытаются опереться только на трость надломленную, но и лебезят перед нею, что свидетельствует об их исторической безграмотности. Никогда в России государство не было прислужницей церкви, всегда было наоборот. И всегда, когда власти в России надо было заниматься серьезным делом — спасать, вытаскивать страну, она отодвигала православную церковь на задворки, чтоб не мешала.
И не стеснялась идти на выучку к Западу, не считала, что теряли при этом русскость. И только тогда что-то у нас получалось, причем не хуже, чем у учителей. При этом не заимствовали их болячки, которых, конечно же, немало. Если нынешняя власть захочет спасать и вытаскивать страну, то пойдет по тому же пути, потому что иного просто не дано.
Можно, конечно, объявить православие "руководящей и направляющей силой нашего общества", как некогда КПСС. Собственно, именно это и произошло уже, и РПЦ рьяно стремится закрепить за собой эту роль. Это ее дело: давно сказано, что если Бог хочет кого погубить, того лишает разума. Но вот граждане России не могут быть безразличны к грядущей погибели своей страны, которая неминуемо последует, если этим претензиям РПЦ будет подыгрывать власть. Власти, если она хочет чего-то добиться, придется поставить церковь на место, а не ползать перед ней на коленях. Все, кто придавал ей слишком большое значение, кто всерьез принимал претензии церкви на роль станового хребта России, кончали совсем плохо.
Сильное государство у нас должно опираться на закон и право, а не на православие, не на дискредитировавшие себя институции. Это тоже дается не легко и не сразу, но только движение вперед в этом направлении может спасти Россию. А не назад, не во всякие уваровские триады, где окончательная погибель несомненна. В 1917 г. цена всем тогдашним «единодушиям» и "незыблемым православным основам государства" оказалась невысока. Нынешняя непригодность официального православия на роль духовного фундамента — кольми паче тогдашней?
Патриотизм третьего сорта
Одна из великих вин нашей официальной церкви перед народом и страной состоит в том, что она не позволила сложиться подлинному патриотизму. Любовь к отечеству — чувство естественное, это нелюбовь к нему неестественна. Но как в нашем православии взяло верх. противопоставление всем инаким и непременная вражда с ними, так наш патриотизм по преимуществу определился как ненависть к другим. И тем самым лишился положительного содержания. Наша церковь, смысл своего существования видящая в противопоставлении другим христианам, и от государства, и от народа требует противостоять другим народам, другим странам. Со всеми обязательно разругаться, со всеми обязательно перессориться — только так, иначе это предательство. Ненависть к иным без всяких рассуждений — мерило привязанности как к нашей церкви, так и к отечеству. Наш патриотизм — почти обязательно третьесортный патриотизм, он же ура-, ложно-, псевдо- и т. д. патриотизм, он же квасной патриотизм, он же национализм, он же шовинизм. Все-таки в уважающих себя странах патриотизм отделяют от национализма и шовинизма, у нас же до этого не дошли. Хотя еще С.Н. Булгаков (сам не безгрешный по этой части) знал, что национализм убивает патриотизм.
