Марта Финли - Каникулы Элси
Все утро мысль о письме не давала Элси покоя. Как только закончились занятия, девочка пошла в гостиную, надеясь там встретить отца и получить от него свое письмо.
Но его там не было. Когда же он пришел, то привел с собой несколько незнакомых людей, которые пробыли с ним до самого вечера. Весь этот день прошел, не предоставив Элси даже малейшей возможности заговорить с отцом. К великой радости Элси вечером все гости ушли, кроме одного очень воспитанного, приятного на вид пожилого господина. Гость сел на крылечко и посадил Анну себе на колени.
Элси следила за каждым движением отца, она смотрела, как проводив гостей, он вернулся в гостиную и взял в руки газету. В комнате никого, кроме него, не осталось, и она могла заговорить с ним, не боясь быть услышанной. Она была также рада возможности подойти к нему незамеченной, так как он сидел к ней спиной. В последнее время Элси обращалась к нему с робостью. Тихо подойдя к спинке стула, девочка некоторое время стояла молча. Сердце ее бешено билось, переполненное надеждой и страхом. Она не в силах была овладеть своим голосом.
Но наконец, зайдя сбоку, она проговорила почти неслышно, дрожащим тихим голосом:
— Папа.
— Что ты хочешь, Элси? — спросил он, не поднимая глаз от газеты.
— Дорогой папа, я так хочу прочесть письмо от мисс Розы, пожалуйста, дай его мне.
Некоторое время она подождала, но так как он молчал, она спросила опять:
— Мне нельзя его, папа?
— Да, Элси, ты можешь получить его и все остальное, что ты желаешь, сразу, как только проявишь себя покорным и послушным ребенком.
Глаза Элси наполнились слезами, но она решительно справилась с ними и спросила опять:
— Дорогой папочка! — в голосе ее звучала мольба и слезы, — ты не знаешь, как я мечтала и ждала этого письма, и я его очень хочу. Не позволишь ли ты мне взглянуть на него только один разочек?
— Ты слышала ответ, Элси? — холодно произнес отец, — и это единственное, что я могу тебе сейчас предложить.
Элси повернулась и пошла прочь. Тихие слезы струились из ее глаз. Но не успела она дойти до двери, как он позвал ее обратно. Элси остановилась возле него дрожащая, не переставая плакать. Отец сурово посмотрел на нее и сказал:
— Запомни, что с этого времени и дальше, я запрещаю тебе писать или получать письма, которые не проходили бы через мои руки. Я не позволю тебе переписываться ни с мисс Аллизон, ни с кем-либо еще, пока ты не станешь более исполнительным ребенком.
— Ох, папа! Что же мисс Аллизон подумает, если я не отвечу на ее письмо? — воскликнула Элси, горько рыдая.
— Я подожду еще несколько недель, — сказал он, — и посмотрю, не станешь ли ты лучше, и тогда, если ты будешь все такой же упрямой, я напишу ей сам. Я скажу ей, что переписку остановил я и объясню ей причину этого.
— Ох, папа, дорогой мой папочка! Пожалуйста, не делай этого! — запричитала девочка в отчаянии. — Я боюсь, что если ты это сделаешь, она не будет меня больше любить и подумает, что я очень плохой ребенок.
— Если это случится, то она только будет иметь правильное о тебе мнение, — холодно ответил он. — И все твои друзья скоро перестанут тебя любить, если ты будешь проявлять такой своенравный характер. Элси, терпение мое на исходе, и я скоро должен буду прибегнуть к очень суровым мерам, если ты мне не подчинишься. Теперь иди в свою комнату, сегодня я не хочу больше тебя видеть.
— Спокойной ночи, папа, — всхлипнула девочка, послушно поворачиваясь, чтобы уйти.
— Элси, доченька, — неожиданно схватил он ее за руку, приближая к себе. — Почему ты не оставляешь эту странную свою настойчивость и не позволяешь твоему папе опять обнимать свою маленькую крошку? Я очень люблю тебя, дитя мое, и мне очень больно видеть тебя такой несчастной, больнее даже, чем я могу выразить. — Он нежно убрал кудряшки с ее заплаканного личика, обращенного к нему.
Голос его был полон прежней нежности, и сердечко маленькой Элси затрепетало при этом звуке. Взгляд его тоже был нежным и любящим. Отбросив в сторону газету, он посадил ее себе на колени и обнял за талию.
Элси положила головку ему на грудь, как часто любила делать до этого несчастного отчуждения, а он лаская перебирал ее кудряшки.
— Скажи, доченька, — произнес он тихим, полным нежности голосом. — Скажи отцу, что его маленькая, послушная доченька опять принадлежит ему. Сердце его так жаждет принять ее, неужели он опять останется без нее.
Искушение было очень сильным. Она любила его, ох, как она его любила! Может ли она вынести, если он станет несчастным? И это было таким отдыхом, такой радостью, снова чувствовать его объятия и слышать его любимый голос, обращавшийся к ней с такой любовью и нежностью. Может ли быть удивительным, что в этот момент Элси поколебалась? С одной стороны, она видела своего отца, полного любви и внимания, доброты и ласки, с другой — лишение его любви, возможно, дома, холодный, жесткий, суровый тон и взгляд. А что может подразумеваться под более суровыми мерами наказания, она страшилась даже подумать об этом.
Несколько мгновений она молчала: слишком жестокая борьба происходила в ее сердечке. Было трудно, очень трудно отказаться от отцовской любви. Но любовь Иисуса! Ах, она все равно драгоценнее!
Борьба закончилась.
— Папа, — и она подняла искреннее, заплаканное личико, в голосе ее звучала сила чувств, — дорогой мой, милый папочка, я люблю тебя очень, очень сильно, и я хочу быть твоим хорошим, послушным ребенком, только, папа, Иисус сказал: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10:37), и я должна любить Иисуса больше и всегда выполнять Его заповеди. Но ты просишь, чтобы я сказала, что сожалею о том, что отказалась нарушать их, и что я буду беспредельно послушной тебе, даже если ты прикажешь мне быть Ему непослушной. Ох, папа, я не могу этого сделать, даже если ты никогда больше не будешь любить меня, даже если ты приговоришь меня к смерти.
Холодное, жесткое выражение снова появилось на его лице, прежде чем она успела договорить и, сняв ее с колен, он сказал своим самым жестким тоном:
— Уходи, непослушный, упрямый ребенок! Сколько раз мне повторять тебе, что ты слишком мала, чтобы разбираться в этих вопросах, и должна все их предоставить мне, твоему отцу и единственному попечителю, подчиняться которому повелевает тебе сама Библия. Я все-таки найду средство, чтобы сломить тебя, Элси. Если любовь и нежность бессильны, то суровость сделает свое дело.
Он поднялся и быстро заходил по комнате, взволнованный и рассерженный. А маленькая Элси со слезами ушла.
— Это одна из твоих сестер, милая? — спросил Анну пожилой господин, наблюдая, как Элси, всхлипывая, прошла по коридору и поднялась наверх.
— Нет, это дочь моего брата Хораса, — презрительно ответила Анна. — Она очень капризная девчонка и совсем не слушается своего папу.
— Ах, как жалко, но я надеюсь, что ты всегда слушаешься своего папу? — серьезно спросил собеседник.
— Конечно, мой папа разрешает мне делать все, что я захочу, — сказала Анна, важно качнув головой. — Я не должна никого слушаться.
— Ах, тогда я считаю, что ты очень несчастный ребенок,— заметил пожилой господин еще серьезнее, — потому что для таких маленьких, как ты, иметь слишком много свободы совсем нехорошо.
Мистер Гриер, так звали пожилого господина, был очень тронут видом маленькой Элси. Он заметил следы глубокой печали на ее приятном юном личике и решил, что в отношении к ней всей семьи было что-то неприятное. Однако он не увидел ни упрямства, ни своеволия в выражении этого кроткого, милого личика. Он начал подозревать, что к девочке относятся несправедливо, и решил понаблюдать, на самом ли деле она является непослушным ребенком, как охарактеризовала ее Анна, и если она неплохая, как он был склонен думать, то попробовать завоевать ее доверие и помочь ей справиться с ее переживаниями.
Но в этот вечер Элси вниз больше не спускалась, и хотя на следующее утро он видел ее за общим столом, она ушла сразу же после завтрака, и у него не было возможности познакомиться с ней. За обедом было то же самое.
После обеда господин заметил ее одну, направляющуюся во двор. Он надел шляпу и последовал за ней на некотором расстоянии. Девочка направилась к бараку, где жили слуги, и вдруг вошла в комнату, в которой, как ему сказали, лежала больная старенькая черная служанка. Возможно, это были ее последние дни.
Он тихонько подошел к двери хижины и присел на низенькую скамейку снаружи, откуда он прекрасно мог видеть и слышать все происходящее внутри, оставаясь
при этом незамеченным: Элси стояла спиной к двери, а бедная Дина была слепая.
— Я пришла к вам еще почитать, тетушка Дина, — сказала маленькая девочка, своим приятным нежным голосом.
— Спасибо, моя маленькая госпожа, ты очень добрая, — слабым голосом ответила больная.
