Александр Лопухин - Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет
С другой стороны язычники, протестуя против такого притязания, заявляли, что они имели свой закон нравственный, который достаточен был для подготовления их к принятию в церковь, что их мудрецы были не менее боговдохновенны, как и ветхозаветные пророки. То и другое притязания были, очевидно, опасным заблуждением, и пока дело не дошло до открытого разрыва, апостол и поспешил разъяснить им великую истину спасения. Прежде всего он обратился к язычникам и доказал им, что их мнение, будто естественного закона нравственности достаточно в известном смысле для спасения, неосновательно, и это доказывалось тем самым обстоятельством, что языческий мир к этому времени пришел в состояние ужасающего нравственного падения. Достаточно было взглянуть на те ужасы нравственного тлена, который ярче и бесстыднее всего выступал именно в Риме, чтобы видеть, как неосновательно было это положение язычников. Ужасная картина той бездны безнравственности, которую изображал апостол в первой главе своего Послания к Римлянам (Рим 1:24–32), и должна была служить опровержением их неосновательных притязаний.
С другой стороны, неосновательны были и притязания иудеев. Хотя на их стороне большое преимущество уже в том отношении, что им именно «вверено было слово Божие»; но одного этого недостаточно для спасения. Нужно оправдать это доверие Божие. А отсюда «не тот иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, а от Бога» (Рим 2:28–29).
Одним словом, так как и иудеи, и эллины одинаково находятся в рабстве греху, то и оправдание становится возможным не в силу закона или обрезания, не в силу естественного разума, но в силу единой спасающей веры во Христа – такой веры, которая по своей жизненности способна устранить всякий вопрос о законе и о добрых делах, так как они сами являются неизбежно как плоды на здоровом и исполненном жизненных соков дереве. В таком-то именно смысле «человек оправдывается верою независимо от дел закона» (Рим 3:28).
Затем апостол подробно развивает эту основную мысль, подтверждая ее примерами и цитатами из Св. Писания и, изложив ряд назидательных истин, заключает всевозможными благожеланиями и приветствиями римским христианам вместе с выражением желания лично побывать в знаменитой столице мира. Писцом послания был сотрудник апостола Тертий, а отправлено оно было с Фивой, диакониссой церкви кенхрейской, около Коринфа. Представляя последнюю римским христианам, апостол просит их принять ее как прилично святым и помочь ей, в чем она будет нуждаться, «ибо, – добавляет он, – и она была помощницею многим и мне самому» (Рим 16:1, 2).
ХLI
По пути в Иерусалим. Воскресное богослужение в Троаде. Беседа в Милете с ефесскими пресвитерами. В Тире и Кесарии
Закончив свое служение в Коринфе и собрав значительную милостыню для бедствующих христиан святого города, ап. Павел решился еще раз побывать в Иерусалиме, именно к празднику Пасхи. Он хотел прямо отплыть из Коринфа на корабле в Сирию, но накануне отплытия сотрудниками его открыт был низкий заговор со стороны иудеев, имевший целью погубить апостола во время морского пути, что очень легко было для них вследствие связей с матросами и прямого подкупа их. Поэтому ап. Павел вынужден был отправиться сухим путем через Македонию в сопровождении своих друзей и сослужителей, и Пасху провел в Филиппах в мирном и любвеобильном кругу своих учеников и сотрудников, среди которых опять был и летописец его деятельности св. Лука. Затем уже он отплыл в Азию и остановился на недельный отдых в Троаде. В этом городе случилось одно событие, показывающее, что у христиан в это время были уже правильные богослужебные собрания по воскресным дням. Накануне отбытия апостола было вечернее собрание, на котором присутствовала вся церковь троадская, собравшаяся в последний раз послушать сладостной беседы великого проповедника. Собрание было в одной из горниц, т. е. тех верхних комнат третьего этажа, которые были самым прохладным и приятным отделением дома на Востоке. Горница пылала светильниками, и из уст апостола лилась боговдохновенная беседа, продолжавшаяся до полночи, и все в безмолвном благоговении слушали ее. На подоконнике одного из открытых окон, затворки которого были настежь открыты для доступа прохладного морского ветерка, сидел юноша по имени Евтих. Время было очень позднее, беседа необыкновенно затянулась, предметы, о которых шла речь, вероятно, превосходили его разумение. Хотя он сидел в самом приятном месте комнаты, где мог пользоваться свободным доступом свежего воздуха, однако же жар от людного собрания и свет многих светильников, а также непрерывный поток речи проповедника совершенно усыпили Евтиха. Незаметно для других он начал опускаться, отяжелевшая голова упала на грудь, и затем с криком ужаса он свалился в окно и упал с третьего этажа вниз на двор. Произошло общее смятение, и раздались крики, которыми сразу был прерван голос проповедника; некоторые из собравшихся бросились вниз по лестнице, чтобы посмотреть, что случилось. Бедный юноша лежал без чувств и поднят был замертво. Крик ужаса вырвался у окружающих; но «Павел, сошедши вниз, пал на него, и, обнимая его руками, сказал: не беспокойтесь, потому что его жизнь в нем». Утишив этим замечанием возбуждение, он оставил юношу под благотворным влиянием покоя и тишины, а также, быть может, и доброй заботливости диаконисс и других присутствующих женщин, потому что повествование просто прибавляет, что апостол опять пошел вверх и после «преломления хлеба» (как называлось евхаристическое священнодействие) и совершения трапезы, которая после называлась агапой, он продолжал беседовать с собранием до рассвета дня и затем вышел. Тем временем Евтих вполне оправился, и его привели живого, очевидно, в верхнюю комнату, и немало утешились все.
На следующее утро апостол отправился с своими спутниками в дальнейший путь, и через несколько дней они прибыли в Милет. Так как корабль должен был простоять там несколько времени, то апостол воспользовался этим обстоятельством, чтобы повидаться и побеседовать не только с местными христианами, но и с пресвитерами церкви буйного Ефеса. С этой целью он послал вестника в Ефес, отстоявший верст на пятьдесят от Милета, чтобы они прибыли повидаться с ним. Пресвитеры радостно воспользовались случаем еще раз повидать своего великого архипастыря и прибыли к нему в Милет на следующий же день, который был, вероятно, воскресенье. Этот день он провел в их обществе и, прежде чем расстаться с ними, обратился к ним с речью, в которой глубоко трогательными чертами изобразил свою деятельность в Ефесе. «Вы знаете, – сказал он, – как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами, работая Господу со всяким смиренномудрием и многими слезами, среди искушений, приключавшихся мне по злоумышлению иудеев; как я не пропустил ничего полезного, о чем вам ни проповедал бы и чему ни учил бы вас всенародно и по домам, возвещая иудеям и эллинам покаяние перед Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа. И вот ныне я по влечению Духа иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною. Только Дух Святый по всем городам свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня. Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса проповедать Евангелие благодати Божией. И ныне вот я знаю, что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя Царство Божие. Посему свидетельствую вам в нынешний день, что чист я от крови всех, ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию. Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями пасти церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе кровию Своею. Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года, ночь и день, непрестанно со слезами учил каждого из вас. И ныне предаю вас, братия, Богу и слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освященными. Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал; сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили (и при этом он протянул перед ними свои тонкие, истощенные трудом руки) руки мои сии. Во всем показал я вам, что так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20:18–35).
Эта речь, которая так ярко изображает неутомимое трудолюбие, глубокое смирение, полнейшую самоотверженность его апостольского служения, произвела на всех глубокое впечатление. Он закончил свою беседу среди взрыва плача, и когда они прощались с ним, тревожась за его будущее, тревожась и за свое собственное будущее, то все склонили свои головы к нему на шею и горячо целовали его, огорченные особенно его замечанием, что они уже никогда не увидят его, как видели доселе, никогда не будут больше смотреть на дорогое им лицо своего учителя, который столько вынес ради них и которого они так любили. Если ап. Павел возбуждал к себе сильную ненависть в своих противниках, то вместе с тем он также вдохновлял к себе и самую сильную любовь и привязанность. Он должен был, по буквальному выражению св. Луки (Деян 21:1), вырваться от них. Печальные и подавляемые разными мрачными предчувствиями, они пошли с ним к кораблю, который в это время ожидал его, и можно быть уверенным, что ап. Павел горько плакал, когда он вступал на палубу корабля, и в свою очередь на берегу плач собратий раздавался до тех пор, пока паруса не слились в неясное белое пятно на далеком горизонте; и пресвитеры ефесские с тяжелым сердцем возвратились назад, чтобы еще раз, уже без всякой надежды на помощь от своего духовного отца, встретить испытание, ожидавшее их в городе Артемиды.
