Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски
– Вот именно, – сказал папа с некоторым удивлением. – Я рад, что ты запомнил эти слова. Когда ты будешь в Англии ходить в школу…
– Я видел ежика! – завопил Ваффи, и отцу пришлось остановить машину, чтобы мальчики смогли как следует рассмотреть зверька. Ребята хотели было завернуть его в резиновый коврик, лежавший на полу машины, и отвезти Джоане, но потом все-таки отпустили: еж был очень колючим и вообще мог оказаться ежихой, которую дома ждали детеныши. Мальчики забрались в машину и продолжили путь, высматривая на горизонте красные горы, у подножия которых располагалась та самая деревня. Вскоре они увидели их макушки, ярко освещенные лучами восходящего солнца. Въезжая в деревню, они сразу заметили девочку с ребенком на спине, она вышла из-за деревьев и замахала им рукой. Это была Лейла. Папа оставил машину в тени деревьев, и Лейла проводила их в дом своих хозяев. Она застенчиво поздоровалась с друзьями, радуясь их приезду, но на ее лице они заметили легкую тень беспокойства. Она шла впереди, показывая дорогу, и молчала.
Хозяева ждали их в своей прохладной хижине, где сладко пахло сухими травами и пшеницей. Пол был чисто выметен, и на нем лежало несколько ковриков для гостей. Все было готово к их приезду, на углях стоял горшок с готовой похлебкой, но Давид чувствовал: что-то было не так. Хозяин улыбался и был с ними любезен, но прислуживавшая им хозяйка выглядела усталой и раздраженной. Она часто выходила к воротам и с кем-то перешептывалась, и когда врач обратился к ней, оказалось, что она его совсем не слушает. Не оставалось никаких сомнений: над этим маленьким домом нависла грозная тень беды. Но никто не проронил ни слова, ожидая, пока гости поедят и отдохнут. И только тогда хозяин дома заговорил.
– Сестра моей жены тяжело больна, – начал он. – Она уже давно прихварывала, но прошлым вечером муж заставил ее принести с рынка мешок угля. Она упала под тяжестью этого мешка и сейчас лежит дома и ни с кем не хочет говорить. Не могли бы вы сходить к ней, если, конечно, уже отдохнули? Моя жена проводит вас. Местные больные придут позднее. А наш шаман поможет собрать народ для Вас.
– Вам нужно было сказать об этом раньше, – сказал папа Давида. Вставая, он заметил, как мрачное от беспокойства лицо хозяйки немного прояснилось.
– Давид, Ваффи, пойдемте со мной. Вы поиграете на улице.
Все вместе вышли на залитый солнцем двор и по холму, по склонам которого уже пестрели ноготки, спустились к маленькой хижине, стоявшей на берегу реки. Дверь была открыта, и, приближаясь, они услышали хриплые звуки, как будто кто-то тяжело дышал, и крики испуганного ребенка. После яркого дневного света их глаза с трудом могли видеть в сумраке хижины. Давид с Ваффи присели на ступеньках, а папа Давида вошел внутрь.
Он долго не показывался. Дети могли слышать, как он тихо разговаривал с хозяйкой Лейлы. Вскоре из хижины вышла Лейла с двумя детьми и села рядом с мальчиками. Маленькие дети стали тыкаться в ребят своими ручонками, пытаясь пробраться внутрь дома, у их ног кудахтали куры; но Лейла сидела тихо и безучастно, положив подбородок на руки, и сурово смотрела перед собой.
– О чем ты грустишь, Лейла? – спросил Ваффи. – Разве эта больная женщина из твоей семьи?
Лейла покачала головой.
– Нет, – ответила она, – она из семьи моей хозяйки.
– Тогда о чем ты горюешь? – не унимался Ваффи, которому вообще-то было незнакомо чувство сострадания.
– Потому что у больной женщины есть дочь. Если ее мать умрет, моя хозяйка возьмет ее к себе, а я буду лишней. – Лейла заплакала. – Они прогонят меня! Ах, почему я не умерла вместе с моей мамой!
Она, словно маятник, раскачивалась из стороны в сторону, а мальчики сидели тихо, не зная, что сказать. Затем один из хозяйских малышей подошел, обхватил ее за шею и несколько раз чмокнул в щеку. Неведомо откуда появилась тощая кошка и стала тереться спинкой о ноги Лейлы. Подбежал молодой козленок и уперся своими рожками в руки девочки, и скоро Лейла понемногу успокоилась. Они сидели так среди ласковых детей и дружелюбных животных в лучах теплого весеннего солнца, когда из хижины вышел отец Давида. Его лицо было печальным.
– Она умрет? – шепотом спросил Давид, взяв отцовскую руку в свою.
– Боюсь, что да, – ответил отец. – И, может быть, очень скоро. Я ничего не могу для нее сделать. С ней останется ее сестра, а я еще загляну сюда на обратном пути.
Лейла не поняла ни слова, потому что они говорили по-английски, но она уловила скорбный тон, и ее лицо помрачнело. Второй раз в жизни ей, вне всякого сомнения, придется остаться одной. И хотя ее хозяин был иногда груб с ней, все же она успела полюбить его жену и двоих детей. Конечно, они не могли заменить ей родителей, но кроме этих людей у нее никого не было в целом свете.
Теперь кто-нибудь другой возьмет ее к себе, думала Лейла. Маленькие служанки пользовались большим спросом среди жителей деревни, потому что они много работали и мало ели.
У самого дома, где жила Лейла, они увидели множество людей. Папа Давида вошел в хижину, а люди стали по очереди подходить к нему. На некоторых виднелись ужасные раны и болячки, которые нужно было обмыть и перевязать. Давид с Ваффи пошли к реке, но Лейла осталась с врачом.
– Там такая толпа, что Вам придется провести здесь еще много времени, – вдруг сказала она. – Хотите, я помогу вам наносить мази и перевязывать раны?
– Ты? – удивленно переспросил врач. – А ты разве умеешь?
– Конечно, – сказала Лейла. – Я каждый день видела, как это делали медсестры в больнице, а когда я немного поправилась, то одна из них позволила мне помогать ей. Вот увидите: я справлюсь! Но сначала мне нужно вымыть руки.
Врач смотрел на Лейлу широко открытыми глазами. Девочка постелила на маленький столик кусок чистой ткани и начисто вымытыми руками принялась раскладывать на ней тюбики и баночки со снадобьями. Она не поднимала головы, сосредоточенно смазывая рану очередному пациенту. Врач приступил к осмотру следующего больного, а когда снова повернулся к Лейле, увидел, что рана была аккуратно перебинтована.
– Я провела в больнице двенадцать недель, – напомнила она ему. – Каждый день я смотрела и училась. Теперь я могу это делать не хуже любой медсестры.
– Вижу, вижу, – задумчиво произнес врач. – А ты умеешь закапывать глазные капли?
– Да, – скромно ответила Лейла. – Нужно вымыть руки, попросить больного запрокинуть голову, слегка оттянуть веко и капнуть из пипетки! Я видела это много-много раз!
– Молодчина! – похвалил врач, внимательно посмотрев на Лейлу. Второй раз за этот день она выглядела умиротворенной. Несмотря на свой физический недостаток, Лейла была проворной и способной девочкой, к тому же она знала, что переживают больные, и могла им посочувствовать. «В больнице не хватает рабочих рук; мне нужно поговорить с медсестрами, – решил папа Давида. – Может быть, у кого-нибудь из них найдется свободное время, чтобы научить Лейлу премудростям профессии, и тогда она сможет приносить настоящую пользу».
Последний пациент был осмотрен, но стоявшие во дворе все еще не разошлись: врач не часто приезжал к ним в деревню, и многие из тех, кто ждал, опершись о стену дома, или сидел под смоковницей, пришли просто взглянуть на него. Кто-то предусмотрительно расстелил на земле покрывало, и врач сел на него и вынул из кармана томик Нового Завета. Люди обступили его со всех сторон. Все находились в каком-то радостном ожидании. Не то чтобы они нуждались в новой религии, но было всё-таки интересно послушать о ней. Лейла тоже подошла и села за их спинами, уткнувшись подбородком в скрещенные руки. Ваффи и Давид вернулись с реки, промокнув до нитки и перепачкавшись грязью. Таким же бывалым путешественником выглядел и Ералаш. Они растянулись на земле неподалеку.
Папа Давида говорил, а все собравшиеся притихли и слушали. Все замерло, за исключением медленно наползавшей на хижины тени от красных гор. Врач рассказывал о Боге, рядом с которым каждый человек обретает истинную радость и совершенный покой и избавляется от всех своих страхов. Однако люди не спешат приходить к Нему, потому что их держит в своих цепких когтях грех, затрудняя путь грешника к Богу.
Потом отец Давида рассказал о распятом Иисусе, Который взял на Себя грехи людей, как тяжкую ношу, страдал и умер за них.
– Вот, – сказал отец, держа на вытянутой руке платок и закрываясь им от сидящего напротив человека, – если между нами находится этот платок, а я возьму и уберу его, что тогда будет разделять нас?
– Ничего, – раздались голоса, и все весело засмеялись, потому что на такой легкий вопрос смог бы ответить даже ребенок.
– Правильно, – сказал папа. – Ничего! Так же и грешнику, который покается и уверует в то, что Иисус искупил его грехи, будет открыта дорога к Богу. Эту дорогу открыл для нас Иисус. И теперь мы можем навсегда обрести надежное пристанище.
Некоторые слушатели презрительно отвернулись. Один из них засмеялся, другой надменно взглянул и сплюнул. Но все же они продолжали молча слушать, пока врач рассказывал о пристанище в любви Божьей. Лейла затаила дыхание, очарованная его словами. Ведь он рассказывал о том, как навсегда избавиться от чувства одиночества и собственной ненужности. Получалось, что, если она уверует в Иисуса, то ей уже никогда не придется плакать и говорить: «Меня никто не любит».
