Сугерий - Жизнеописание короля Людовика Толстого
Я вернулся к себе, утешаемый многочисленными спутниками и своим собственным рассудком и мучимый тройной проблемой: если я приму избрание против воли сеньора короля, хотя и в согласи с правилами Римской церкви и волей папы Каликста, который любил меня, то что я принесу моей матери церкви, которая столь нежно взлелеяла меня у своей груди и напоила меня молоком человеческих добродетелей, которая будет теперь из-за меня подвергнута поношению и обману двух грабителей. Могу ли я допустить, чтобы мои братья и друзья испытали бесчестие и тяготы королевской тюрьмы только за то, что они любят меня? Не следует ли мне, по этим и другим причинам, отказаться от выбора, но подвергнуться из-за этого отказа всеобщему осуждению? Я уже решил послать одного из моих людей к папе просить его совета, когда вдруг ко мне пришел один мой знакомый знатный римский клирик, который поклялся, что сам сделает все, что я хотел бы сделать через моих людей, и через это я должен был бы быть вовлечен в большие расходы. Вперед служки, пришедшего ко мне, я послал одного из моих слуг к королю, чтобы разузнать и сообщить мне, чем кончилось это неприятное дело, поскольку сам я не хотел подвергаться гневу Людовика.
Двигаясь вслед за ними я чувствовал себя словно болтался без весел в открытом море, и из-за неизвестности очень беспокоился и тревожился чем все это закончится. Но благодаря щедрой милости всемогущего Бога, тихий бриз подхватил мое опрокинутое суденышко — неожиданно вернулись мои посланцы и сообщили, что король даровал мне свой мир, освободил заключенных и подтвердил итоги выборов. Приняв это как доказательство воли Господа, поскольку именно благодаря Его воле все случилось так, как я хотел, я, с Божьей помощью, вернулся к своей матери церкви, которая приняла своего блудного сына со сладостью, материнской любовью и великодушием. Там я испытал радость встречи со ждущим меня сеньором королем, чье лицо менялось от хмурого к веселому, с архиепископом Буржским, с епископом Санлиса и с многими другими благородными мужами церкви. К восторгу собравшихся братьев, они приняли меня торжественно и с большим уважением, а на следующий день, в субботу, перед страстной неделей, я, недостойный, был рукоположен в священники и на следующее воскресенье, перед наисвятейшими мощами Святого Дионисия, я был незаслуженно посвящен в аббаты.
Как привык делать Бог в своем всемогуществе, Он вознес меня из глубин к самым вершинам, «возвысив бедного человека из грязи и посадив его среди князей» (русский синодальный перевод: «Из праха поднимает бедного, … Чтобы посадить его с князьями, …» Псалмы, 112, 7-8 — прим. пер.), меня, скромнейшего и благочестивого Его кроткая, но могучая длань, вознесла так, как только это могло быть допустимым по моей человеческой слабости. Зная мое несоответствие и по рождению, и по знаниям, Он милостиво облагодетельствовал меня, ничтожнейшего во всех смыслах. И также до меня снизошла Его милость в делах восстановления прежних церковных владений, приобретении новых, расширении храма во все стороны, в постройке и перестройке зданий, чтобы дать мне возможность завершить святое дело реформирования и устроения Его святой церкви, к чести святых, и особенно, в чести Его самого, а также в деле мирного установления, без скандалов и обычных склок между братьями, святого устава, по которому люди приходят возрадоваться Богу.
За этим могучим проявлением божественной воли последовало такой поток щедрот, доброй славы и богатств земли, что даже сейчас, поощряя мое бесстрашие, можно оценить насколько я уже получил свою земную награду. Папы, короли и принцы испытывали удовольствие, желая благ церкви, так что изумительный поток драгоценных камней, золота, серебра, мантий и других церковных облачений давал мне право сказать: «с ней (с мудростью) все остальные блага придут ко мне» (Екклезиаст, 7, 11. Русский синодальный перевод: «Хороша мудрость с наследством, … Потому что под сенью ее тоже, что под сенью серебра, но превосходство знания в том, что мудрость дает жизнь владеющему ею» — прим. пер.). Испытывая будущую славу Господа, я умоляю и заклинаю братьев, которые благодаря Божьей милости и Его грозному суду наследуют мне, не допускать, чтобы росло равнодушие к тому святому закону, по которому соединился Бог и человек, подправить его, если он будет нарушен, восстановить его, если он будет утерян, обогатить его, если он оскудеет, поскольку те, кто боятся Бога, ничего не теряют, а кто не боится, будь-то даже король — потеряет все, даже власть над самим собой.
Год спустя после своего посвящения, чтобы избежать обвинений в неблагодарности, я отправился почтить святую Римскую церковь. Перед своим возвышением я с очень большой доброжелательностью получил, как в Риме, так и повсюду, множество различных советов, которые я учитывал, когда занимался делами своей церкви или делами других церквей. Я с готовностью к ним прислушивался и так достиг большего, чем заслуживал. Поэтому когда я вскоре оказался там, то был с большим почетом принят папой Каликстом и все его курией. Пока я оставался там, я был приглашен на великий собор в Латеране, на котором присутствовало триста или более епископов и который привел спор об инвеституре к мирному завершению. Затем я привел шесть месяцев в паломничествах к различным святым местам — к Святому Бенедикту в Монте Кассино, к Святому Варфоломею в Беневенто, к Святому Матвею в Салерно, к Святому Николаю в Бари и к Святым Ангелам в Монте Джаргано. Затем, с Божьей помощью, я благополучно возвратился назад, причем папа выказал мне свое расположение и любовь и дал мне соответствующие официальные письма.
В другой раз, несколько лет спустя, папа наилюбезнейше пригласил меня вернуться, чтобы оказать мне еще большую честь — так он обещал в своих письмах, — и еще больше возвысить меня. Но когда я приехал в Лукку, город в Тоскане, то доподлинно узнал, что папа умер. Поэтому, я отправился домой избегая старой, но всегда новой скупости римлян. Ему наследовал епископ Остии, степенный и суровый человек, принявший при посвящении имя Гонория. Он рассудил, что мое дело против женского монастыря Аргентой (Argenteuil), обесчещенного скандальным поведением его молодых монахинь, было справедливым, как это и было подтверждено свидетельством его легата Матвея, епископа Альбано, а также епископами Шартра, Парижа, Суассона и архиепископом Реймским Рено, а также и многими другими, и он, прочитал доставленные ему нашим посыльными грамоты древних королей Пиппина, Карла Великого, Людовика Благочестивого и прочих, подтверждающие права Сен-Дени. Затем, при единодушном одобрении курии, поскольку это было справедливым и поскольку поведение монахинь было ужасным, он вернул это место Сен-Дени и утвердил это решение.
Глава 28
О том, с какой доблестью он отразил попытку Генриха вторгнуться в королевство.
Вернемся к моей цели — прославлению в моей истории короля Людовика. Император Генрих долго таил свое недовольство королем Людовиком, вызванное тем, что именно в нашем королевстве, на соборе в Реймсе, папа Каликст отлучил его от церкви. Поэтому, еще до смерти папы Каликста, он собрал войска какие только смог — из лотарингцев, германцев, бавар, швабов и даже саксонцев, хотя эти последние и были с ним в открытой вражде, и он хотел бы послать их в другое место. По совету короля Генриха Английского, чья дочь была его королевой, и который недоброжелательствовал Людовику, он спланировал устроить неожиданный набег на Реймс и постараться разрушить его за то, что папа сделал с ним на соборе проходившем именно в этом городе.
Когда, от близких друзей, об этом плане стало известно королю Людовику, то он храбро и смело созвал такое ополчение, какое и сам не ожидал собрать, затем пригласил своих нобилей с себе и рассказал им о состоянии дел. С тех пор как он уверился, и потому что ему об этом говорили, и на собственном опыте, что Святой Дионисий был для него особым покровителем и, после Господа, главным защитником королевства, он поспешил в его церковь, с молитвами и дарами, умоляя его от всей глубины своего сердца, чтобы он защитил королевство, охранил его собственную особу и, как и раньше, отразил бы врага. Затем, поскольку франки имеют привилегию — когда в их королевство кто-либо вторгается извне, то они имеют право, ради своей защиты, возложить на алтарь мощи святых заступников и мощи их сотоварищей. И это было торжественно и благоговейно сделано в присутствии короля. Затем король взял из алтаря знамя, принадлежавшее графству Вексен, которое он держал в качестве лена церкви, и в соответствии со своей вассальной присягой, получил его, будто бы от своего сеньора. В сопровождении нескольких телохранителей он полетел на врага, призываю всю Францию, со всей силой, следовать за ним. Небывалая дерзость врага вызвала негодование и пробудила у франков их природную храбрость. Там, где он проходил, он везде созывал рыцарское ополчение и полагался как в отношении людей, так и целых отрядов на их прежнюю храбрость и память об их прошлых победах.
