Фома Аквинский - Сумма теологии. Том IV
Ответ на возражение 1. Разумная природа превосходит чувственную иначе, чем умопостигаемая природа превосходит разумную. В самом деле, разумная природа превосходит чувственную со стороны объекта ее постижения, поскольку чувства не способны постигать универсалии, тогда как разум – способен. Умопостигаемая же природа превосходит разумную со стороны модуса постижения одной и той же умопостигаемой истины, поскольку умопостигаемая природа непосредственно схватывает истину, тогда как разумная природа постигает истину посредством рассуждения разума, о чем было сказано в первой части (58, 3; 79, 8). Поэтому разум вынужден двигаться там, где ум схватывает сразу. Следовательно, разумная природа может достигнуть счастья, которое является совершенством умственной природы, но иначе, чем это делают ангелы. В самом деле, ангелы достигли его мгновенно сразу же после своего сотворения, тогда как человек может его достичь только по истечении некоторого времени. А вот чувственная природа вообще не способна достигнуть означенной цели.
Ответ на возражение 2. Человек в нынешнем состоянии жизни способен естественным образом познавать умопостигаемую истину только через посредство образов. Но после того как состояние жизни изменится, у него будет другой естественный путь познания, о чем уже было сказано в первой части (84, 7; 89, 1).
Ответ на возражение 3. Человек не может превзойти ангелов в смысле степени природы, то есть стать возвышеннее их по своему естеству. Но он может превзойти их деятельностью ума путем мышления того, что превосходит ангелов и делает людей счастливыми; и когда он достигнет этого, он будет совершенно счастлив.
Раздел 2. Может ли один человек быть счастливе1 другого?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что никто не может быть счастливей других. В самом деле, счастье, как говорит Философ, это «награда добродетели»[112]. Но за все добродетельные деяния полагается равная награда, в связи с чем в Писании сказано, что все работавшие в винограднике «получили по динарию» (Мф. 20:10), что означает, согласно Григорию, что «каждый был равно вознагражден жизнью вечной»[113]. Следовательно, никто не может быть счастливей других.
Возражение 2. Далее, счастье является высшим благом. Но ничто не может быть выше высшего. Следовательно, счастье одного человека не может быть превзойдено [счастьем] другого.
Возражение 3. Далее, коль скоро счастье является «совершенным и самодостаточным благом»[114], то с ним связано успокоение человеческих желаний. Но если человек испытывает недостаток в некотором достижимом благе, то его желание не успокаивается. А если он не испытывает недостатка в чем-либо достижимом, то, значит, не существует и большего счастья. Следовательно, или человек несчастлив, или же, если он счастлив, то большего счастья не существует.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2); согласно Августину, под обителями должно разуметь «разнообразие достоинств заслуг в пределах одной жизни вечной»[115]. Но даруемое согласно заслуге достоинство жизни вечной есть не что иное, как счастье. Следовательно, существуют различные степени счастья, и счастье у всех разное.
Отвечаю: как было показано выше (1, 8; 2, 7), счастье подразумевает две вещи, а именно саму конечную цель, то есть высшее Благо, а также достижение и наслаждение этим Благом. С точки зрения самого Блага, Которое является целью, обусловливающей счастье, то одно счастье не может быть больше другого, поскольку существует только одно высшее Благо, а именно Бог, в наслаждении которым люди обретают счастье. Что же касается достижения и наслаждения этим Благом, то один человек может быть счастливей другого, поскольку, чем больше человек наслаждается этим Благом, тем больше и его счастье. Но [очевидно, что] если один человек лучше расположен или определен к наслаждению Богом, чем другой, то он будет больше наслаждаться Богом [чем другой]. И в этом смысле один человек может быть счастливей другого.
Ответ на возражение 1. Один динарий означает счастье как один [общий всем] объект. А то, что их было много, означает счастье, различимое по многим степеням наслаждения.
Ответ на возражение 2. О счастье говорят как о высшем благе постольку, поскольку оно суть совершенное обладание и наслаждение Высшим Благом.
Ответ на возражение 3. Никто из блаженных не лишен какого-либо из желаемых благ, поскольку они обладают самим бесконечным Благом или, как сказал Августин, «благом всех благ»[116]. Но при этом их счастье может разниться вследствие различий в их причастности к одному и тому же благу. Прибавление же каких-то других [новых] благ не может ничего добавить к их счастью, поскольку, как пишет Августин, «того, кто, познавши многое, познал и Тебя, сделают блаженными не его науки, а знание Тебя»[117].
Раздел 3. Может ли кто-либо быть счастлив в нынешней жизни?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что быть счастливым можно и в нынешней жизни. В самом деле, в Писании сказано: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс. 118:1). Но это сказано применительно к этой жизни. Следовательно, можно быть счастливым и в нынешней жизни.
Возражение 2. Далее, несовершенная причастность к Высшему Благу не разрушает природу счастья, в противном случае было бы невозможно, чтобы один был счастливей другого. Но люди могут быть причастными к Высшему Благу и в этой жизни, зная и любя Бога, хотя и несовершенно. Следовательно, человек может быть счастлив и в нынешней жизни.
Возражение 3. Далее, то, что утверждают многие, не может быть полностью ложным, поскольку то, что находится во многих, пребывает в них, пожалуй, от природы, природа же не бывает ложной. Но многие говорят, что счастье возможно уже в нынешней жизни, что явствует из следующих слов псалма: «Блажен народ, у которого это есть» (Пс. 143:15), имея в виду [под «этим"] блага нынешней жизни. Следовательно, можно быть счастливым и в нынешней жизни.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями» (Иов. 14:1). Но счастье несовместимо с печалями. Следовательно, никто не может быть счастлив в нынешней жизни.
Отвечаю: в этой жизни возможна лишь некоторая причастность к счастью, но совершенное и истинное счастье в нынешней жизни невозможно. Этот вывод следует из двух обстоятельств.
Во-первых, из общего понятия счастья. В самом деле, коль скоро счастье есть «совершенное и самодостаточное благо», то это означает отсутствие какого бы то ни было зла и исполнение любого желания. Но невозможно, чтобы в нынешней жизни не было вообще никакого зла. Действительно, эта жизнь подвержена множеству неизбежных зол: неведению ума, необузданности желаний, телесным недомоганиям [и т. п.], о чем [подробно] говорит Августин в четвертой главе девятнадцатой книги [своего трактата] «О граде Божием». Точно так же не может в этой жизни быть полностью удовлетворено и желание блага. Так, человеку естественно желать сохранения тех благ, которыми он обладает. Однако блага настоящей жизни преходящи, и даже сама жизнь, которую мы так хотим сохранить, преходяща, притом что человек по природе боится смерти. Поэтому истинное счастье в нынешней жизни представляется невозможным.
Во-вторых, из специфической природы счастья, а именно созерцания божественной сущности, которого, как было показано в первой части (12, 11), человек в нынешнем состоянии жизни достигнуть не может. Отсюда понятно, что в этой жизни никто не может обрести истинное и совершенное счастье.
Ответ на возражение 1. Некоторых полагают счастливыми в этой жизни или в связи с их надеждой на обретение счастья в жизни грядущей, согласно сказанному: «Мы спасены в надежде» (Рим. 8:24), или на основании некоторой их причастности к счастью вследствие получаемого ими определенного наслаждения Высшим Благом.
Ответ на возражение 2. Несовершенство причастности к счастью может быть следствием одной из двух причин. Во-первых, оно может проистекать со стороны объекта счастья, т. е. быть связанным с отсутствием видения Его в Его Сущности, и это несовершенство разрушает природу истинного счастья. Во-вторых, несовершенство может проистекать со стороны причастника, который хотя и достиг объекта счастья, а именно Бога, однако несовершенно наслаждается Им по сравнению, например, с тем, как наслаждается Собою Бог. Это несовершенство не разрушает истинную природу счастья, поскольку, коль скоро, согласно сказанному (3, 2), счастье является деятельностью, истинная природа счастья специфицируется определяющим акт объектом, а не субъектом.