Виктор Острецов - Статьи разных лет
Этап героической индустриализации страны привел в своем финале к тому, что плодом всех усилий целых поколений ударников — комсомольцев и заключенных концлагерей воспользовались абрамычи, абрамовичи и прочие граждане государства Израиль. И это факт — и политический, и юридический. О нем можно ничего не говорить, а продолжать отмечать даты рождений великих писателей, на чьих трудах росли все мы, включая и наших абрамычей и абрамовичей, и заполнять этими торжественными датами всё информационное поле, предназначенное для сообщений о Большом мире. Так чаще всего и делается. Но если что-то надо осмыслить и понять, тогда приходится говорить: вот, собственно говоря, и весь финал того — «освободительного движения», в котором участвовали интеллигентные круги России от времен декабристов и Герцена.
Сегодняшний историк начинает метаться. Всё, что он знал как плохое, сегодня ему кажется почти хорошим. Все, что было хорошим вчера, прогрессивным и гуманным, сегодня видится как нечто варварское и жуткое. Многим, не всем конечно, вероятно, и стыдно вспоминать, как еще несколько лет назад они в своих сочинениях крушили направо и налево октябристов и кадетов за их «соглашательство» с буржуазией. Сегодня эти историки смотрят в рот этой буржуазии и вымаливают у нее, хищной акулы, так называемые гранты, то есть подачки — говоря обывательским языком.
Бросившись же в объятия кадетских мыслителей, многие почувствовали некоторое облегчение. Но и здесь не все просто. Мыслителей было много, писали они, что там ни говори, много хорошего и, что очень важно, хорошим русским языком, ныне превращенным в исторической науке в суконный вариант жаргона «для своих», на котором, конечно, никакую историю живых людей излагать нельзя. Социологические схемы — можно, а историю людей и народов — нельзя.
С точки зрения интеллектуального запаса кадеты и их философы — просто находка для нынешней интеллигенции. Клондайк. Но что нам, простым людям, да и самим историкам и философам в их личной жизни, до всех этих умностей, когда страна не знает, что надо делать дальше. Весь этот огромный интеллектуальный запас всех Бердяевых и Вышеславцевых, Франков и Кизеветтеров, Гессенов и Слиозбергов, С. Булгаковых и Свенцицких, Соловьевых и Эрнов на главный вопрос не дает ответа ни в малейшей степени! Все хорошо, — историософские схемы, предложенные ими, и романы и повести, написанные их друзьями. И прекрасные полотна великих художников нужны нам, и это наше богатство. Все хорошо, а страна в развале. У нации нет главного — исторического проекта, она просто не знает, куда идти и что делать. Миллионы людей в растерянности. Удивительно, у нас нет даже слова для названия желаемого будущего. Социализм был, — лучше бы его не было. Съели, попробовали и отравились. Теперь выплыла вторая часть социализма — «демократия» (социал- демократия). Эта сразу провозгласила, что никаких идеалов, кроме желудочных и связанных вообще с физиологическими отправлениями, не должно быть.
И хорошо, что провозгласила. Не стала валять дурака, как в Америке. Иначе бы поверили в какую-нибудь очередную глупость. Итак, рухнула еще одна иллюзия времен, кстати, тех самых кадетских философов, над осуществлением которой они так долго трудились, а потом от реального воплощения которой так быстро неслись кто в Париж, а кто в Берлин, спасаясь от своих вчерашних союзников-большевиков.
Вот и весь приговор и этой части творцов свержения царизма, то бишь февральской революции во имя демократии. Писали наши кадетские мыслители хорошо, лгали еще лучше в своей реальной политической деятельности, громили царизм, о котором в эмиграции вспоминали с умилением и слезами ностальгии. Уже на брегах Вавилонских сыпали себе голову пеплом и говорили, как В.А. Маклаков: отчего же мы были такими идиотами, что не пожали вовремя руку черносотенцам и не стали с ними защищать Россию от ее врагов, а вместо этого изгалялись над своей Родиной вместе с ее врагами…
Итак, два исторических проекта рухнули. Но печально то, что другого-то нет. Этот другой проект украден, спрятан. Ведь это факт. Ведь в этом факте — вся сегодняшняя трагедия. По своей глубине ее не с чем сравнить. Возникает вопрос в связи с поставленной проблемой. Вопрос, на который революционеры, до сих преобладающие в среде историков, ответили давно. «Там» было плохо для трудящихся масс. Была бедность, и богатые выжимали соки. Они повторяют и сегодня эту глупость, опровергаемую всем опытом сегодняшней нашей жизни: жуткая бедность народа, вопиющее богатство «новых русских», вымирание целых областей России, словно от чумы или холеры, полное бесправие трудящихся, но революцией не пахнет. Другие ломают себе голову в направлении парадоксальном, самом привлекательном для восприятия читателя, революция, считают они, была от богатства и сытости. Ну плюс, конечно, «противная» интеллигенция, которая не хотела жить в застое и решила улучшить строй, а получилось как всегда.
В принципе, все перечисляемые факты имели место в реальности. В своей критике царской России ни демократы-либералы ничего не выдумывали, ни большевики. Были и капиталисты, и бедные. Были и остались, заметим себе. Были плохие дороги и непролазная грязь. Были. И, заметим, остались. Было и взяточничество. Было. Но сказать, что осталось, — нельзя.
Это особый разговор. Но здесь просто совпадение слов при обозначении разных предметов. Того, что сегодня называется взяточничеством, тогда просто не существовало. Но оставим эти маленькие детали. Что касается бесправия народа, то здесь та же картина. Того времени бесправие — сегодня бы казалось воплощением законности и порядка. Впрочем, оставим и эти мелочи. В конце концов в то время не были обязаны сравнивать свои пороки с теми, что свалятся на Россию через сто лет.
Не недостатки старого строя, не пороки общества, не эксплуатация человека человеком, не бедность и прочее в том же роде, а неодолимая мечта о новом была двигательной силой революции. Это заметил Лев Тихомиров, опережая в этом понимании современных социологов. Созрел новый исторический проект. Вызрел до деталей. Все недостатки людские, все пороки, присущие человеку, как существу падшему, были приписаны «царизму». Во имя мечты о новом критиковали государственный строй. Эта мечта давно была до деталей разработана в одной-единственной религии — в иудаизме. Нельзя сказать, чтобы этот факт прошел незамеченным в русской правой печати. Тот же Тихомиров сказал, что социал-демократия есть продукт еврейско-протестантской культуры. Впрочем, то же самое говорил и Бердяев. Эту же мысль в Германии разрабатывал и еврейско-немецкий философ Герман Коген, труды которого переводили в России и который приезжал сам в Россию читать лекции. В иудаизме финал истории как раз и есть сад земного наслаждения. То, что в иудаизме называется гаолам габа, то в политическом словаре именуется коммунизмом.
Социально-исторический проект и был реализован, и его плоды мы и видим. Историки мечутся. Одни продолжают цитировать Ленина и обличать царизм с позиций начала великих строек коммунизма, не замечая, что все стройки давно уже находятся в руинах. Другие, как выше сказано, пытаются зацепиться за философов начала XX века. Пока речь идет о критике царизма или большевизма, вся эта литература дает большие возможности. Но как только авторы пытаются понять суть происходящего и предложить возможные исторические варианты, так сразу вся ученость исчезает в одну минуту. Дело в том, что есть одна малюсенькая деталь, даже так, деталька, которую и обойти нельзя, но и что с ней делать, — просто неизвестно.
Эта «деталь», которую историки знали хорошо только по названию. Как знают название улиц, на которых никогда не жили и не бывали. Речь идет о Церкви и православии. Наши историки к этой теме совершенно не чувствительны. Для них это просто досадная часть «культурного наследия прошлого». Досадная потому, что не знают, что с ней надо делать. Для советского историка проблем с этим вопросом не было, как не было проблем и с человеческой душой. Но с «душой» этой справились быстро. В классах, прослойках, прибавочном продукте и прочих социологических и экономических терминах души и не должно быть. Поэтому историю людей заменили на историю отвлеченных категорий, а люди, персонажи политического и культурного мира, стали ходить под бирками — «рабочий», «помещик», «капиталист» и проч.
Но для современного историка моложе хотя бы семидесяти лет писать такие махровые глупости стало просто неприлично. Приходится напрягаться. Но ведь здесь надо не только напрягаться, но и знать. А знать религиозные учения — дело вообще сложное. Что касается православия, то здесь слово «знать» очень сильно отличается от «знать» в привычных им областях: социологии, экономике и культуре. Как не хочется запихать Церковь в культуру, а «предмет» сей туда не вписывается ни с какой стороны. Отдельные стороны вписываются — архитектура, оформление храмов, иконопись. Но ведь все это прилагается только к Церкви. А речь идет о религии. И здесь больно читать пассажи наших историков, когда они касаются этих вопросов. Имею в виду вполне корректных и патриотичных историков. То есть тех, кто хочет искренне понять и полон любовью к матери нашей — Руси Великой.
