Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 2
БЕСЕДА 5
"Придя в Троаду для благовествования о Христе, хотя мне и отверста была дверь Господом, я не имел покоя духу моему, потому что не нашел [там] брата моего Тита" (2 Кор. 2: 12, 13).
1. Эти слова кажутся недостойными Павла, так как показывают, что он из-за отсутствия брата пренебрег случаем споспешествовать спасению. Притом же они, по-видимому, не имеют и связи с (прежде сказанным). Что же прежде хотите, чтобы я вам доказал? То ли, что (апостол) не сказал здесь ничего недостойного себя, или то, что сказанное им имеет тесную связь с предыдущим? Мне кажется, прежде должно доказать последнее, потому что тогда и первое будет для нас удобопонятнее и яснее. Итак, какую же связь имеют эти слова с тем, что сказано прежде? Припомним прежде сказанное, тогда поймем и теперь сказанное. Что же прежде он говорил? То, что говорил в начале послания, а именно: "не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы" (не хощу вас не ведети о скорби, бывшей нам во Асии, яко по премногу и паче силы отяготихомся) (1: 8). Потом показывает, как он избавился от угрожавшей опасности, и, высказав далее промежуточные мысли, служащие к его оправданию, наконец опять дает знать, что он имел и другую скорбь. Какую же, и каким образом? Ту, что не нашел Тита. Поистине, и претерпенные (апостолом) искушения составляли для него немалую скорбь и могли повергнуть душу его в уныние. А когда не нашлось и того, кто мог бы его утешить и через участие облегчить тяжесть скорби, то, естественно, душевная буря должна была возрасти еще более. А этот Тит есть тот самый, о котором ниже говорит (апостол), и который приходил к нему (от коринфян), и от него обратно был посылаем к ним, и о котором он так много говорил с великою похвалою. Итак, желая показать, что он и об отсутствии Тита скорбел из-за них же, (апостол) и сказал вышеуказанные слова. Отсюда очевидно, что эти слова имеют тесную связь с прежде сказанным. А что слова эти и не недостойны Павла – я попытаюсь доказать и это. В самом деле, он не говорит, что отсутствие воспрепятствовало спасению желавших присоединиться к верующим; не говорит и того, что из-за этого он презрел верующих; а говорит только, что он не имел покоя, т. е. скорбел и печалился об отсутствии брата, желая показать этим, что значит отсутствие брата, и по этой причине вышел из Троады. Что же значат слова: "Придя в Троаду для благовествования " (пришед в Троаду во благовестие)? "Не без намерения, – говорит, – пришел я, но для того, чтобы проповедовать. И все-таки, несмотря на то, что с таким намерением пришел я (в Троаду), и там нашел весьма много дела: "хотя мне и отверста была дверь Господом, я не имел, – говорит, – покоя духу моему" (двери отверзене ми бывшей о Господе, не имех покоя). Впрочем, это не помешало делу проповеди. Как же говорит: "но, простившись с ними, я пошел" (отрекся им изыдох)? То есть: "Я не мог там остаться на долгое время по причине стеснения и скорби сердечной"; а может быть, и потому, что самое отсутствие (Тита) служило препятствием делу. А это также немало служило к успокоению коринфян. "Если, – говорит, – потому только, что не нашел брата (в Троаде), я должен был поспешно удалиться оттуда, хотя там мне отверзта была дверь для проповеди, для которой я и приходил туда, то тем более вы должны извинить нас теснотою обстоятельств, которые всюду нами управляют и не позволяют нам, как бы мы хотели, ни уходить откуда-либо, ни проводить где-либо более времени, по нашему желанию". Вот почему, как выше он усвоял свои путешествия Духу Божию, так и здесь приписывает Богу, присовокупляя слова: "Благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте" (Богу же благодарение всегда победители нас творящему о Христе, и воню разума Его являющу нами во всяком месте) (ст. 14). Чтобы не подумали, что (апостол) сетует и ропщет на принуждение от Бога быть там или в другом месте, он воссылает благодарение Богу. Смысл же слов его такой: "Повсюду скорби, повсюду теснота! Пришел я во Асию – там отягчен был сверх сил; пришел во Троаду – тут не нашел брата; не пошел к вам – и это причинило мне немалое, даже весьма большое огорчение, как потому, что многие из вас согрешили, так и потому, что я по этой причине не мог видеть вас". "Щадя вас, – говорит, – я доселе не приходил в Коринф" (Щадя вас ктому не приидох в Коринф) (1: 23). Итак, чтобы, говоря таким образом, не показаться ропщущим на Бога, (апостол) присовокупляет, что: "В этих скорбях мы не только не унываем, но еще радуемся; и что главное – радуемся не только ради будущих наград, но и ради настоящих, так как перенесением скорбей мы еще и в этой жизни приобретаем себе похвалу и славу. Поэтому мы так далеки от сетования и ропота, что случающияся с нами скорби называем даже торжеством и хвалимся ими". В этом смысле и сказал (апостол): "Благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе" (Богу же благодарение всегда победители нас творящему), т. е., делает нас для всех славными. Хотя для других кажется бесчестием то, что мы всюду терпим гонение, но для нас это является величайшей честью. Вот почему не сказал: "делающему нас известными", но: "победители творящему", желая показать, что эти гонения служат для нас по всей земле вместо славных памятников непрестанных побед, одержанных над диаволом. Указав же на Дающего победы, далее сказывает и причину (этих побед) и тем ободряет слушателей. "Не только, – говорит, – от Бога даются нам победы, но и о Христе", т. е. через Христа и проповедь. "А одерживая победы, – говорит, –нельзя и не прославиться нам, носящим знамение победы, так как мы именно носим его. Оттого мы и известны и сильны везде. "Благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте" (И воню разума его являющу нами во всяком месте).
2. Выше (апостол) сказал: "всегда победители нас творящему"; теперь говорит: "во всяком месте", указывая этим на то, что всякое место и время наполнены апостольскими подвигами. При этом он употребляет новую метафору, заимствованную от благовонного запаха. "Мы так же, – говорит, – делаемся всем известны, как и носящие многоценное миро", называя многоценным миром познание (о Христе). И не сказал просто – "познание" (разум), но – "благоухание познания" (воню разума), потому что именно таково нынешнее наше познание: не совсем ясно и не совершенно открыто. Потому-то и в первом послании он говорил: "теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно" (видим убо ныне зерцалом в гадании) (13: 12), и здесь познание о Христе называет "благоуханием познания" (вонею разума). Кто обоняет благоухание, тот знает, что где-то находится благовонное миро; но каково это миро само в себе, этого не может знать, если прежде не имел случая видеть его. Точно так же и мы: знаем, что Бог есть; а что Он по существу – этого не знаем. "Итак, мы, – говорит, –подобны царской кадильнице; и куда бы ни пошли, всюду источаем небесное миро и духовное благоухание". Говоря так, (апостол) имел двоякое намерение: во-первых, хотел показать силу проповеди – именно то, что через врагов, строящих козни, они только еще более прославляются, поскольку гонения дают возможность всей вселенной видеть их победы и обонять благоухание их проповеди; во-вторых, желал убедить коринфян мужественно переносить скорби и искушения, потому что через это они приобретут неизреченную славу еще прежде воздаяния (на небе). "Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих" (Яко Христово благоухание есмы Богови в спасаемых и в погибающих) (ст. 15). "Спасается ли кто, – говорит, – или погибает, проповедь Евангельская всегда сохраняет свое достоинство". Как свет и тогда, когда ослепляет слабых зрением, остается светом, хотя ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по природе, так точно и благовестие (о Христе) всегда сохраняет свое благоухание, хотя неверующие и погибают. Губит их не благовестие, но собственное их ожесточение. И погибелью нечестивых даже особенно обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых. Так и солнце потому особенно и ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно. Также и Спаситель, хотя "лежит Сей на падение и на восстание многих" (лежит на падение и на востание многим) (Лук. 2: 34), однако не перестает быть Спасителем и тогда, когда бесчисленное множество людей падают. И хоть пришествие Его на землю более послужило в наказание для неверующих, несмотря на то, оно всегда пребывает спасительным. В этом смысле и Павел говорит: "мы Христово благоухание Богу" (благоухание есмы Богови); т. е., "хотя некоторые из слышащих благовестие и погибают, однако мы не перестаем быть тем, что мы есть". И не просто сказал – "благоухание", но – "Богу". Если же мы благоухание Богу и сам Бог так определяет о нас, то кто еще будет противоречить? И слова "Христово благоухание", по моему мнению, имеют двоякое значение. Этим (апостол) хочет сказать или то, что они, повседневно умирая (1 Кор. 15: 31), приносят себя в жертву Богу, или, что они – благоухание смерти Христовой точно так же, как бы кто-нибудь сказал: "этот фимиам точно благоухание такой-то жертвы". Итак, или в этом последнем значении употребил он слово "благоухание", или в первом мною сказанном, т. е., что (апостолы) повседневно приносили себя в жертву Богу, для Христа. Видишь ли, до чего он возвысил искушения, назвав их своим торжеством, и благоуханием, и жертвою, приносимою Богу? Далее, так как он сказал: "мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих" (благоухание есмы и в погибающих), то, чтобы ты не подумал, что и погибающие угодны Богу, присовокупил: "для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь" (овем убо воня смертная в смерть, овем же воня животная в живот) (ст. 16), т. е., обоняя это благоухание, одни спасаются, а другие погибают – так, впрочем, что если кто погибает, тот бывает сам виною своей погибели, потому что и благовонное миро, говорят, удушает свиней, и свет, как я прежде сказал, ослепляет слабых зрением. И таково свойство благ, что они не только усовершают сродное им, но и губят противное; и в этом последнем случае особенно обнаруживается их сила. Так и огонь, не тогда только, когда светит или очищает золото, оказывается огнем и обнаруживает свойственную ему силу; но еще более тогда, когда пожигает терние. И Христос явит свое величие, когда "убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего" (убиет антихриста духом уст Своих, и упразднит явлением пришествия Своего) (2 Сол. 2: 8). "И кто способен к сему?" (И к сим кто доволен?) Так как (апостол) сказал много великого и необычайного, называя себя и жертвою и благоуханием Христовым, и усваивая себе повсеместное торжество, то он опять старается умерить сказанное, относя все это к Богу. Поэтому и говорит: "И кто способен к сему?". "Все это, – говорит, – Христово, и нет ничего нашего". Видишь ли его отличие от лжеапостолов? Последние хвалятся, что они в проповедь о Христе приносят нечто свое; а он, напротив, ставит в похвалу себе то, что ничего не называет своим. "ибо похвала наша, – говорит, – сия есть свидетельство совести нашей, что мы в простоте и богоугодной искренности, не по плотской мудрости, но по благодати Божией, жили в мире" (Похваление наше сие есть, свидетельство совести, яко не в мудрости плоти, но благодатию Божиею жихом в мире) (2 Кор. 1: 12). И как те приобретение земной мудрости вменяли в похвалу себе, так он, напротив, вменяет себе в похвалу незнание ее. Потому и здесь говорит: "И кто способен к сему?" А если мы сами по себе недостаточны для этого, то все происходящее (с нами и чрез нас) есть дело благодати. "Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие" (Несмы бо, якоже прочии нечисто проповедающии слово Божие) (ст. 17).
