Сельский Священник - Записки сельского священника
Летом мы поехали с женой повидеться с моими родителями и с матушкой жены моей. У батюшки моего в семинарии содержалось ещё два сына, моих меньших брата, и потому он терпел крайнюю нужду. Видеть отца и мать нуждающимися в самом необходимом, и не иметь возможности помочь им, — переносить это нелегко!... От моих родителей мы поехали к матушке жены моей.
В городе однажды я встретился с другом моим, по семинарии товарищем, неким Иваном Сокольским. В семинарии он был юноша видный, необыкновенно весёлого характера и остряк. Теперь же он был худ, бледен, мне показался, даже закоптевшим, ряса плохенькая, а шляпёнка и совсем не была никуда годна; на всё окружавшее он смотрел, как будто, безучастно и скорее похож был на сумасшедшего, чем на обыкновенного человека!
— Как, брат Ваня, твои дела? — спрашиваю я.
— Ничего, братец, торгуем.
— Чем?
— Собственным товаром. Теперь приехал сюда записаться в гильдию.
— В самом деле: как ты поживаешь?
— Говорят тебе: торгую! Да, брат, вот в этакий попадись приход, так, поневоле, сделается купцом всякий. У меня мордва за все требы платят лаптями: отслужишь, на Пасху, молебен, — пару лаптей, а богатый и две пары; свадьба, — полтинник и 10 пар лаптей. После Пасхи мне досталось огромных два воза лаптей. Ну, теперь понял, что мы купцы?
— Куда вы их деваете?
— Отвозим в Кузнецк на базар!
— Насколько же ты их продал?
— Рублей на 20 ассигнациями пасхальных, да рубля на 2 за другие требы.
— Почём вы продаёте их?
— Хорошие копейки по 3 серебром, похуже — 2 копейки. Теперь приехал сюда поискать получше местечко. Пошёл вчера в консисторию, а там: давай три целковых, так покажем и разные места. Просил — просил, нет, Иуды, не уступают. Повёл троих анафемов в трактир, пропоил 2 рубля; показали места четыре, да всё дрянь, — не стоит ломаться. Есть, говорят, и хорошие, да меньше пятишницы показать их нельзя. Пять рублей отдай, а даст ли его преосвященный, — это на небе писано. Вот я и хожу по городу да смотрю, не найду ли где пятишницы.
Дня через три я опять встретился с И. Сокольским. — Ну, что, спрашиваю, нашёл место, подал прошение?
— Вчера подал в N, тоже дрянь, да уж, небось, всё не хуже моего. Ныне прошение сошло, да просят целковый показать резолюцию.
Я сказал ему, где я живу, и попросил его заходить ко мне, пока я живу в городе. На другой день он, действительно, зашёл.
— Как твои дела? — спрашиваю.
— «Справку». На прошении резолюция: «предоставить справку». За эту справку и просят теперь пять целковых. Я говорю: давайте я сам напишу её; а столоначальник: дело тут, святой отец, не в письме, а в деньгах. Дашь 5 рублей и пиши, коль есть охота писать; не дашь, так недели три и походишь.
— Написать о тебе справку нужно всего 10 минут?
— Написать мой формулярный список, — и всё тут.
— Да ведь твой формуляр в трёх словах?
— Приказные так и говорят, что дело не в письме. Деньги-то опять отдашь, а ещё неизвестно, даст или нет архиерей место-то! А сколько будет мытарства, если и даст-то! Чего будет стоить, чтобы показали резолюцию на справке! А там указ: написать, подписать столоначальнику, члену, секретарю, регистратору, чтоб ввёл в исходящую и поставил №, сторожам — каждому всё дай. А там привалят на квартиру, человек 15, поздравлять... И Господи, тиранства и конца нет! Придётся продать тестеву-то лошадь. Да уж так бы и быть, куда ни шло, лишь бы не пропало всё даром!
Больше я с о. Сокольским не виделся. В день отъезда из города, мне попался на улице другой знакомый мне священник. По одному особенному случаю, он получил место возле самого города, в верстах 10–12-ти. Притом довольно достаточный, но не из богатых. Священник этот был очень неглупый, но до самозабвения увлекающийся всем, выдающимся из ряда вон и потому крайне нерасчётливый в экономическом отношении. Он с восторгом рассказывал мне, что он знаком со множеством дворян города, со всеми членами консистории и с секретарём. Он рассказывал, что на святках, маслянной и два раза после Пасхи, у него были два члена консистории, секретарь и столоначальник. В первый раз, говорит, они приехали ко мне нечаянно и у меня не было ничего, только и мог угостить я их хорошей стерлядью; была одна бутылка рому в 1 руб. 50 коп., да секретарь сказал, что он пьёт только белый в 4 рубля. Но за то потом каждый раз, как приедут, сами привезут с собою всего: и рому в 4 рубля, и вин разных, и закуски и... всякой всячины! Конечно, всё это в мой счёт. А вот, как были в последний раз, столоначальник и говорит мне: мы от скуки на дорогу взяли орешков 2 фунтика, так припишите уж и их к счёту. Ну, разумеется из этих пустяков и говорить не сто́ит. Дорого только берут с них извощики. В последний раз я заплатил только за один конец, да и прогнал их; и отвезти от себя нанял уже у себя в селе.
— А тебя просили они к себе?
— Ты вздумаешь! Теперь приехал взять в консистории новую приходо-расходную книгу для церкви.
— Уж, разумеется, тебе, по дружбе, выдадут без взяток?
— Нет, если б не был знаком, то всякому дал бы поменьше, — понемногу; а теперь знакомому-то мало-то дать и стыдно. Рублей 25 это дело стоило мне.
— С такой дружбой тебя можно поздравить. У тебя, кажется, в приходе пропасть дворян?
— Больше 20 домов. По зимам все они живут в городе, а летом у нас по садам. Кроме того, у нас много теперь дачников из города. Каждый праздник, после обедни, уж непременно, человек 5–6 зайдёт ко мне и с жёнами и с детишками напиться чаю и закусить.
— А тебя просят они к себе?
— Недавно у Мац-на была имянинница жена, приглашали служить молебен, и я обедал там.
— Стало быть, все эти господа ходят к тебе не из расположения к тебе, а только отдохнуть, после обедни, да и подкрепиться? Можно поздравить тебя и с дворянской дружбой!
— А недавно, так вице-губернатор Н-ков прислал рассыльного сказать мне, что он, на завтра, приедет к обедни, чтоб я подождал его служить. У меня, на беду, ничего не было для закуски. Сейчас, в ночь, в город!... Утром подождал с час служить. К 10 часам приехал он и с женой, и с дочерью. После обедни прямо ко мне. Пока я в церкви исправлял другие требы, — жена напоила их чаем. Я пришёл, — подал закуску. Предобрые люди! Дочь у них уже невеста, всё разговаривала с моей женой. Он и выпивал и закусывал без церемонии. Славные, препростые люди!
— А тебя они просили к себе?
— Ты выдумаешь!
— Значит тебя можно поздравить с дружбой даже вице-губернатора!
Священник этот недавно помер в крайней бедности, оставивши огромные долги (конечно по состоянию священников). Семейство его теперь в самом жалком состоянии, — это хуже всяких нищих. Когда жена его обратилась к дворянам-прихожанам за помощью для погребения, то никто не дал ей ровно ничего; одни наобещали, а другие так или прямо отказали или запретили прислуге говорить, что они дома. Единственное лицо, которое оказало ей самую человеколюбивую, христианскую помощь, — так это преосвященный. Он так много помог ей, как не помог бы, по всей вероятности, ни один преосвященный.
XI.
На возвратном пути из города домой, нам пришлось проезжать в одном месте, поздно вечером, через лес. Место это на границах двух уездов. Лесу была небольшая куртина, но лес крупный. Въезжаем мы в лес, и вдруг из кустов выскакивают четыре человека с дубинами и копьями.
— «Стой!» — закричали все разом, — и один бросился держать лошадей, а другой ухватился за кучера. Мы испугались до беспамятства.
— Вино есть у вас? Кто вы?
— Я священник, говорю я, вина у меня нет.
— Попы пьют больше нашего. Слезай!
Жена моя, не помня себя, уцепилась за меня. Они начали хозяйничать: всё перешвыряли, перемяли, искололи «щупами», перепортили нашу одежду, — всё, что было при нас, и сказали: «Вина нет, ступайте!»
Оказалось, что это были кордонные, как их звали тогда. Это значило, что в следующем уезде был другой винный откуп, а это были стражники, чтобы из того откупа, где вино дешевле, не перевозили в другой.
Вспоминая этот случай, всегда говорю я: дай Господи многая лета батюшке-Государю, уничтожившему этот откупленный разбой!
* * *В сентябре мы опять получили от благочинного повестку явиться всем причтом, с церковными документами, в д. Ивановку, в имение Е. А. И. для предоставления его преосвященству. Оказалось, что туда собрано было из шестнадцати сёл всё духовенство. Нас собралось там 18 священников, 16 диаконов и 38 причетников, — целый полк. Мы собрались за два дня до приезда преосвященного. Преосвященный приехал к И-ой, как хороший знакомый, отдохнуть на недельку от дел. Сюда же съехалось много помещиков, а ещё более барынь, из ближайших селений. Тут же был и приятель мой Агафонов. В первый день по приезде, преосвященный не принимал нас и потому мы топтались у барских ворот недолго. На другой день, нам было велено явиться в 10 часов. Мы, конечно, явились; но на этот раз пришлось потолпиться у ворот подольше. В 12 часов уже преосвященный, идя с хозяйкой дома и гостями из саду мимо нас, велел явиться нам в 10 часов на завтра. Мы, разумеется, стояли без шляп, но никто из сопровождавших преосвященного не снял фуражки и не кивнул нам. Являемся на завтра: ввалили семьдесят человек и грянули, разом, в ноги преосвященному. Мы заняли собой больше половины залы. Преосвященный, в великолепной серой атласной рясе и голубой камилавке, сидел на диване, хозяйка и гости — вдоль стен. При нашем входе не привстал никто и никто не кивнул нам головой, как будто пришло, просто, стадо баранов. Мы все, обыкновенным, заведённым порядком, стали принимать благословение по одиночке: подойдёшь, поклонишься в ноги, примешь благословение, опять поклонишься в ноги и отойдёшь. Преосвященный, сидя, по одиночке благословил нас и потом спрашивает благочинного: кто из них у тебя пьяница?
