Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
«Не было никакого уважения и пощады ни священным жертвенникам, ни святым иконам; они были истреблены, глаза святых выколоты. Мощи святых или растерзаны, или разбросаны. Святотатственные руки завладели святыми чашами Божиими, нагрузили мешки золотом и серебром от святых икон... Кресты, низверженные с вершины церквей и домов, попирались ногами... С издевательством носили по лагерю крест, в сопровождении тимпанов, во время шествия оплевывали его, поносили, позорили и, надев на верхушку шапку, которую они называют Zarchula, смеялись, говоря: вот Бог христиан».[3108]
Некоторые турки проникли в монастырь Хора (ныне Кахрие-Джами), где хранилась чудотворная икона Божией Матери Одигитрии; икона вместе с украшениями была рассечена мечом на четыре части и части разделены по жребию.[3109] Турки, ворвавшиеся в храм Св. Софии, бесчинствовали здесь точно так же, как и в остальных церквах: срывали украшения и ризы с икон, покрывала с престолов, лампады и паникадила разбивали и уносили, расхищали золотые и серебряные сосуды и др. ценные предметы. Некоторые занимались бесцельным и бессмысленным разрушением, думая, что этим они угождают Богу. Когда Магомет въехал в город и вошел в храм Св. Софии, то первый, попавшийся ему на глаза, был турок, ломавший мраморный пол. На вопрос султана: зачем портить пол, он отвечал, что делает это из ревности к вере. Турка вытащили вон. Затем султан приказал одному из находившихся при нем шейхов взойти на кафедру, прочитать магометанское исповедание веры и пригласить правоверных к послеполуденной молитве (дело было пополудни). Сам Магомет взошел на престол, на котором доныне приносилась бескровная жертва и под которым лежали мощи апостолов и мучеников; стоя на нем, он прочитал свою молитву. Этим актом храм Св. Софии был отнят у христиан и предназначен к превращению в мечеть. Другие лучшие христианские храмы тоже были превращены в мечети; христианам оставлен был только небольшой храм св. Апостолов. Из монастырей только два оставлены христианам, остальные были заняты дервишами, разными ремесленниками и просто османскими семействами.[3110]
Появление магометанских мечетей на месте христианских храмов служило верным признаком поселения в данном месте османов. Для них-то главным образом и лишь отчасти для совращенных в магометанство христиан устраивалась мечеть, равно как вводилось османское устройство, назначались кади, имамы и другие должностные лица, учреждались школы и пр. Отличительной особенностью завоеваний османов служит то, что по мере завоеваний они распространяют свои колонии и прочно оседают на завоеванной земле. Начало таких колоний в Европе почти совпадает с началом османских вторжений. При том же султане Урхане, при котором османы сделали первый набег на Европу, его сын Сулейман основал первые османские колонии на европейском берегу Дарданелл и Мраморного моря. Лучшие османские фамилии с женами, детьми и со всем имуществом были переселены из Азии в приморские города и деревни Европы; в свою очередь, знатнейшее греческое население этих городов и деревень было выселено в Азию. Этой политики, которая обязана своим происхождением Сулейману, твердо держались османские султаны. По мере того, как производились завоевания и в завоеванных городах и укрепленных местах располагались турецкие гарнизоны, — являлись османские семейства из Азии, а также из прежде основанных колоний Европы, занимали земли, опустошенные османами или добровольно покинутые христианами, и здесь, по соседству с турецкими гарнизонами и под прикрытием этих гарнизонов, предавались мирным занятиям. Иногда султаны, чтобы упростить и ускорить заселение завоеванной местности, прямо назначали известный мусульманский город или деревню, население которых должно было в полном составе перебираться на новое место жительства. Так, например, после завоевания Салоник Мурад II перевел сюда все население Иенидже (Genitzae), османского города, расположенного на запад от Салоник, на расстоянии одного дня пути.[3111] Османские колонии были основаны и в некоторых городах, не бывших под властью османов, в силу договоров между султанами и соответствующими правительствами. Такова была колония в Константинополе, существовавшая здесь до завоевания этого города турками. Первое указание на ее существование встречается у историка Халкокондилы, который, говоря о бунте Андроника Палеолога против отца, Иоанна V, о том, как Андроник бежал к Баязету и просил у него помощи, замечает, что в вознаграждение он обещал Баязету «иметь в городе судью» — кади.[3112] Это показывает, что во второй пол. XIV в. в Константинополе жили османы, но не имели еще ни своего кади, ни мечети. Когда после смерти Иоанна V вступил на престол Мануил II (1391-1425), то Баязет немедленно потребовал, чтобы в Константинополе разрешено было магометанам иметь своего кади, «так как неприлично, чтобы мусульмане, занимающиеся торговлей и посещающие Константинополь, обращались в своих спорах к суду гяуров (καβουρίδων), но мусульманину следует судиться у мусульманина».[3113]
Требование не было удовлетворено, и только когда Мануил уехал на Запад просить у христианских государей помощи против турок, а Византией управлял его племянник Иоанн (сын упомянутого выше Андроника), Баязет достиг своей цели. Он настоятельно потребовал от Иоанна, чтобы в Константинополь был допущен кади и выстроена мечеть, а свое требование он подкрепил военной демонстрацией против Константинополя. Иоанн поспешил исполнить желание султана. Османы после этого имели в Константинополе, в особом квартале, где они жили, мечеть и своего кади. Но когда Баязет удалился в Азию против Тимура и был взят им в плен, то константинопольская чернь напала на османскую колонию, разрушила мечеть и выгнала османов вместе с кади вон из столицы. Османы оставили город, поселились недалеко от Константинополя и свое селение назвали Киникли. Это — первое постоянное османское поселение около Константинополя.[3114]
Система колонизации, шедшая рука об руку с завоеваниями, как нельзя более упрочивала эти завоевания; османские колонии врезывались в сплошное христианское население и доставляли средства держать это население в повиновении. Через посредство этих же колоний османы неизбежно завязывали мирные сношения с христианами. Является вопрос: если вооруженные столкновения оканчивались победой османов и эта победа вела к национальному и религиозному преобладанию османов над христианами, то каковы были последствия их мирных сношений? Этот вопрос может быть предрешен, если мы вспомним, какие силы приходили в соотношение. С одной стороны было варварство и ислам, живой фанатизмом, но безжизненный по духу и формам, с другой — христианство и греко-римская цивилизация, которая хотя и выродилась в византийскую, но все-таки стояла на недосягаемой высоте, сравнительно с простотой и патриархальностью турок. Столкновение таких сил, если только оно не сопровождалось грубым насилием, но происходило на мирном пути, не могло не отразиться перевесом последней над первой; цивилизация более развитая должна была взять верх над менее развитой, религия более совершенная должна была победить менее совершенную. Это мы и видим на османах: мало-помалу они подчиняются влиянию христиан, и оно обнаруживается в сфере религиозной и частной жизни. Проводниками этого влияния были отчасти названные колонии, обусловливавшие сожительство османов с христианами, но еще более браки османов с христианами и присутствие христиан на службе у османов.
Все почти османские султаны, начиная с Урхана и кончая Мурадом П, были женаты на христианских принцессах; исключение составляет один Магомет I. Браки заключались по политическим расчетам; императоры византийские, князья болгарские и сербские, выдавая своих дочерей и родственниц замуж за султанов, желали таким образом купить мир для своих государств и скрепить дружбу с османами. Эта ближайшая цель не всегда достигалась, но зато достигалась другая, более отдаленная, которая, может быть, и не входила в расчеты государей. Живя при дворе султанов, христианские принцессы пользовались до некоторой степени религиозной свободой, держались своей веры и нравов, а в качестве султанских жен имели значительный авторитет и оказывали влияние не только на султанов, но и на окружавших их лиц. Первая христианская принцесса, выданная замуж за османского султана и имевшая при дворе большое влияние, была Феодора, дочь Иоанна Кантакузина, который во время свадьбы (1346 г.) был не более как претендентом на престол, но через год после этого (1347 г.) был признан византийским императором и соправителем Иоанна V Палеолога. Феодора была выдана за султана Урхана, которого Кантакузин хотел этим привлечь на свою сторону и сделать своим союзником. Перед отправлением невесты к жениху был совершен обряд, предписываемый византийским придворным церемониалом. Кантакузин с войском, женой и дочерьми, между которыми была Феодора, явились на равнину близ города Селимврии; здесь были выстроены деревянные подмостки для невесты, а вблизи их палатка для ее матери и сестер. Императрица с дочерьми провела ночь в палатке, а император (как называет сам себя Кантакузин, описывая это торжество) в лагере. На следующий день Феодора взошла на подмостки, занавешенные вытканными золотом коврами, императрица с двумя дочерьми осталась в палатке, император присутствовал верхом на лошади, остальные — стоя. По данному знаку ковры были опущены и глазам присутствующих предстала невеста, а по обеим сторонам ее горящие лампады, которые держали в руках коленопреклоненные евнухи. Этот акт сопровождался звуками музыки, по окончании которой раздалось пение хоров, восхвалявших невесту в песнях, составленных мастерами этого дела. После этого торжества император в течении нескольких дней давал пир своим приближенным и османам, а потом отправил невесту к ее жениху.
