Митрополит Дроздов - Слава Богоматери
Ибо верно обещание Господне: вся, елика еще воспросите в молитве, верующе, приимете (Мф 21,22).
Глава седьмая ПОСЛУШАНИЕ ВЕРЫ [42]
Аще и Сын бяше, обаче навыче от сих, яже пострада, послушанию, и совершився бысть всем послушающим Его виновен спасения вечного Евр. 5,8-9.
Послушание есть последование тому, что слышим - как наставление, или как повеление. В высшем, духовном значении послушание есть последование воли человеческой, как сотворенной и зависимой, воле Божией - как творческой и вседержавной.
Из такого понятия о послушании тотчас открывается обязанность, польза и важность послушания.
Твари ли возставать против Творца? Рабу ли земному воздвигать мятеж против Владыки небесного? - Не совсем омраченный разум, не совсем ожесточенное сердце, общими силами, отвергают такую несообразность; и разум и сердце согласно признают обязанность послушания воли человеческой воле Божией.
Воля Божия непогрешительна. Следственно, послушание воле Божией должно предохранить или избавить человека от погрешностей и заблуждений.
Воля Божия всеблага. Следственно, послушание воле Божией должно вести человека ко всякому благу.
Тварь без Творца есть ничто. Только силою Творца она есть нечто. Что же будет значить воля человека, если она не прилепится воле Божией послушанием, если отторгнется от нея непослушанием?
Некогда первый человек блаженствовал: почему? - потому что последовал всесвятой и всеблагой воле Божией. Он пал с высоты своего блаженства: каким образом? - таким образом, что его воля отпала от воли Божией и впала в чувственные пожелания. Преслушание, грех, смерть: это звенья одной цепи; взявшийся за первое звено влечет сам к себе последнее, и, о если бы всегда не более, как только сам к себе! Напротив, ослушанием единого человека грешни быша мнози (Рим 5,19), единым человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде (12).
Надобно ли врачевать от всеобщей смертоносной болезни недугующее человечество? - Можно догадаться, что весь нужный врачебный прием должно составлять то качество, утрата которого была причиной болезни, то есть - послушание. С этим именно врачевством и пришел на землю Небесный Врач. Смотрите, как Он, будучи Сам безболезнен, в Самом Себе приготовляет врачевство для недугующего рода человеческого, и как врачует его именно послушанием: смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Фил 2,8); послушанием Единого праведни будут мнози (Рим 5,19); аще и Сын бяше, обаче навыче от сих, яже пострада, послушанию, и совершися бысть всем послушающим Его виновен спасения вечного. [Хотя Он (Иисус Христос) есть Сын (Божий), однако страданиями навык послушанию; и совершившись сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного].
Есть послушание любви, послушание страха, послушание веры. В начале человек, как сладкою пищею, питался послушанием любви к Богу всеблагому и всесовершенному. Но после того, как эту блаженную жизнь он отравил вкушением запрещенного, ему нужно, как врачевство, иногда не без горечи, употреблять послушание страха пред Богом - праведным Судиею; и потом послушание веры в Бога и Христа - Помилователя, Исцелителя и Спасителя; дабы наконец по мере исцеления, вновь питаться сладкою и безсмертною пищею - послушанием любви.
Если желаем несколько уразуметь, почему всемогущая воля Божия в деле спасения человека действует не без соизволения воли человеческой, то для этого обратимся к началу и к существенным свойствам природы человеческой. Человек сотворен по образу Божию. Важная черта этого образа положена в его воле и есть разумная свобода, отличающая человека от низших созданий Божиих, образа Божия в себе не имеющих. Посему Бот хранит ненарушимою свободу воли человеческой, храня в ней черты образа Своего: а потому и при действии неограниченного всемогущества, когда это действие должно коснуться внутреннего состояния человека. Он приемлет во внимание свободное изволение человека. И человек, с своей стороны, если по чему может быть способен к ближайшему общению и соединению с Богом, то по силе Божьего в нем образа; потому что лучшее в сотворенных существах и достойнейшее Божьего воззрения и благоволения, приближения к Богу и блаженного с Ним соединения конечно есть образ Божий: а потому для достижения общения и блаженного соединения с Богом и должен человек обращать к Нему свои способности, ознаменованные чертами образа Его, устремлять к Нему свой ум, волю, сердце, особенно же соединять свою волю с Его волею - движением свободного изволения, посредством веры и любви.
Сотворивший нас без нас определил спасти нас не без нашей воли, ознаменовывая тем высокость нашей природы, даже в ее падении. Его воля, всегда спасительная, ждет нашей воли, долженствующей принять спасение. Не отлагайте, не колеблитесь, решитесь твердо вашу волю владычественной воле Божией покорить страхом в послушение, всеблагой воле Божией предать верою в надежде, наконец соединить с оною волю вашу любовию соузом совершенства (Кол 3,14).
Глава восьмая ПРЕДАННОСТЬ БОГУ [43]
Даждь Ми, сыне, твое сердце Притч. 23,26
Преданность Богу есть такое расположение духа, по которому человек всего себя, все, что ему принадлежит, все, что с ним случиться может, - предоставляет воле и провидению Бога, так что сам остается только стражем своей души и тела, как стяжания Божия.
К такому расположению приготовляет человека внимательное наблюдение над собственными усилиями сделать себя совершенным и благополучным. Именно: желает он сделаться мудрым; для этого образует свои способности, напрягает силы ума, подкрепляет себя силами других избранных умов, составляет себе образ ведения: что же? - Между тем как он старается уяснить для себя в этом образе одну черту, другая в нем затмевается, пресекается, исчезает; по той мере, как он расширяет круг своих познаний, за чертою знаемого еще обширнее открывается область недоведомого; истина, давно признанная за достоверную, приводится в сомнение вновь открытою истиною; конец самодельных изысканий, по признанию беспристрастнейшего из древних мудрецов[44], есть открытие того, что человек сам собою ничего не знает. - Желает он сделаться добрым; для сего старается познать закон справедливости, возбуждает сердце свое к добродетельным чувствованиям, предприемлет добрые дела: что же и здесь? - Опыт доказывает, что желание быть добрым нередко бывает слабее страсти, влекущей к пороку, и ею побеждается; что познанный закон предлагает добро, но не дает силы творить оное; что добродетельные чувствования из жестокого сердца, как огонь из кремня, высекаются с трудом, а легко угасают, в мягком же сердце хотя и скоро возгораются, как огонь во льну, но также тлятся слабо и не долго; что дела внешнею своею стороною добрые, со внутренней своей стороны часто бывают осквернены нечистыми побуждениями, как то своекорыстием, самоуслаждением, тщеславием; что природа человеческая, как принужден был признать в новейшие времена один из самых ревностных почитателей так называемого нравственного разума[45], - из самого корня своего зло производит. - По таковым опытам, что могут обещать и усилия сделать себя благополучным? - Где не достает истинного блага, там истинное благополучие конечно невозможно. Правильное следствие таких опытов, тщательно и безпристрастно наблюдаемых, должно быть то, что человек потеряет надежду на самого себя, и если не хочет погибнуть, - поелику вне действительного благополучия и вне надежды ничего нельзя найти кроме погибели, - как бы по необходимости вознесет желание и надежду свою к Богу и, еще не предвидя и не предчувствуя, каким образом она может совершиться, предаст себя Ему как разстроенную собственность, которой владетель располагать не умеет.
Начав предаваться Богу, человек встречает иные опыты, совсем противоположные тем, какие имел он, управляя сам собою. Прежде собственные усилия познать истину едва производили в нем слабый кратковременный свет, оставлявший по себе сугубый мрак: теперь из самой тьмы, в какой он повергается пред Отцем светов, рождается для него внезапный свет; а если остается он иногда и во тьме, то и в ней познает непостижимую близость Того, Кто есть Свет превыше всякого света. - Прежде, усилия делать добро или совсем подавляемы были в нем злыми склонностями, или производили несовершенное действие: теперь, когда он положил сердце свое в силу Божию, в самой немощи его начинает совершаться сила Божия, разрушающая зло и созидающая благо. - Прежде наилучше обдуманные предначертания его к устроению собственного благополучия или не исполнялись, или в самом исполнении оказывались неудовлетворительными: теперь он не делает никаких собственных предначертаний, но вместо того со дня на день все более усматривает великий чертеж Провидения, по которому, несмотря ни на какие препятствия, - кроме одного препятствия, какое прежде полагало его упорство и неверие, - постепенно устрояется его спасение. - Прежде успехи надмевали его, неудачи повергали в уныние, прошедшее терзало раскаянием, настоящее озабочивало, будущее устрашало: теперь и благоприятные события принимает он с чистой радостью, потому что видит в них милость и дар Божий: и неблагоприятные принимает с надеждою, потому что усматривает в них обличение своего недостоинства, наставление к смирению, очищение и приготовление к лучшему; раскаяние в нем не есть уже огнь, пожирающий его душу, но тихий дождь, ее орошающий, потому что он погрузил грехи свои в кровь и воду, истекшие из ребра Спасителя; нет для такого человека слишком тяжкой заботы, потому что он всю печаль свою возверг на Господа; нет для него страха, потому что он живет под кровом Всемогущего; прошедшее для него не потеряно; настоящее безопасно, будущее верно, - в руках Вечного. - Прежде, в самых делах благоугождения Богу он суетился, подобно изображенной во Евангелии Марфе, и производил много молвы, не приобретая тем совершенного благоволения Божия: теперь, подобно Марии, безмолвен и недвижим пребывает он у ног Спасителя своего и, с минуты на минуту наполняясь жизнию слова Его, в глубине души своей обретает свидетельство, что он избрал благую часть, которая не будет отнята у него (Лк 10,42). - Таким образом, преданность Богу, зачатая от убеждения ума, перерождается в нем в живое чувство сердца; вынужденная, так сказать, уступка того, чего не умели сберечь, превращается в свободное даяние того, что сим единственно способом надеются сохранить; и человек повергает себя невозвратно как убогую лепту в сокровищницу Божества, не мечтая увеличить ее сокровище Божие, но веруя и уповая, что там она не будет потеряна и, сколь ни малоценна, употреблена будет вместе с безчисленными талантами на созидание живого храма живому Богу.
