Сборник статей - Небесные Посредники. Иудейские Истоки Ранней Христологии
Подобного рода стремление иудеев воспринимать и изображать царскую власть Бога возникло под влиянием способов управления, характерных для имперских режимов, существовавших в то время, которые они могли наблюдать в реальной жизни. Соответственно, Бог представлялся осуществляющим свои помыслы посредством большой свиты небесных служителей, зачастую изображавшейся в виде хорошо организованной иерархии из различных рангов этих служителей, по образцу организации двора великих земных правителей. В этом проявлялось стремление к яркому выражению их веры в то, что Бог – это великий правитель над всеми существами, и ничто во всей вселенной не могло не подчиняться его законной власти. Возможно, такое восприятие свидетельствует о том, что обстоятельства жизни того времени, по-видимому, представляли собой угрозу вере в Божью заботу о людях и власть над ними, однако благодаря интересу к ангельским сонмам верующий стремились противостоять подобному вызову, представляя Бога как истинного царя над всем сотворенным миром. Упоминания о великих ангелах появляются в текстах, где особенно ярко выражена преданность авторов их монотеистическому благочестию.
Достаточно привести один пример, напомнив о текстах, где говорится об ангеле Михаиле, таких как Вторая книга Еноха, в которой Михаил представлен Божьим архистратигом, а природе единого Бога при этом ничто не угрожает. Читатель узнает, что праведные – это те, «которые пред лицом Господа ходят и ему одному служат» (2 Енох 9).[146] Достигнув вершины в своем восхождении, Енох поднимается на десятое небо и видит «издалека Господа, сидящего на престоле своем», в запредельных высотах над всеми небесными силами, и его беспрестанно славят херувимы и серафимы (2 Енох 20–21).
Эта сцена, в которой представлено почитание только одного Бога, по всей вероятности, служит отражением отношения к культовому почитанию Бога со стороны автора этого сочинения и его религиозных собратьев. Следует отметить, что в тексте 2 Енох 33:4–10 Бог уверяет, что он творит все в этом мире, и что ничто не может противостоять ему, выражая это такими словами: «нет <мне> советника, ни помощника». Особо следует подчеркнуть, что Михаил представлен здесь в качестве главного служителя Бога, однако вера в единого Бога остается неприкосновенной.
Подобным образом и в Откровении Авраама (10:4–17; 11:1–
3) мы не наблюдаем никакого смешения концепций ангела Иаоила и Бога. Напротив, Иаоил готовит Авраама к принятию откровения, которое должен даровать ему Бог, предупреждая его об опасностях (16:1–4), и приводит Авраама к почитанию Бога, когда он действительно открывается Аврааму (17:1–21). В самом деле, очень важно, что при появлении Бога этот могущественный ангел встраивается в иерархию других существ и служителей Бога, принимая участие в поклонении Богу, единственному, кто достоин поклонения, согласно автору данного произведения. Образ Иаоила, в котором обитает Божье Имя, служит весьма многозначительным указанием на статус этого ангела, особенно по сравнению с другими представителями небесной свиты, однако в данном тексте не содержится никаких указаний на то, что Божье Имя «в» Иаоиле каким-то образом обожествляет его в том смысле, чтобы сделать его объектом культового поклонения.[147]
Более того, в Апокалипсисе Софонии (6:11–15) «великий ангел Еремиил», обладающий такой примечательной внешностью, что мистик по ошибке принимает его сначала за Бога, предупреждает его: «Будь осторожен. Не поклоняйся мне. Я не Господь Всемогущий» (6:15). В данном случае, когда дело доходит до ритуальных иудейских обрядов почитания Бога, разграничение между Богом и любым из могущественных ангелов проводится со всей четкостью. Подобное предупреждение, как то, что было высказано Еремиилом, может означать, что автор этого сочинения был, по той или иной причине, уверен в возможности злоупотребления концепцией великого ангела. Недвусмысленно принимая предание о великом ангеле, автор противостоял любой идее о том, что такое существо может служить предметом поклонения для благочестивого верующего.
Следует вновь упомянуть свидетельство из Апокрифа об Иосифе и Асенет, где ангел явно выступает в качестве представителя концепции великих ангельских существ; его облачение и внешность (14:9–10), его способ представления себя (14:8; 15:12) определяют его как существо, занимающее второе место после Бога. Однако отказ ангела назвать все имя, чтобы Асенет могла «хвалить и славить» его, означает, что это существо не следует путать с Богом, и оно не должно становиться объектом культового почитания, которое должно относиться только к Богу. Более того, в другом месте этого сочинения проводится строгое разграничение между евреями, почитающими только истинного Бога, и египтянами, с их поклонением многим богам. Это противопоставление особенно ярко выражено в двух монологах Асенет (11:3–14,16–18) и в ее молитвах раскаяния (главы 12–13), в которых она постоянно подчеркивает свой отказ от прежнего почитания любого другого Бога кроме Господа (11:4, 16–17; 12:5–9,12–13; 13:11). Учитывая все эти замечания, становится понятным, что Апокриф об Иосифе и Асенет может служить еще одним свидетельством принятия концепции великого ангела, занимающего место, вторичное только по отношению к Богу, и в то же время твердой веры в единого Бога.
Следует отметить также, что в текстах рукописей Кумрана можно обнаружить соединение интереса к небесным главным посредникам с твердой верой в единого Бога как единственного достойного предмета культового поклонения (например, в случае с концепциями Михаила и Мелхиседека). Возможно, еще более удивительным выглядит тот факт, что в текстах, принадлежащих Кумранской секте, отделившейся от религиозной жизни большинства еврейского народа, не содержится никаких указаний на то, что какой-либо Божий ангел мог стать предметом культового почитания, что относится даже к такой великой ангельской фигуре как Михаил/Мелхиседек.
С. Ф. Нолл в своем исследовании указал на большую значимость ангелов в религиозном сознании Кумранской секты, а также на представление сектантов о том, что Бог дарует избранным тесное общение со святыми ангелами.[148] В таком смысле ангелы представлялись идеалом, к подражанию которому стремились члены общины, а великий ангел, вождь Божьего воинства, становился таким образом небесным вождем Кумранской секты. Однако не существует никаких указаний на то, что великий ангел в текстах Кумрана когда-либо был предметом культового почитания, принимая поклонение наряду с Богом. Разумеется, в Кумранской секте, по-видимому, проявлялся интерес к культовым обрядам, совершаемым небесными обитателями, о чем свидетельствует текст так называемой Ангельской Литургии, однако при этом никакая другая фигура кроме самого Бога не становилась объектом поклонения в форме совершения культовых обрядов участниками этой секты.
Суммируя все сказанное, можно утверждать, что впечатляющие описания фигур главных ангелов не препятствуют строгому разграничению между ними и Богом. Это разграничение становится особенно очевидным при обнаружении реальных объектов культового почитания в текстах. Древние иудеи с удивительной смелостью представляли в своих литературных произведениях красочные образы великих ангелов, что иногда наводит на мысли об обожествлении этих существ, однако в религиозной жизни тех же самых древних иудеев эти существа очевидно не были вторым объектом культового поклонения наряду с Богом.
Глава II
Мелхиседек как посредник Бога
Эрик Ф. Мейсон
Интерпретация образа Мелхиседека в иудаизме Второго Храма[149]
Несмотря на скудость информации о Мелхиседеке в Еврейской Библии эта фигура вызывала большой интерес у иудейских авторов периода Второго Храма. Кроме того, этот персонаж продолжал появляться в христианских, гностических и иудейских текстах более позднего времени. Целью данной статьи служит обзор традиций, связанных с именем Мелхиседека в иудейских источниках периода Второго Храма, не затрагивая упоминаний о нем во Второй книге Еноха.
Интерпретации фигуры Мелхиседека, представленные в нашей статье, определенно распадаются на две большие категории, в первой из которых Мелхиседек воспринимается как исторический ханаанский царь и священник (вошедший в традицию религиозной жизни Израиля), а во второй как небесное, ангельское существо. Из текстов, достоверно датируемых периодом Второго Храма, восприятие Мелхиседека как небесного существа явно представлено только в свитках Мертвого моря, и даже в них данная тенденция проявляются в довольно умеренной форме по сравнению с более поздними трактовками этого персонажа.[150]
