Святитель Илия (Минятий) - Слова в Великий пост
Существует три необходимых условия, которые мы, христиане, должны выполнить, когда принимаем Господа нашего Иисуса Христа во святом причащении пречистых Его Тайн. Во–первых, с истинным раскаянием сбросить одежды греховные, которые мы носили столько времени, оставить прежние дурные привычки, «совлекшеся ветхаго человека с деяньми его» (Кол. 3:9). Во–вторых, по совершенном обращении, поднять победные ветви, поправ трех великих наших врагов — плоть, мир и дьявола; а затем с духовной радостью и весельем сердца сокрушенного приблизиться к святой трапезе Хлеба животного со словами: «Осанна, благословен Грядый во имя Господне». Поэтому я буду ныне беседовать о святом Причащении, полагая, что слово об этом необходимо для готовящихся в эти святые дни причаститься пречистого Тела и Крови Господа нашего. Во–первых, я хочу показать вам, что эта великая тайна есть одно из величайших дел Божественной силы, премудрости и благости. Во–вторых — сказать о том, какое приготовление необходимо для желающего причаститься, дабы это причастие было ему не в суд или в осуждение, но в оставление грехов и спасение. Скажу все это вкратце ввиду торжественности сегодняшнего праздника.
1
Бог, по природе Своей и сущности непостижимый и невидимый, отчасти постигается и созерцается в трех Своих свойствах, которые поэтому богословы называют внешними: в силе, премудрости и благости. Дело силы — чудеса, дело премудрости — таинства, дело благости — дарования. Я утверждаю, что Божественная Евхаристия есть величайшее чудо, какое измыслила сила Божия, высочайшая тайна, какую измыслила премудрость Божия, и драгоценнейшее дарование, какое нам ниспослала благость Божия. Обратимся к доказательствам, начав с первого. Правда, все чудеса, поскольку они чудеса, равны, ибо все одинаково превышают законы природы. Но одни из них превышают большее число законов, другие — меньшее; поэтому одно чудо называется большим, другое — меньшим. Среди всех чудес силы Божией только это чудо Божественной Евхаристии превышает все законы природы. Все Тело Христово — во всем святом хлебе, и то же все Тело — в каждой частице святого хлеба, подобно тому, как и все солнце видно во всем зеркале, и если разбить зеркало на много кусков, в каждом из них опять–таки будет видно все солнце. Мы видим цвет хлеба и вина, но мы вкушаем и пьем Тело и Кровь Христа. Таинство Божественной Евхаристии действует материально, но и чудотворит духовно; вкушается устами, но питает душу; касается чувства, но освящает и дух. Божественный хлеб раздробляется, но не разделяется, снедается, но не иждивается, причащает всех и вся, но не кончается никогда. Тот же Иисус Христос на земле и на небе, Тот же на святой трапезе и одесную Бога и Отца: Один в этом святом алтаре и во всех алтарях православных. То же Тело нетленное и бессмертное, та же Кровь — источник жизни вечной, но они пребывают только как виды временно. Это истинное Тело и Кровь Христа. Но как бы внешнюю одежду они имеют виды хлеба и вина. Итак, если Божественная Евхаристия превышает все законы природы, все образы бытия естественных вещей, она величайшее чудо Божественной силы.
Превышая все законы естественного разума, она есть высочайшее таинство, изысканное Божественной премудростью. Все прочее, что совершил Богочеловек Слово в Своем воплощении, правда, совершил в премудрости, все это таинственно. Но во всем этом Он, с одной стороны, непостижим, как Бог, с другой — совершенно постижим, как человек. Таким образом, разум частью не понимает, частью понимает. Поэтому все Его дела суть таинства, но не во всех отношениях сокровенные. Мы не понимаем, каким образом во временном Его рождении от Девы рождается от жены и во времени Присный Бог; но мы все–таки понимаем, что Он рождается, ибо видим совершенного Человека. Мы не понимаем, как в Его вольной страсти и смерти страдает и умирает бесстрастный и бессмертный Бог; но мы понимаем, что Он страдает и умирает, ибо видим Его, как подобного нам человека, облеченного в немощь естества нашего. От части… разумеваем, по апостолу (1 Кор. 13:9). В таинстве Божественной Евхаристии под видом хлеба и вина Богочеловек Слово скрывает Свое Божество, ибо не является Богом, сокрывает и Свое человеческое, ибо не является и человеком. Он является только как хлеб и вино. Поэтому ум не постигает не единого естества Богочеловека — Слова: ни Божеского, ни человеческого. Это таинство во всех отношениях сокровенное. Придите, мудрецы мира сего, проницательностью ума открывшие тайны природы; придите, богословы Церкви, под руководством Святого Духа исследовавшие глубины Божественных Писаний; особенно придите небесные херувимы, многочисленные таинники Божественных Тайн, придите сюда, к сей святой трапезе страшного Таинства. То, что вы видите, есть хлеб и вино, но в них присутствует весь Богочеловек Иисус. В них нет знамения Божества, откуда бы вы заключали, что Он — Бог. Но разве есть здесь знамение человеческое, чтобы вы думали, что Он — человек? Нет, Он сокровен, как Бог, сокровен и как человек, — весь сокровен! В рождестве Он поистине истощил Себя, но только по Божеству, ибо, как Бог, Он стал в образе раба и послушным до смерти. В страсти — и по человеческому, ибо Он пострадал до смерти. Тогда виден был человек, хотя и сокрывался Бог. Ныне, в Божественной Евхаристии, Он истощил Себя совершенным истощением, не являясь здесь ни Богом, ни человеком; поэтому она есть таинство таинств, по преимуществу таинство, наиболее сокровенное во всех отношениях, превышающее все законы естественного разума. Поэтому Евхаристия есть высочайшее измышление Божественной премудрости.
Далее. она драгоценнейший дар Божественной благости, ибо она есть особенный знак Божественной любви. Об этом свидетельствует Иоанн: «Возлюбль Своя сущия в мире, до конца возлюби их» (Ин. 13:1), т. е., по объяснению Феофилакта, «явил на них совершенную любовь», всю любовь, какой Бог может возлюбить человека. В воплощении явилась великая любовь и в страданиях то же, но все это не есть вся любовь. То совершилось один раз, тогда как на Литургии Он ежедневно тайнодействуется, каждый день приносится в жертву. Более того, в святом хлебе Он переносит такие страдания, каких не испытывал на кресте, по замечанию Златоуста. На кресте не было преломления Его членов — «не пребиша Ему голений» (Ин. 19:33) по пророчеству: «кости не сокрушите от Него» (Исх. 12:46), а во святом хлебе Он присутствует во многих частицах, чтобы исполнить Собой многих. «Чего не претерпел на кресте, то терпит в приношении и выносит в преломлении, чтобы исполнить всех». Он весь есть любовь, которой до конца возлюбил нас. Некогда неблагодарный народ израильский мог с правом хвалиться великими благодеяниями, оказанными ему Богом, и говорить: «Не сотвори тако всякому языку» (Пс. 147:9) — когда Бог разделил Чермное море, чтобы перевести их на землю обетования; когда препитал их манной в пустыне; когда напоил их водой, чудесно истекшей из камня. Но все это нельзя и сравнивать с крайними благодеяниями, оказываемыми нам Богом в этом Божественном таинстве. Что такое Чермное море перед животочною Кровию, ради которой мы переходим к обетованию новой благодати? Что такое манна, которую ели и умерли, перед сим Божественным Хлебом, сшедшим с небес, от которого если кто вкусил, будет жить во веки? Что такое камень, откуда истекли воды, перед этим таинственным Камнем, неисчерпаемым источником воды живой, «текущей в жизнь вечную»? Мы должны сказать и говорим это с большим правом: «не сотвори тако всякому языку». И какое еще большее доказательство любви Своей мог нам дать Спаситель мира, как не это — претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Свою, и даровать их нам, чтобы мы вкушали и пили, когда хотим, чтобы они были неразлучно с нами до скончания века? Это такая любовь, которую мы не можем объяснить, — она непонятна, которую не можем измерить, — она неизмерима. Любовь Божественная, любовь совершенная, вся любовь, все сокровище Божественной благости. В этом Бог, как сильный, явил высшую державу всемогущества Своего, как премудрый, совершил таинство таинств и, как благой, ниспослал высший дар.
Как же должны мы готовиться, если желаем причаститься этого страшного и великого таинства? «Да искушает же человек себе», говорит блаженный Павел, «и тако от хлеба да яст и от чаши да пиет» (1 Кор. 11:28). Пусть каждый сначала хорошо испытает самого себя, пусть исследует свою совесть: если есть какое–либо препятствие, пусть устранит его, если есть какие–нибудь узы, пусть их разрешит. Моисей пас стада своего тестя, мадиамского священника Иофора, у подножия горы Хорив. Вдруг он видит чудесное зрелище: это был куст, который горел, но не сгорал, — видит, «яко купина горит огнем, купина же не сгараше» (Исх. 3:2). Моисей был поражен этим зрелищем. Побуждаемый любопытством он сказал: «Мимошед увижу видение великое сие, яко не сгарает купина» (Исх. 3:3). Пошел, приблизился, но слышит, что какой–то голос зовет его; он остановился. Огонь, в котором Моисей видел купину, был Бог, и голос, который он слышал, был глас Бога, Который сказал ему: «Моисее, Моисее… не приближайся семо; изуй сапоги от ног твоих; место бо, на немже ты стоиши, земля свята есть» (Исх. 3:4–5). Христианин, ты хочешь причаститься? Видишь ли этот святой хлеб и чашу на святой трапезе? Это — Тело и Кровь Христа, это — Сам Бог во плоти; там — огонь Божества, просвещающий и очищающий достойных, опаляющий недостойных! Не прикасайся к ним, не приближайся — сбрось прежде сапоги с ног твоих, разреши истинной исповедью узы грехов твоих, опутывающие твою душу. Ты поссорился с кем–нибудь? Разреши сперва узы вражды и примирись с твоим ближним. Ты обидел кого–нибудь? Украл, ограбил, удержал чужую вещь? Разреши узы обиды и по справедливости возврати отнятое. Ты отдался блуднице или прелюбодеице, столько времени прожил в грехе на соблазн всем? Разреши узы плоти, освободи порабощенную твою душу от рук дьявола. Изуй сапоги от ног твоих; место бо, на немже ты стоиши, земля свята есть, — святилище, в которое ты входишь, святая трапеза, к которой приближаешься, то место, на котором ты стоишь и причащаешься, есть Святое Святых. Здесь невидимо предстоят святые ангелы и от страха, трепета и благоговения закрывают свои лица. Здесь стояли Василий, Златоуст — люди, совершенно отрешившиеся от всяких земных уз, святые, иссушенные воздержанием, земные ангелы по чистоте души. И все–таки они исповедовали свое недостоинство; один говорил: «Вем, Господи, яко недостойно причащаюся»; другой — «Господи, Боже мой, вем, яко несмь достоин». А ты, осквернивший свою душу тысячей грехов и ни одного часа не помолившийся за столь многолетние грехи, — не приближайся сюда! Сбрось прежде сапоги с ног твоих. Разреши сперва все узы, устрани все препятствия, освободись, исповедайся, исправься, покайся, — таким образом разрешенный, прощенный, облегченный, приди, приступи! Но опять–таки с благоговением и вниманием! Моисей, чтобы приблизиться к месту, где в горящей купине был Бог, сбросил свою обувь. С каким страхом и трепетом он должен был ступать там, где были терния и огонь! Такой же страх и трепет должен испытывать и ты, когда простираешь свои руки и открываешь уста для принятия святого Причастия. Верую, Господи, должно говорить, что Ты — Бог; исповедую, что я — грешник; верую, что Ты — огонь истребляющий; исповедую, что я — трава иссохшая. Недостоин приблизиться я, грешный, к Богу, чтобы не быть наказанным, я, трава, — к огню, чтобы не быть сожженным. Но так как Ты меня зовешь и приглашаешь, я, нечистый, прихожу к Тебе, как источнику освящения, чтобы очиститься, больной, — к Тебе, Врачу душ, чтобы исцелиться, мертвый, — к Тебе, Хлебу животному, чтобы воскреснуть. Я прихожу просветиться и освятиться именно потому, что я грешен и недостоин; прихожу, чтобы не отойти далеко от Тебя, дабы враг не овладел моей душой. Паки исповедую, что я недостоин, ибо грешен. Но Ты пришел грешников спасти. О, спаси же! «Осанна, благословен Грядый во имя Господне!»
