Виссарион Нечаев - Уроки покаяния по библейским сказаниям
Потребен немалый труд, чтобы пожить деянием и вместе разумением или духовным ведением, чтобы счастливо сочетать в себе деятельную и созерцательную жизнь. Но если хочешь этого достигнуть, — а не хотеть нельзя, — то с ревностью возьмись, душа христианская, за этот труд и не ослабевай в нем, а обновляйся, — не довольствуйся приобретенными успехами, а ищи новых; с юношеской бодростью подвигайся вперед по пути духовного совершенства и по мере умножения препятствий на сем пути умножай усилия к побеждению их.
* * *Зной дневный претерпе лишения ради (нужды ради) патриарх и мраз нощный понесе, на всяк день снабдения (прибыток) творя, пасый, труждаяся, работая, да две жене сочетает.
(Быт. 31, 70; 29, 18–27)
Иаков, убежавший в Месопотамию к дяде своему Лавану отчасти для того, чтобы укрыться от мщения Исава, отчасти для того, чтобы найти себе жену в том племени, откуда взята была мать его Ревекка, прожил у Лавана 20 лет, занимаясь пасением его стад.
Первые семь лет он работал на Лавана, чтобы получить в супружество младшую его дочь — Рахиль; но будучи обманут и получив вместо нее старшую — Лию, согласился иметь обеих и за это служил у Лавана еще семь лет. Остальные шесть лет Иаков служил Лавану за вознаграждение, которое состояло в агнцах и козлятах известного цвета, какие народятся в порученной его надзору части Лаванова стада. В эти шесть лет Иаков разбогател и по прошествии их вернулся к отцу с семейством, рабами и многочисленным скотом.
Тяжело было положение Иакова на службе у Лавана. Но нужды ради он с самоотвержением служил ему, заботясь в первые два семилетия только о выгодах его и забывая о своих. Иаков на прощании с Лаваном говорил ему: Овнов стада твоего я не ел. Растерзанного зверем я не приносил к тебе, это был мой убыток; ты с меня взыскивал, днем ли что пропадало, ночью ли что пропадало. Я томился днем от жара, а ночью от стужи, и сон мой убегал от глаз моих (Быт. 31, 38–40). И все эти тягости Иаков нес, да две жене сочетает.
Но не менее тяжелый подвиг предстоит душе христианской, если она желает преуспеть в добродетели и духовном ведении. Каждый шаг на пути к этой цели она должна завоевывать тяжелой борьбой с искушениями внутренними и внешними. Она должна неустанно бороться со своим самолюбием, чтобы оно не охладило ее ревности к духовной жизни, — со зноем страстей, готовых, если дать им волю, в самом корне иссушить эту жизнь, — с нападениями духов злобы, ищущих с зверской алчностью поглотить ее. Она должна работать Господу, все делать во славу Его с таким же усердием и преданностью, с каким Иаков работал на Лавана. На службе Господу она должна быть готова отказаться от всего, что ей дорого на свете, если все то, чем она дорожит, грозит ей опасностью измены Богу и Его закону. Она должна не только мужественно обороняться против врагов спасения, воюющих с нею, против плоти, мира и диавола, но все более и более преуспевать в подвигах духовной жизни; должна не только не поддаваться искушениям греховным, но еще выше восходить в своем стремлении к духовному совершенству.
Если Иаков не жалел никаких усилий, чтобы услужить Лавану и заслужить право быть мужем его дочерей, — не гораздо ли больших трудов и подвигов стоит для души стяжание духовного совершенства, а с ним вечного спасения?
* * *Жены ми две разумей, деяние же и разум в зрении, Лию убо деяние, яко многочадную, Рахиль же разум, яко многотрудную (полученную через многие труды), ибо кроме (без) трудов, ни деяние ни зрение, душе, исправится.
Почему в этом стихе христианская добродетель и духовное разумение приравниваются к женам?
Жена роднее, ближе всего к мужу, одна плоть с ним. В подобное близкое отношение к добродетели и ведению, или мудрости, должен поставить себя каждый христианин. Добродетель и мудрость должны сродниться с ним, войти в его плоть и кровь. Так и бывает. Говорят про иного: это воплощенная мудрость, воплощенная честность, кротость и тому подобное. Смысл в этих отзывах такой: если хотите иметь ясное понятие о том, что такое то или другое из названных духовных качеств, то посмотрите на этого человека, — они в нем отразились всей полнотой, стали неотделимыми от него. «Хваля Афанасия, буду хвалить добродетель», — говорил святой Григорий Богослов об Афанасии Великом. Бывает и противное: «это воплощенная злоба, скупость, зависть», — говорят про иного. В иных эти злые свойства постоянно живут, составляют их характер, господствуют всецело над их душой. Но и добродетельные и благочестивые не избавлены от опасности испытать на себе подобную силу зла. Не равен час, — и ими иногда овладевает, например, ярость до такой степени, что в этом состоянии, перестав владеть собой, они способны совершить самые тяжкие грехи, — делаются воплощенным бешенством.
Христианская душа не иначе как смирением может избежать подобного несчастья и утвердиться в добродетели и мудрости.
Образом добродетели пусть послужит для нее Лия, которую Господь благословил многочадием и тем преимуществом, что один из сыновей ее был родоначальником колена, давшего миру Спасителя мира. Ревнуй, душа христианская, быть многоплодной в нравственном отношении, как Лия была многоплодна в физическом.
Рахиль была доброзрачна, за что особенно любил ее Иаков и по любви к ней служил Лавану лишних семь лет, она стоила ему самых тяжелых трудов: вот образ трудов, необходимых, чтобы достигнуть совершенства в христианском ведении! Ведение в высшей своей степени есть созерцание истины. Оно услаждает созерцателя, как Иаков услаждался доброзрачностью Рахили; но оно бывает плодом болезненных подвигов очищения себя от всего страстного и греховного. Свет истины ясно отражается только в чистой душе, как свет солнца в чистой воде. Подвиги самоотвержения для достижения чистоты сердечной, необходимого условия для успеха в ведении и созерцании, в такой же мере нужны, как и для успеха в деянии, то есть в добродетельной жизни.
* * *Бди, о душе моя, изрядствуй (будь мужественна), якоже древле великий в патриарсех, да стяжеши деяние с разумом, да будеши уме зряй Бога, и достигнеши незаходящий мрак в видении (в созерцании), и будеши великий купец (стяжатель).
(Быт. 32, 28)
Иаков на обратном пути из Месопотамии в Ханаанскую землю, прежде чем перейти Иордан, почел нужным задобрить брата своего Исава, чтоб обезопасить себя от его мщения. Иаков отправил Исаву дары и не без смущения ждал встречи с ним. Накануне этой встречи он всю ночь наедине провел в бодрственном состоянии и в молитве к Господу.
И вот, во тьме ночной кто-то приблизился к нему и вступил с ним в борьбу, которая упорно продолжалась до появления зари. Боровшийся не одолел Иакова, но повредил сустав бедра его, так что Иаков остался хромым на всю жизнь. Отпусти меня, — просил Иакова незнакомец, ибо взошла заря. Иаков сказал: Не отпущу тебя, пока не благословишь меня. Тот спросил: Как имя твое? Иаков назвал себя по имени. И сказал ему незнакомец: Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков: Скажи мне имя твое. Тот сказал: На что ты спрашиваешь о имени моем? Оно чудно, — и благословил его, то есть изъявил ему свое благоволение. И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл (лице Божие), ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу и сохранилась душа моя (см.: Быт. 32, 24–30).
Значение этой таинственной борьбы такое: она была образом дерзновенной и настойчивой молитвы Иакова. Понятно это дерзновение, эта настойчивость в его положении: ему грозила опасность от Исава. Иаков опасался, что Исав жестоким образом отомстит ему за предвосхищение первородства, что он лишит его всех плодов двадцатилетних трудов его в доме Лавана, отнимет у него весь скот, перебьет или возьмет в плен его, и его семейство, и рабов.
Иаков, хотя уповал на Господа, милости Которого испытывал доселе, но в то же время, ввиду угрожавшей ему опасности, в нем могли пробудиться беспокойные движения совести при воспоминании о тех неодобрительных в нравственном отношении средствах, о той хитрости и обмане, при помощи которых ему удалось исторгнуть благословение Исаака со вредом Исаву. Он почувствовал себя неправым пред Богом и мог думать, что на этот раз Сам Господь для его вразумления попустит ему пострадать от гнева Исава. Ему осталось одно: умилостивить Господа молитвой. Он и за день перед этим молился Господу: Недостоин я всех милостей Твоих… Избавь меня от руки брата моего, от руки Исава, ибо я боюсь его, чтобы он, придя, не убил меня и матери с детьми (Быт. 32, 10–11), — и теперь, накануне встречи с братом, он провел всю ночь в той же молитве. Она была так же настойчива, как настойчива и упорна была борьба его с таинственным незнакомцем, продолжавшаяся целую ночь. Он угадывал, что с ним борется не простой человек, что под образом его скрывается Высшая Сила, — Сам Господь, и потому, напрягая телесные усилия, чтобы одолеть Его, он в то же время был в молитвенном напряжении, чтобы победить гнев Господа, заслуженный им, и вызвать Его милость. И Иакову удалось достигнуть своей цели. Он боролся с незнакомцем до тех пор, пока не получил от Него благословения. Это значило, что он утруждал Бога своей молитвой до тех пор, пока не получил удостоверения в Его благоволении к нему, пока ему не было объявлено, что если он боролся с Богом, то одолеет и людей, — могут ли быть люди страшны тому, кто с дерзновением и непреклонной настойчивостью в молитве препирался с Самим Богом, склоняя Его к милосердию. И самая борьба была уже делом милости Господа, ибо поставила Иакова в столь близкое отношение к Нему, что он лицом к лицу видел Господа в чувственном образе, прикасался к Нему — и сохранился цел.
