Андрей Кураев - Раннее христианство и переселение душ
Кстати, знаете ли вы, что дальше, по мнению оккультистов, произошло с Иоанном Предтечей? — «Иоанн Предтеча перевоплотился в Александре Мене» [115]. Но эту байку мы разбирать уже не будем. В ней интересно лишь одно: она показывает механизм конструирования мифов. Как известно, магическое сознание (наиболее явно в так называемой «симпатической магии») заметив две схожие черты в двух совершенно разных предметах отождествляет их. Схожее в одном отношении тождественно во всех остальных. Фигурка тождественна человеку, изображаемому фигуркой. Так в народном сознании глава Иоанна Предтечи оказывается тождественной с любым круглым предметом (и народными поверьями воспрещается резать арбузы в день усекновения главы Иоанна Предтечи). Магическое сознание не умеет замечать частности, не умеет видеть в предметах что-то большее, чем то, что показалось первоначально. Почему же Иоанн Предтеча оказался для киевской оккультистки Александром Менем? — Да просто потому, что и главы о. Александра коснулся топор. И произошло это в день усекновения главы Иоанна Предтечи. Всего остального уже можно не замечать. В частности — можно не замечать того, что о. Александр Мень, как и Иоанн Предтеча, отрицал взгляд на себя как на чье-то перевоплощение…
Отметим также справедливость замечания архиеп. Иоанна (Шаховского), сказанного по поводу оккультного отождествления Иоанна Предтечи и Илии: «Если оккультное богословие заставило великого пророка Илию раствориться в личности Иоанна Крестителя, то согласно этой вере мы ни одного святого не можем призывать по имени, и ни одного усопшего не можем любить» [116].
Теперь же обратимся еще к одному (и уже цитированному выше) евангельскому тексту, который Рерихам кажется обещанием перевоплощения: «вы, последовавшие за Мной, в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат, и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними и последние первыми»(Мф. 19, 28-30). По агни-йогическому толкованию: «Сказано — дано будет много матерей, отцов, жен, сестер и братьев, даже такое ясное указание не заставит подумать — где такое произойдет? Не хотят подумать о земных жизнях. Самые мудрые Заветы не достигают ушей заложенных» (Аум, 199). Воодушевленный открытием наставницы, ученик Е. Рерих Е. А. Зильберсдорф приводит параллельные евангельские места (Мк. 10, 29-30 и Лк. 18, 29-30) под шапкой: «вот еще места из Еавнгелия, где указывается на перевоплощение» [117].
Оказывается, Христос утешает своих учеников обещанием сотен будущих перевоплощений. Все «Учителя» Индии стремились выскочить из колеса сансары, путь перевоплощений их пугал, но Иисус, очевидно, был плохим учеником — и поэтому Он возвещает многократное переселение душ как награду. Если в этих словах Христа видеть утверждение реинкаранции — то это будет уже очень нетрадиционная интрепретациия реинкарнации, не имеющая аналогов во всей мировой философии.
Кроме того, такое обещание множества реинкарнаций, обещание сотен будущих жизней, а, значит, и смертей в качестве награды за следование за Христом находится в противоречии с основным мотивом возвещения Христа: «Верующий в Меня не увидит смерти вовек».
Нельзя также не заметить, что сам евангельский текст говорит не о будущих «земных жизнях», а о «жизни вечной».
Наконец, текст Евангелия от Марка все объясняет предельно ясно: «Нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер.. ради Меня и Евангелия и не получил бы ныне, во время сие среди гонений, во сто крат более домов, и братьев и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной». Итак, в веке грядущем обещаются не земли и дома, не дети и не матери, а жизнь вечная («Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» — Ин. 17, 3). Сейчас же, среди гонений, человек, оставивший малую семью (если она осталась в язычестве), обретает семью всемирную — семью христиан, где каждый ребенок — твой сын, каждая женщина — твоя сестра, каждая старица — твоя мать, каждый христианский дом — твой. Это уверждение мистериального родства «посвященных». Напомню лишь, что в церковной среде и поныне священника зовут «отцом», монахиню – «матушкой», а друг друга — «братьями» и «сестрами». И лишь профанирующее теософское мышление может увидеть в приведенных словах Христа обещание обычного физиологического рождения или брака. Тесофия впадает просто в профанирующий абсурд, воспринимая слова Христа, утверждающие новую братственную близость людей, как обещание ста перерождений от ста новых матерей.
Современная проповедница рерихианства Л. Дмитриева уверяет своих слушател: «Если читающие Библию внимательны, они не могут не наткнуться на «странные» слова Христа, которые можно объяснить лишь предсуществованием души. Каждый прихожанин вправе спросить у своего священника разъяснения этих «странных» утверждений Иисуса Христа» [118]. Человек, конечно, вправе спросить священника. Но признают ли рериховцы за священником право дать ответ на эти вопросы? И разрешат ли рериховцы этому человеку услышать ответ священника?
Теософы призывают к диалогу, взаимопониманию, открытому сопоставлению разных религиозных традиций. Но при этом они проявляют поразительнуу глухоту по отношению к христианству. Наши ответы на их вопросы, которые они вроде бы адресуют нам же, они просто не замечают. Эти ответы могут показаться неубедительными — пожалуйста, критикуйте их. Но теософская литература просто не замечает их. Как не замечает она и того, что с древнейших времен и поныне христианские мыслители не уходили от рассмотрения якобы «реинкарнационных» текстов Писания, но давали им не-кармическое толкование и даже более того — вполне прямо поясняли, почему именно эти тексты не нуждаются в кармическом перетолковании. Так что именно диалога у нас и не получается. И вовсе не по вине Церкви, мы слышим аргументы наших теософскимх оппонентов и разибарем их. Наши же аргументы теософы просто не слышат, делая вид, будто нам нечего ответить и потому мы лишь стыдливо молчим. На самом деле стыдливо молчат теософы.
Может быть, поэтому Йог Рамачарака, приведя два новозаветных текста, из которых оккультисты чаще всего пробуют сварить «эзотерическое христианство» (вопрос об Иоанне Предтечи и случай со слепорожденным), вполне разумно считает нужным быстро покинуть поле библейских исследований: «В Новом Завете есть еще много других статей, доказывающих, что ученикам и последователям Иисуса догмат Перевоплощения был хорошо известен, но мы предпочитаем перейти к обсуждению писаний первых христианских Отцов, чтобы показать, что они думали и учили относительно Перевоплощения и кармы» [119].
Что ж, примем приглашение теософов и последуем за ними в мир патристики в поисках «святоотеческого учения о переселениях души».
Раннехристианские писатели об идее переселения душ
Какова же действительная танатология раннехристианских писателей? О пасхальной надежде апостольские и святоотеческие тексты сообщают и часто и много. Из многочисленных свидетельств о ней я приведу лишь одно — ради того, что по слишком необычному поводу церковный писатель напоминает о христианской вере в воскресение плоти.
Дурно поняв слова Христа «приимите, сие есть тело Мое», язычники обвиняли христиан в каннибализме… В 177 г. афинянин Афинагор подает императору Марку Аврелию апологию христианства. Среди аргументов Афинагора есть такой: «Какой же человек, верующий в воскресение, согласится сделаться гробом тех, которые воскреснут? Невозможно, чтобы одни и те же люди веровали в воскресение тел наших и вместе употребляли их в пищу, как не имеющие воскреснуть; были убеждены, что земля возвратит некогда своих мертвецов, и вместе думали, что тела, которые схоронены кем-либо в его внутренности, от него не потребуются. И если кому кажется вздором то, что истлевшее, разрушившееся и совершенно уничтожившееся тело снова придет в прежний состав, то неверующие могут обвинить нас разве что в простоте ума, а не в худой нравственности, ибо заблуждением своим мы никому не вредим» (Прошение о христианах. 36).
Воскресение тела проповедуют все раннехристианские авторы — от апостолов до Оригена. Эта идея сильно не нравится оккультистам — как древним, так и новым: «И сейчас имеются люди, образованные и считающие себя даже учеными в некоторых областях, которые верят, что в День Страшного суда они воскреснут в своем физическом теле! Чем объяснить такое самоодурение?» [120]. Оценку этой вере христиан можно выставлять по своему вкусу. Но фактом, независимым от симпатий и антипатий, является то, что все древние церковные авторы проповедовали воскресение тел. Не начиная с Пятого Вселенского Собора («Второго Константинопольского»), а начиная с апостолов.
