Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
В первой половине XI в. обнаруживается стремление к возрождению папства: центром движения делается монастырь Клюни; борцы выходят из рядов монашества, с которым папство заключает тесный союз, к разряду их деятелей принадлежат и лучшими выразителями этого реформаЦионного направления могут служить Петр Дамиани, а еще более Гильдебранд. Партия, державшаяся этого направления, была проникнута идеей папской теократии и окончательной целью имела не только освобождение папства от влияния светской власти, но и подчинение государства Церкви. План действий был начертан умно и выполнение его отличалось последовательностью и постепенностью. Девизом поставлено было Правило, что цель оправдывает средства, и Гильдебранд в этом отношении был достойным учеником папы Григория VI, который, задавшись благой целью принести пользу Церкви, не остановился для этого перед дурным средством и купил себе за деньги папское достоинство. Партия для достижения цели решилась на первых порах пользоваться тем средством, которое, по ее убеждению, представляло собой нарушение прав божественных и человеческих, именно — властным положением светской власти относительно Церкви. Расчет заключался в том, чтобы, пользуясь приобретенным германскими императорами правом избирать пап, возводить с помощью самих же императоров на папский престол достойных лиц, которые были бы проникнуты преобразовательными планами, разделяли бы стремления партии преобразователей, а главное — служили бы для нее послушным орудием. С помощью таких пап предположено было дать папству окрепнуть физически и нравственно, т. е. возвратить папству отнятые владения, патримонии Римской кафедры, по возможности увеличить их новыми приобретениями, очистить Церковь от безнравственности, утвердив на строгих основаниях безженство клира и изгнав из нее симонию. По достижении этой первоначальной цели, имелось в виду сделать дальнейший шаг: с помощью полученных средств, духовенства, возвышенного в народном уважении и преданного папе, тех денег, какие поступят в папскую казну из светских владений папы, тех вассалов, которые будут находиться в этих владениях, увеличивая и усиливая эти средства, смотря по времени и обстоятельствам, еще новыми средствами, приступить к освобождению Церкви от влияния светской власти, вырвать из рук императоров и светских князей право избрания пап и других лиц на церковные должности. Когда и эта вторая цель будет достигнута, окончена будет эмансипация папства и вообще Церкви, тогда приступить к осуществлению третьей и последней задачи: к подчинению государства Церкви, к утверждению за папами права распоряжаться престолами царей и князей в той мере, в какой прежде последние распоряжались папской и епископскими кафедрами, пользоваться не меньшим влиянием в делах светских, чем прежде люди светские пользовались в делах церковных. Мало-помалу, благодаря благоприятно сложившимся обстоятельствами талантливым деятелям папства, задачи были осуществлены. Осуществление их было начато со вступлением на папский престол Льва IX (1048— 1054).
В лице Льва IX вступил на престол папа, как нельзя более пригодный для партии. Это был человек строгих нравов, благочестивый, преданный Церкви и готовый на жертвы ради блага Церкви; вместе с тем это был человек мягкий, податливый, которым легко было руководить, и он с первых же шагов своего нового поприща подпадает влиянию реформаторов и во все время поступает по их указаниям. Он вступает в тесный союз с монашеством, покровительствует ему (что доказывается массой данных им разным монастырям привилегий), в свою очередь пользуется поддержкой монахов, окружает себя такими личностями, как Гильдебранд, Гумберт, Фридрих, всю жизнь посвящает реформе, направленной к возвышению Церкви в материальном и нравственном отношениях. При вступлении его на престол папская казна находилась в запустении; по словам биографа папы Зиберта,[3000] в ней не было ни гроша, так что папе и его приближенным приходилось продавать одежду, чтобы выручить средства к пропитанию. Это тоже свидетельствует об отсутствии или по меньшей мере крайнем оскудении патримоний — главного источника доходов. Об этом же свидетельствует и тот факт, что Льву, по вступлении на престол, дозволено было императором Генрихом III, хорошо знавшим ресурсы папского престола, удержать ради кормления епархию Туль, которую Брюнон занимал прежде, чем превратился в Льва IX, подобно тому как дозволено было в этих же видах и предшествующим папам оставить за собой по вступлении на престол — Клименту II епархию Бамбергскую, Дамасу II — Бриксенскую. До каких размеров дошла распущенность и симония среди латинского духовенства ко времени вступления на престол Льва IX, можно судить по тому, что, по заявлению Беренгара,[3001] не было города, где бы епископ получил кафедру по церковным правилам, а против решительных мер Льва IX в духе реформы приводилось возражение, что если лишать должности всех, которые незаконно ее получили, или ведут жизнь, несогласную с канонами, то все без исключения римские церкви останутся без священников и некому будет служить обедни.[3002] Папа Лев IX собирал соборы и в Риме, и в других местах во время своих путешествий во Францию, Германию и Венгрию по церковным и политическим делам, вооружался на них против симонии и безнравственности духовенства, постановлял строгие правила и применял их к тем из духовных лиц, которые были виновны в этих преступлениях. Наряду с заботами об очищении Церкви от симонии и безнравственности, папа много заботился о патримониях, и недаром Гильдебранд, возведенный в сан субдиакона, был назначен им заведующим имуществами Римской церкви.[3003] Самое важное в этом отношении приобретение был Беневент, передача которого папе произошла, как полагают, не без согласия Генриха III, была условлена с начала папствования Льва IX,[3004] но завершена в 1051 г. Местный хронист рассказывает, что весной 1051 г. беневентинцы отправили посольство и предложили папе прийти в их город. Лев IX послал сначала кардинала-епископа Гумберта и патриарха Доминика Градского, чтобы они разузнали о положении дел. Все произошло по желанию; жители присягнули обоим епископам, как уполномоченным папы, после чего епископы возвратились в апреле в Рим, в сопровождении 20-и знатных беневентинцев, которые явились в качестве заложников от города. Затем папа отправился летом в монастырь Монтекассино, а оттуда в Беневент и въехал в город 5 июля 1051 г., пробыл в городе целый месяц и лишь августа отправился в Салерно.[3005] Замечательно, что именно с 1051 г. папа обнаруживает усиленную деятельность на предмет увеличения и приведения в порядок владений Римского престола. Это отмечает и его биограф,[3006] об этом же свидетельствуют и другие данные; от июня 1051 г. до середины апреля 1052 г. нет ни одной папской буллы, которая была бы издана в Риме; обыкновенно Лев IX собирал ко времени Пасхи соборы, но в 1052 г. пасхальных соборов собираемо не было. Все это показывает, что папа озабочен был другими делами, отвлекавшими его от обычных занятий и препятствовавшими ему оставаться в Риме. Дела эти — финансового свойства. Заботы об устройстве финансовой части отражаются и на буллах, изданных в это время. Так, в одной булле, место издания которой не обозначено, но которая помечена 18 марта 1052 г., папа утверждает права на одно недвижимое имущество за монастырем Помпозой, но при этом выговаривает условие, чтобы монастырь платил ежегодно известный взнос в пользу Римской церкви.[3007]
О каких же владениях Римского престола хлопотал папа? Прежде всего внимание его привлекали те, которые лежали по соседству к Риму и были в предшествующее время отняты разбойниками. Под разбойниками, грабившими владения св. Петра, с которыми, по словам биографа,[3008] вел упорную борьбу Лев IX, можно иметь в виду не только тех, которые в данный момент делали нападения на патримонии, но и тех, которые неправильно владели этими патримониями, разбойнически захватив их в прежнее время. Естественно также было Льву IX или тем из его приближенных, которые ближе стояли к этому делу, вспомнить о патримониях в Апулии, Калабрии и Сицилии, с давних пор составлявших предмет папских забот, которые во время Седьмого Вселенского собора и при патриархе ФотиИ не удалось возвратить Римской кафедре. Апулия и Калабрия de jure принадлежали тогда византийскому государству, но de facto власть византийских императоров была оспариваема норманнскими авантюристами. Под ударами последних, византийская власть значительно уже была поколеблена после неудач, постигших греков со времени италийского дуки Михаила Докиана (с 1041 г.); норманнские графы разделили между собой значительную часть Апулии и проникли в Калабрию, где основали Стридулу (1044), как операционный пункт дальнейших действий. Многое захваченное норманнами было возвращено трудами Маниака (Трани, Джиовенато, Монополи, Матерра) и Иоанна-Рафаила (Стира, Лечче, Гарганская крепость). В 1051 г. с беневентекими владениями папы соседствовали с одной стороны греки, державшиеся во многих городах, начиная с пограничного укрепления Троги, с другой — норманны, осевшие в укрепленных пунктах, начиная с пограничного города Мельф, который первый из греческих городов сделался жертвой их хищничества. В Сицилии приобретения, сделанные Маниаком, были совершенно потеряны, греческий гарнизон должен был очистить даже Мессину, и сарацины, владевшие островом до Михаила Пафлагона, опять им овладели. Однако же греки не отказывались от надежды восстановить свою власть в Сицилии и италийский дука Аргир, назначенный на должность в 1051 г., носил титул дуки Апулии, Калабрии и Сицилии. Помимо старых традиций, доказывавших принадлежность Сицилии византийскому государству, расчеты греков на обладание островом могли поддерживаться непрекращавшимися смутами в среде сарацинских владетелей острова и существованием на нем греческих колоний, находившихся в церковной зависимости от Константинопольского патриаршего престола и после того, как была порвана политическая зависимость от византийского императора. Папская политика, руководимая людьми, неразборчивыми в средствах для достижения цели, сразу выяснила различие своих задач в Сицилии и Италии, поняв, что вопрос о патримониях должен быть решаем по отношению к Италии в союзе с Византией, а по отношению к Сицилии в союзе с врагами Византии — сарацинами; норманнами папство на первых порах пренебрегло, во-первых, потому что утверждение их в Италии находилось еще под сомнением и никак нельзя было ожидать такого счастливого для них исхода, какой оправдала последующая история, во-вторых, еще более потому, что делая свою карьеру в Италии, норманны отличались крайней неразборчивостью, пользовались не только на счет греков, но также на счет владений местных итальянских князей, не исключая и папских владений, равно как на счет церквей и монастырей. Папа Лев IX, видевший в монашестве надежнейшую опору для реформы и покровительствовавший монастырям, должен был выступить против норманнов, которые не щадили монастырских имуществ; еще более он должен был неблаговолить к норманнам по поводу их нападений на папские владения, в частности на Беневентскую область, вновь приобретенную папским престолом. Выяснив свои задачи на счет патримоний, папство начало преследовать их по намеченному плану, в основе которого лежал союз с сарацинами и Византией. В источниках[3009] читаем смутное известие, что в 1050 г. иноземные властители прислали ко Льву IX послов и обещали покорность; в том же году на соборе в Риме папа издает буллу относительно канонизации Гергарда Тульского и на ней Гумберт подписывается «siciliensis archiepiscopus».[3010] Этот последний факт, присвоение Гумберту титула архиепископа Сицилийского, ставят[3011] в связь с радушным приемом, встреченным Львом IX у Салернского князя и у норманнов во время второго посещения им Нижней Италии (1050); прием-де возбудил в нем надежды на приобретение для Римской кафедры Сицилии, в церковном отношении зависевшей от Константинопольского патриарха. Но правильнее, кажется, поставить его в связь с фактом сношений с иноземными властителями, происходивших в 1050 г.; под властителями, могут быть подразумеваемы мелкие сицилийские эмиры, которые в своих внутренних раздорах и до 1050 г. искали помощи у христиан (греков), и после 1050 г. обращались за помощью к христианам (норманнам), и которые в 1050 г. могли начать переговоры с папой Львом IX и обещать ему ничего в глазах сарацин не значившую церковную власть над сицилийскими христианами. Но если какие-нибудь расчеты соединялись с титулом, присвоенным Гумберту, то скоро обнаружилась их эфемерность; сам по себе титул был пустой звук, не приносивший никаких выгод; для приобретения выгод необходимо было, чтобы в Сицилии, на месте сарацинских эмиратов, утвердилась власть покорных папе христиан, — между тем этот титул мог повредить Риму в его сношениях с Византией, потому что так ли, или иначе, это было вызовом Византии, присвоением без ведома византийского императора прав, принадлежавших (хотя, по мнению Рима, незаконно) Константинопольской кафедре. И вот этот титул был оставлен, Гумберт возведен в кардиналы, сделан епископом Сильвы Кандиды, и нет ни малейшего намека, чтобы титул Сицилийского архиепископа присвоен был кому-нибудь другому. В первый раз в новом своем звании Гумберт выступает во время вышеупомянутого посольства его в Беневент в апреле 1051 г. Самый факт отказа от притязаний на Сицилию в форме, способной оскорбить Византию, должен уже говорить за то, что при папском дворе были возбуждены надежды на Византию и на выгоды, какие Римский престол может извлечь из сношений с ней. Надежды были небезосновательны. За месяц перед тем, как Гумберт выступил в звании кардинала-епископа Сильвы Кандиды, именно в марте г., прибыл в Бари новый сицилийский дука Аргир, от которого папа имел основание ожидать больших услуг.
