Марк Подвижник - Аскетические творения
{96}
мы чрез нее предполучили. Посему те из нас, которые не исполнили еще заповедей свободы и не достигли свободного Иерусалима, ибо вышний Иерусалим свободь есть, иже есть мати всем нам[246], возрождая нас банею пакибытия[247]. Но еще находимся на пути, а может быть, и заблуждаемся[248], шествуя по беспутиям, ибо спорить и противоречить истине суть признаки невежественного пути, а не правого шествия. Посему-то блаженный Павел, видя нас, медлящих [вступить] на совершенный путь, говорит: «Тако тецыте, да постигнете»[249]. Если же еще мы не достигли до града, то когда увидим храм и, вшедши внутрь его, удостоимся быть приведенными к жертвеннику? Но что говорю о граде, храме и жертвеннике, когда мы не прошли еще и зверей тростных, запретить которым[250] молит Бога пророк, да не будут повреждены зверями первородные жертвы ума, которые поведено было возносить, иже в тайне иудею[251]? Или, по-твоему, иудей в тайне, по слову апостола Павла, есть; храм же сыном Давида еще не создан, и очистилище еще не сооружено, но тобою ныне будет сооружаемо? Ибо сие самое ты ясно проповедуешь, говоря, что грех Адамов истребляется подвигами, а не благодатию Христовою, которая вселяется в нас тайно крещением, обнаруживается же тогда, когда, совершив как надлежит путь заповедей, принесем естественные помыслы на-
{97}
ши Архиерею Христу, как жертвы здравые, а не поврежденные зверями, ибо поистине многие в помыслах своих бывают повреждены зверями; и именно те, которые уклоняются от правого пути, разумею, от терпения скорбных, и, удаляясь от пути правого, ходят по беспутиям, обвиняя в сих бесчестиях более других, нежели себя. Лишь немногие из них ходят правым путем, и то, будучи хранимы молитвою и связаны надеждою, биемы искушениями; и таким образом достигают града и храма и возносятся в жертву. Град же есть светлое и законное о Христе рассуждение, которое, когда благочестиво управляет делами [человек], имеет мир и действует правильно; когда же погрешает, тогда предается врагам на разорение. Храм же есть богозданное святилище души и тела; жертвенник же в храме сем есть водружение надежды, на котором при всяком встречающемся случае первородный помысл, как первородное животное, будучи возносим от ума, приносится в жертву во очищение возносящего, если только он вознесет его непорочным. Имеет же храм сей и внутреннейшие завесы, идеже предтеча о нас вниде Иисус[252], и живет в нас, по слову апостола, сказавшего: «Или не весте, яко Христос Иисус живет в вас, разве точию чим неискусна есте?»[253] Оно есть внутреннейшее, тайное и чистое сердечное вместилище, которое если не отверзется всеобъемлющею (καθολικῆς) и разумною надеждою на Бога[254], то невозможно
{98}
достоверно познать в нас живущего или узнать, приняты ли были наши разумные жертвы или нет? Как прежде у израильтян огонь потреблял остатки [жертв], так случается и здесь; ибо, когда верное сердце отверзется вышесказанною надеждою, небесный Архиерей приемлет первородные помыслы ума и потребляет Божественным огнем, о котором сказал: «Огня приидох воврещи в мир, и хотел бых, аще уже возгорелся бы»[255]. Первородными же помыслами назвали мы не бывшие во второмыслии сердца, но от первого приражения и возникновения их тотчас приносимые Христу; ибо приносимые Ему от многомыслия божественное Писание именует хромыми, слепыми и уродливыми и посему неприятными Владыке Богу[256]. Итак, что по крещении мы сами виноваты во всякой лукавой мысли, уже доказано свидетельствами Священного Писания. Если нужно показать сие и с помощию естественного умозаключения, то опять скажем тебе, утверждающему, что по крещении без твоей собственной вины находишься под действием Адамова греха, и признавающему, что можешь истребить его своими подвигами. Познай достоверно, что ты противишься Писанию и претыкаешься собственными своими словами. Ибо если, как ты говоришь, худые помыслы есть грех Адамов, то научись от святого Павла, что ты облекся во Христа крещением[257], имеешь силу и оружие низлагать их: «Оружия бо, — говорит он, — воинства нашего не
{99}
плотская, но сильна Богом, на разорение твердем: помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий»[258]. Если же, имея на них силу, не низлагаешь их от первого приражения, то очевидно, что сластолюбствуешь по неверию, соглашаешься и сдружаешься с ними; следовательно, ты виновен в таком действии, а не Адам.
5. Вопрос. Как может по неверию предаваться сластолюбию и соглашаться с [худыми] помыслами тот, кто затворился в келии и всякий день постится, воздерживается, соблюдает нищету, живет как странник, пребывает во бдении, спит на голой земле, молится и терпит многие таковые скорби?
Ответ. Справедливо сказал ты, что многие скорби терпит исполняющий все сие. Если бы без скорби, но с радостию и трудолюбием совершали мы вышесказанные явные добродетели, то не были бы сластолюбцами в уме нашем. Ибо невозможно болезнующему о телесных трудах по мере сего не беседовать с приражениями и не утешать бывающее при трудах бессластие; если бы сего не хотел таковой, то не скорбел бы и о трудах. Подвергаемся же сему потому, что предаемся злостраданиям не ради желания будущих благ, но только ради страха постигающих нас ныне искушений, и злое дело мы считаем своим грехом, помысл же, который его предваряет, — чужим действием. А тем, которые считают это действие не своим, а чужим, невозможно избавиться от него. Иногда же и без согласия нашего некоторый помысл гнусный и ненавидимый нами, как разбойник, неожиданно напав на нас, насильно содержит у себя ум наш.
{100}
Однако знай наверное, что и сей [помысл] произошел от нас самих; ибо или по крещении мы предали себя какому-нибудь худому помыслу до исполнения его самым делом, а посему, хотя и ненамеренно, сделались виновными, или по собственной воле держим в себе некоторые семена зла, почему и утверждается в нас лукавый; и он, лукавыми семенами удержав нас, не отойдет, пока не отбросишь их; гнусный же помысл, пребывая в нас чрез делание зла, тогда изгонится, когда принесем Богу труды, достойные покаяния. А посему я даже и сие не называю Адамовым грехом, но более грехом соделавшего злое и содержащего семена его. Если же скажешь мне, что и обе сии [причины] предварил помысл, и изыскиваешь, кто виновен в сем случае, я отвечаю тебе: ты сам, как имеющий власть очистить его [т. е. помысл] в начале первого приражения и не очистивший, но беседовавший с ним до исполнения его на деле. Если же ты прежде дела никак не мог низложить его по немощи ума, то как говоришь, что можешь после исполнения на деле искоренить его, уже и делами утверждаемого, и справедливо тебя содержащего? Если же признаешь, что можешь помощию Божиего искоренить его, знай, что и прежде дела, если бы ты хотел сего, Бог помог бы тебе. И когда увидишь в сердце своем бывающую тебе помощь, знай достоверно, что, не извне явившись, пришла благодать сия, но данная тебе таинственно при крещении воздействовала ныне в такой мере, в какой ты, возненавидев помысл, отвратился от него. Посему Христос, избавив нас от всякого насилия, не возбранил приражение помыслов к сердцу
{101}
нашему, дабы одни, будучи ненавидимы от сердца, тотчас были истреблены; другие же, сколько мы их любим, столько и пребывали, чтобы обнаружилась и благодать Христова, и воля человеческая — что она любит: труды ли ради благодати или помыслы ради сласти. Не будем дивиться, что подпадаем такому действию не только любимых, но и — насильственно — ненавидимых нами [помыслов]; ибо как некое лукавое родство [действует вместе], так и похоти наши и приражения [помыслов] действуют совокупно одни с другими; и каждая [из похожей], оставшись (συγχρόνισαντα)[259] в своем делателе, передает его ближайшей [похоти], так что [человек], привычкою сильно влекомый к первой [похоти], второй[260] уже и против воли (παρὰ γνώμην) может быть увлекаем таким же образом. Ибо кто возможет избегнуть гордости, будучи исполнен тщеславия? Или кто, насытившись сна и предавшись наслаждению, не будет побежден помыслом блуда? Или кто, предав себя лихоимству, не будет связан немилосердием? Как же против желания (παρὰ γνώμην) своего лишаемые сих не будут томимы раздражительностию и гневом? Посему-то и надлежит знать, что мы по нашей собственной вине находимся под действием греха, ибо мы уже освободились[261] от жестокого (κατὰ βίαν) рабства. «Закон бо духа жизни, — говорит [апостол], — свободил мя есть от закона греха и смерти»[262]; и уже в нашем произволении заключается, услышав
