Ярослав Лазарев - 100 вопросов к Богу
– Нужно ли бояться смерти?
– Бояться смерти бессмысленно, потому что она все равно придет. Тем не менее отмахиваться от мыслей о ней не надо. Именно напряжение, которое создается в человеке знанием о неизбежном конце его жизни, позволяет человеку мыслить, творить, любить, быть активным, стремиться к чему-то. Как лампочка горит, потому что есть напряжение в сети, так и человек живет, потому что знает, что умрет. Нужно все время помнить о том, что ты смертен, и почаще напоминать себе: «Эй, чувак, а ведь скоро твое тело закопают где-нибудь на окраине города!» – особенно в те моменты, когда ты занимаешься какой-нибудь бессмысленной ерундой вроде нелюбимой работы.
Глава 4 Люди – это люди
– А вот было бы здорово, если бы у всех был одинаковый язык! – мечтательно сказал Лука. – Сколько проблем тогда можно было вообще отбросить!
Я улыбнулся:
– С одной стороны, ты прав. Действительно, огромное количество проблем у людей возникает от того, что они просто не понимают друг друга. Даже если ты знаешь значения слов, то зачастую сочетание тех же по смыслу слов в другом языке может значить что-то совсем иное. Но вообще-то мне кажется, что сегодня единого языка и быть не может.
– Почему?
– А потому, что язык – это не просто звуки, складывающиеся в слова. Язык – это прежде всего мышление. Люди мыслят словами, и мыслят все по-разному. Хорошо еще тем, которые рядом живут, у них сознание хоть в чем-то похоже. А вот живут где-нибудь полинезийцы какие-нибудь – у них сознание совсем-совсем другое, очень мало похоже на сознание русского человека. Так что даже если бы люди вдруг чудом стали бы говорить на одном языке, они бы все равно с трудом понимали друг друга. Не зря же провалились все попытки по созданию эсперанто, например. Хотя там задача была куда менее глобальная – создать язык не вообще для всех общий, а общий прежде всего для европейцев.
– Но ведь английский сейчас становится всеобщим, – возразил Лука.
– Да, но ты не путай. Английский – язык международного общения, а это не одно и то же. То есть это язык, на котором люди говорят только на какой-то строго ограниченный круг тем, касающихся всех, – курсы акций, международная политика, ну вот такие вещи. Китаец и южноамериканец, которые по-английски говорят друг с другом о банковских делах, могут понимать друг друга. Но если они на том же английском попытаются поговорить о любви, о Боге, вот как мы с тобой, понимание тут же исчезнет. Другой вопрос, – продолжил я после некоторой паузы, в продолжение которой мы усиленно жевали, – почему вообще изначально возникли разные языки. Известно же, что многие языки происходят из одного корня. Зачем вообще Богу нужно, чтобы люди говорили на разных языках?
– Я вот что думаю, – ответил Лука. – Дело вообще не в том, что Бог специально устроил, чтобы люди не понимали друг друга. Просто ведь Бог – Он не говорит на каком-то языке, правильно? Ни на китайском, ни на русском – Его язык, если Он говорит, включает в себя все языки сразу и при этом ни одному из них в отдельности не равен. А каждый человек не может целиком воспринять тот язык, на котором Он говорит, и берет из него только какую-то часть. Поэтому и получается, что люди говорят на разных языках и плохо понимают друг друга.
– Ну хорошо, а почему же тогда когда-то давным-давно у всех был один язык?
– Потому что когда-то давным-давно людей было совсем мало, они жили вместе и могли сообщить друг другу, что каждый услышал из того, божественного языка. А потом люди расселились, их разделили океаны, горы, пустыни – и сообщить кому-то что-то, если он далеко, стало уже невозможно. Поэтому-то мне и кажется, что когда-нибудь мы можем снова прийти к одному языку, ведь сейчас расстояния уже не играют такой роли, как раньше. Только это будет не какой-то один язык – английский или китайский, – а это будет такой язык, который будет составлен из всех. Ну, как мозаика. Пазл.
Я должен был согласиться с Лукой, что действительно исключать этого нельзя, исключать вообще мало что можно. Метод исключения в вопросах Богу не работает, конечно, если вы хотите получить ответ, а не отмазку собственного сознания.
Мы доели и допили, бросили последний взгляд на Кремль с возвышающимися над ним минаретами свежеотстроенной мечети и поехали прочь от центра. Скоро мы снова уже были на трассе и под палящим солнцем с ветерком катили в сторону Нижнего.
Лука продолжил начатый на Каме разговор:
– Вот мы говорим, что люди не понимают друг друга, потому что на разных языках говорят. Но это же довольно безобидная вещь – подумаешь, не понимают, ну, поговорят – поймут. А ведь дело этим не ограничивается. Ведь доходит же до войн между народами разными, люди гибнут зазря, так просто… Почему так получается?
– Да уж, Лука, – усмехнулся я, – за простыми вопросами ты не гонишься. Действительно, тут есть какое-то противоречие. Филологи говорят, что в каждом языке есть какая-нибудь поговорка или пословица вроде нашей «Лишь бы не было войны». О чем это говорит? О том, что и народы, и каждый человек в отдельности не хотят войны, для всех война – страшное бедствие, страшнее нее ничего нет. И тем не менее вся история, как мы знаем, полна войнами. До двадцатого века вообще редкий год обходился без какой-нибудь хоть маленькой, но войны – для любого народа. Ну а в двадцатом веке войн стало меньше, зато по кровопролитное™ они превзошли все войны, которые были до того.
– То есть получается, что люди не хотят воевать – и тем не менее воюют?
– Получается, что так. Но так быть не может, правильно? Если бы никто-никто не хотел воевать, то и не воевали бы. Значит, откуда-то это все-таки идет, кто-то этого хочет.
– Кто? – искренне удивился Лука.
– А вот и подумай. Зададимся вопросом: кто не хочет войны? Ответ: тот, кому она чем-то угрожает. Скажем, мне придется идти в армию и меня там могут убить, поэтому я не хочу, чтобы была война. Или я не хочу, чтобы мой дом разрушили бомбой. А кто же хочет? Очень просто: тот, кому она ничем не грозит. И даже наоборот, война может такому человеку принести очень много выгоды. В старые времена это были новые земли, с которых можно брать дань и стать еще богаче, теперь все изменилось, на войне выигрывают люди, которые торгуют акциями нефтяных компаний. Правда, одно осталось неизменным: есть люди, которые за счет войн очень сильно обогащаются.
– Но ведь их немного! – с отчаянием возразил Лука. – Как же несколько человек могут заставить тысячи других идти умирать ради своего обогащения?
– А вот это-то и есть самое интересное. Так просто не ответишь, тут надо говорить вообще о том, как и почему именно так устроено человеческое общество… Но если коротко, то дело в том, что существуют механизмы, основанные на обыкновенной лжи и действующие благодаря тому, что люди в массе своей не любят думать, а любят предаваться иллюзиям. Скажем, приходит такой фюрер и говорит всем: вы не просто тут-тутцы, а тут-тутцы не просто люди. Тут-тутцы лучше всех других людей. Человеку приятно думать, что вот он лучше всех других людей – ничего для этого делать не надо, просто раз уж ты родился тут-тутцем, то ты уже лучше всех, тут и думать нечего. Круто, правда? И одновременно есть некоторое количество тут-тутских бизнесменов, которые делают деньги на производстве оружия или на чем-то похожем. А дальше все просто. Раз уж мы, тут-тутцы, лучше всех – и умнее, и сильнее, и смелее и так далее, – то совершенно логично, что мы должны всех нетут-тутцев завоевать. Во-первых, это будет просто – ведь мы умнее и сильнее всех. А во-вторых, это будет справедливо – ведь те, кто глупее нас, неправильно живут, неразумно используют землю, на которой живут, и так далее. Вот тебе и готова Вторая мировая война.
– И что же, никому не приходит в голову, что это глупость, что нет народов лучше или хуже других?
– Ну почему. Кому-то из людей приходит. Только если он осмеливается об этом вслух сказать, его тут же убивают, чтоб никому неповадно было. И тогда все остальные молчат. А большинство людей думать все-таки, к сожалению, не любит. Большинство хочет, чтобы за них кто-нибудь все придумал, а им осталось только согласиться. Поэтому, когда приходит к ним кто-то и говорит, что все сейчас им очень просто объяснит, они развешивают уши. А сомневаться, спорить – это уже очень трудно и не хочется.
– И вы думаете, это когда-нибудь изменится?
– Тут, видишь ли, вопрос стоит: или – или. У человечества два варианта. Либо измениться – люди начнут думать головой, поймут, что проще и прибыльнее не тратить всем человечеством большую часть всех своих валовых национальных продуктов на оружие, что если все эти деньги пустить на другие цели, то можно… все, что угодно, можно. Победить голод на планете – самое простое. Создать экологически безопасные источники энергии, заселить Луну, придумать лекарства против большинства болезней – голова кругом идет от всего этого.
– А другой вариант?
