Клавдия Лукашевич - Мое милое детство
Как мы любили наши тихие вечера втроем с няней… Много поэзии было в ее сказках; многое из рассказов того, что «вправду было», запало в детские сердца и осветило жизнь тем примирительным светом, какой видели кроткие глаза нашей дорогой старушки…
И, сидя на кожаном диване, прижавшись к няне, мы не уставали повторять:
— Расскажи еще, что вправду было… Расскажи про царя… Как вам волю дали…
— Ну уж это в другой раз, — ответит няня.
И мы с нетерпением ждем не дождемся этого другого раза.
VIII. Сестры
Сестры совершенно не походили друг на друга. Наружность, характер, способности, стремления — все у них было своеобразное, оригинальное в каждой. Они росли вместе, при одной и той же обстановке, их воспитывала, как умела, любящая семья… Но между ними как будто ничего не было общего. Отчего это бывает? Трудно объяснить. Было что-то родственное в их манере говорить и в улыбке… Кроме того, у всех четырех сестер были чудные, длинные волосы — наследство от бабушки. Самая младшая сестра была наша любимица — тетя Манюша; самая старшая — наша мама.
* * *В жизни человека часто бывают странные, непостижимые события. Будучи глубоко верующей, я убеждена, что судьбы людей в руках Божиих и Он помогает своим избранникам: на каждом шагу бывают поразительные примеры. Но люди часто приписывают их случаю, совпадению… Так было и с нашей тетей Манюшей.
С малых лет у нее были большие способности к музыке. Еще пятилетним ребенком она прекрасно играла по слуху на своих разбитых старинных клавикордах. Говорят, что в день обручения нашей мамы явился в дом бабушки священник и был поражен: он увидел, что крошечное существо сидит на стуле и малюсенькими ручонками наигрывает «Коль славен…».
— Диво-дивное… Младенец бессловесный прославляет Господа, — проговорил батюшка и благословил крошку. Он никак не мог поверить, что тете Манюше всего 8 лет и она так хорошо играет… Она ведь была горбатенькая и такого крошечного роста, что ее едва было видно из-за фортепиано.
К сожалению, у дедушки не было средств учить своих дочерей. Кое-как он выучил их только первоначальной грамоте, а бабушка обучила их хозяйству и разным рукоделиям. Один дедушкин приятель, старый чиновник, показал тете Манюше ноты. И вот она стала их разбирать, стала учиться играть самоучкой и по-своему глубоко понимала музыку и страстно любила ее. Но достать ноты было трудно. Она искала их всюду, просила у всех и сама, как умела, переписывала.
Дома ее не одобряли за игру на фортепиано: она должна была рукоделием зарабатывать деньги. А душа ее стремилась к музыке. Она не могла жить без искусства, без вдохновения… Все кругом нее выливалось в какие-то звуки. Они ей слышались неведомые, прекрасные… Куда-то манили ее, вдохновляли и наполняли ее жизнь.
Тетя Манюша была, как я уже сказала, горбатенькая. Она была очень маленького роста. Мне было 8 лет, а ей 17, и мы были одного роста.
Н аша тетя была сама кротость, сама доброта… «Машенька у нас добродетельная», — говаривала нянечка. И все любили это нежное, ласковое, уступчивое существо. А мы ее просто обожали. Она была наша старшая сестра, друг, советник и товарищ в играх.
Тетя Манюша была живая, веселая, жизнерадостная девушка… Н о в ней было что-то «не от мира сего». Она мало интересовалась обыденной жизнью и витала мыслями и чувствами где-то далеко, вдали от серого домика и людей. У нее было бледное худощавое лицо, длинные черные волосы и огромные, задумчивые глаза, которые всегда казались грустными. Эти глаза были даже чересчур велики для ее лица и роста… Но сколько в них выражалось прекрасного: вся ее чистая душа, доброта, кротость и любовь к возвышающему прекрасному искусству.
Бывало, она нас обнимает обеих и заговорит быстро и живо. Глаза уставит куда-то вдаль:
— Знаете, детки… я буду всегда, как теперь, — с папенькой и маменькой… Но я бы хотела прожить как-нибудь с пользой… Чтобы у меня были друзья. Если я к ним долго не прихожу, чтоб им меня не хватало… Чтоб обо мне скучали, ждали…
— Мы вас любим, тетя Манюша. И всегда скучаем, когда вы долго не приходите… — утешаем мы нашу любимицу.
— Не так… Я хочу быть особенно нужной и любимой чужими…
Чаще всего она нас тащила к своему фортепиано и импровизировала[33].
— Слышите… Вот птичка поет… Вот няня сказку рассказывает… смешную… теперь страшную… А вот куклы танцуют… Теперь девушка песню поет…
— Тетя Манюша, как это вы так умеете играть! Все понимаете. Как хорошо! — удивлялись мы.
— Нет. Нет. Я ничего не умею. Ничего не понимаю. Все делаю плохо; сестры за дело меня бранят. Я не играю, а бренчу… Я упрямая и настырная… Я им только мешаю, — с отчаянием говорила тетя Маня.
Ее бледные щеки разгорались. Глаза сверкали, и в голосе слышались слезы. Она всех любила, всем все прощала. Но только собой бывала всегда недовольна и себе ничего не прощала.
Тети наши почти нигде не бывали — ни в театрах, ни концертах, только изредка у родных и подруг. И вдруг через дядю Лиодора тетя Маня попала в оперу. Это было необыкновенное событие в нашей семье. У меня и теперь при воспоминании прошлого точно раздается в ушах какой-то восторженный гул. Все тогда радовались за тетю Манюшу и вместе с нею… А разговоров хватило на всю жизнь.
Тетя Манюша попала первый раз в театр, когда ей было 17 лет. И она услышала оперу «Фауст».
Помню, как она прибежала к нам, как целовала маму и нас и, задыхаясь, все твердила: «Это сон… Это лучшее в жизни… Я не верю, что я все это слышала и видела… Понимаете»… И она рассказывала содержание оперы до мельчайших подробностей, описывала костюмы, декорации. Она повторяла это всем по многу раз; дома бежала к своим клавикордам, тащила кого-нибудь и играла на память почти все мотивы и все говорила, объясняла и восторгалась… В нашей семье все полюбили эту оперу… Каждый мечтал видеть и слышать ее.
Конечно, впоследствии жизнь у всех сложилась иначе: и тетеньки увидели и услышали не только эту оперу, но и многие другие. Особенно насмотрелась всего в жизни наша мама. Но бабушка так никогда и не побывала в театре.
Тогда, в давно прошедшее время, хотя все девушки жили проще, но переживали все радостнее и ярче… Так и наши молодые тетушки.
— Я хочу достать себе ноты… Я хочу играть, выучить эту несравненную дивную музыку. Мне хочется все снова пережить, — твердила наша маленькая тетя.
Но даже всемогущий дядя Лиодор не мог исполнить желание своей кузины: достать ноты в то время не так-то было легко, а купить было не на что.
Однако судьба делала свое таинственное дело… На долю тети Манюши, как говорится, выпало большое счастье… О нем она и не мечтала.
Много раз мы слышали потом всю эту историю. Ее рассказывали у нас на все лады. Передавали и подлинный рассказ маленькой тетушки:
«В тот вечер мне было очень грустно. Сашенька весь день сердилась и играть на фортепиано мне не позволила. Я подумала: такова моя жизнь будет всегда. Вечером я горячо-горячо помолилась перед образом Николая чудотворца. Я ничего не просила у Бога… Я просто изливала свою грусть… рассказывала свои думы… И Бог меня услышал… На другой день все изменилось. Нельзя выразить моей радости… Ведь это чудо!»…
— Ну, конечно, моя добродетельная, Господь тебе помог, — здесь всегда встревала няня.
Вот что случилось с нашей тетей. Она ехала в «город». (Васильевский Остров тогда считался как бы за городом). И если кто-нибудь ехал за Николаевский мост, на Невский проспект или куда-нибудь в центр, обыкновенно говорили: «Я еду в город».
Рядом с тетей сидела пожилая красивая дама. Они разговорились. Дама была такая приветливая, внимательная.
«Она все меня выспрашивала… Смотрела прямо в глаза. Всем интересовалась… Точно я ей была не чужая… И мне стало с ней так легко, точно я встретила кого-то родного…» — рассказывала тетя Манюша.
Она, конечно, сразу заговорила о своей любви к музыке… Как она выучилась играть… Рассказала, что дома ей не сочувствуют и много играть не позволяют… Что она слышала оперу «Фауст»… Мечтает когда-нибудь хоть на часок иметь эти ноты или хотя бы посмотреть на них.
Дама улыбнулась и сказала:
— Не странно ли, вот эта самая опера «Фауст» у меня в руках.
Действительно, у нее в руках был какой-то круглый сверток.
Тетя Манюша взглянула и сначала не поверила. Она думала, что та шутит. Так непостижимо показалось ей это совпадение.
— Да, да, милочка… Это ноты оперы «Фауст», — подтвердила дама. — Приходите ко мне… Я могу их вам дать домой на несколько дней.
Можете себе представить, что перечувствовала в те минуты наша тетушка?! Так нежданно исполнилось ее заветное желание! Разве это не было чудо?!
«Я, наверно, показалась очень смешной и глупой… Потому что не могла удержаться от слез и всю дорогу плакала».
