Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 4)
В то же время Витовт, с своей стороны, издал окружную грамоту, где подробно изложил весь ход дела и показал те же самые обстоятельства и основания, по которым оно совершилось. Но замечательно, что в оскудении Церкви Киевской он винит не одного Фотия, а и его предшественников. "Мы издавна видели, - говорит князь, - что Церковь Киевской митрополии не строится, но скудеет. Сколько было митрополитов на нашей памяти! И они Церковь не строили, как было прежде. Сколько собирали они церковных доходов и переносили в другие места! Разную церковную святыню, великие Христовы Страсти, честные иконы, окованные золотом, и многие другие драгоценности, и все церковные украшения митрополии Киевской они перенесли в иное место". Далее Витовт обвиняет в симонии не одного императора греческого, но и патриарха: "Они хотят, как мы хорошо дознали, только по своей воле ставить митрополита, по накупу - того, кто у них купит себе митрополию, чтобы он находился в их воле и, грабя здесь и опустошая, выносил к ним все". К концу грамоты Витовт объявляет своим православным подданным: "Кто хочет по старине находиться под властию митрополита Киевского, да будет так; а кто не хочет, тому своя воля. Только знайте, что, если бы мы, будучи не вашей веры, захотели, чтобы вера ваша в нашей державе уменьшалась и церкви ваши не устроялись, мы о том и не заботились бы и могли бы по своей воле, когда нет митрополита или умрет какой-либо епископ, держать там своего наместника и церковный доход, митрополичий и епископский, собирать в свою казну. Но мы, не желая упадка вашей веры и церквам, поставили Собором митрополита на Киевскую митрополию, чтобы русская честь вся стояла на своей земле".
Сохранилось еще послание литовских епископов, писанное также, по всей вероятности, с Собора или после Собора к митрополиту Фотию. Оно начинается словами: "Фотию, бывшему некогда митрополиту Киевскому и всей России, мы, епископы Киевской митрополии, по благодати Святого Духа пишем". И состоит в следующем: "С самого пришествия твоего мы видели, что ты делаешь многое не по правилам апостольским и отеческим; но мы терпели тебя по правилам как своего митрополита и ожидали твоего исправления. Когда же мы услышали о тебе и истинно убедились в некоторой вещи, которая не только не по правилам, но подвергает виновного извержению и проклятию, в чем и сам, испытав свою совесть, сознаешься, то, хотя мы не именуем той вещи, не желая тебя посрамить, но объявляем тебе, что мы не признаем тебя епископом по правилам. Это наше последнее к тебе слово" 102.
Как жесмотреть вообще на поступок Витовта и литовских епископов? Если бы все то, что говорят они про митрополита Фотия и его предшественников и особенно про греческого императора и патриарха, было справедливо, в таком случае поступок этот можно было бы оправдать, по крайней мере, отчасти как вынужденный необходимостию. Но справедливым здесь, кажется, нельзя назвать всего. Митрополит Фотий, прочитав соборную грамоту литовских епископов о поставлении Григория Самвлака, отвечал на нее своим окружным посланием ко всем православным христианам Русской Церкви, и хотя в нем не защищает ни себя, ни своих предшественников, может быть сознавая справедливость обвинений, зато смело и решительно оправдывает императора и патриарха. "Скажи мне, - пишет он, обращаясь к Феодосию Полоцкому, - не ты ли искал митрополии? И ты сам знаешь, сколько ты предлагал сребра и золота за поставление. Если бы на мзде совершалось это, тебя бы не отослали с великим унижением и стыдом... Да и прельщенный Григорий точно так же искал митрополии и предлагал много имения; однако ж не только его не послушали, а Вселенский патриарх еще изверг его из сана и проклял, так что он едва убежал от казни. Как же вы возводите клевету и лжу на святую соборную Христову Церковь и благочестивого царя?" Правда, мы не знаем, справедливы ли эти упреки Фотия и не судил ли он только по слухам. И если действительно Феодосий и Григорий предлагали свои дары в Константинополь, то не показались ли эти дары малыми, не рассчитывали ли там получить от того и другого гораздо более и не по этому ли одному отказали им в сане митрополита? Что касается, в частности, до послания литовских епископов к Фотию, то это действие их, без сомнения, совершенно незаконно и неизвинительно. Они позволили себе, вопреки канонов церковных, осудить своего первосвятителя без всякого исследования дела и без всякого участия и даже позволения со стороны патриарха. Не пощадил зато и Фотий своих врагов в окружном своем послании. Он называет их "несмысленными, суесловными и несвященными, помраченниками, а не просветителями, волками, а не пастырями, рабами чреву, а не епископами, людьми неподобными, непотребными, окаянными, безбожными"; резко осуждает их своеволие в поставлении Григория, укоряет их за нарушение клятвы, данной каждым из них при посвящении в епископский сан, не принимать другого митрополита, кроме присылаемого из Константинополя от патриарха, и убеждает всех православных не иметь с ними, как отступниками, никакого общения ни в чем, даже в пище и питии. С особенною силою нападает Фотий на своего совместника Григория и говорит, будто он, когда еще находился в Царьграде, не только был лишен священнического сана, но и предан проклятию от патриарха и священного Собора. Тут едва ли нет преувеличения. Могли ли бы литовские епископы, которые, как видно из их соборной грамоты, желали вполне сохранить единомыслие и церковное единение с Константинопольским патриархом и всем Востоком, могли ли бы они возвесть на митрополитскую кафедру человека, лишенного сана и даже анафематствованного в Царьграде? Разве предположить, что до поставления Григория они ничего об этом не знали 103.
Фотий не ограничился только окружным посланием ко всем христианам, он написал еще послания в Киев, где предполагалась кафедра Григория Самвлака, и в Псков, как соседний Литве. Жителей Киева он извещал, что "мятежник" Григорий поставлен "от неправедного сборища, самозаконно" и насилием мирской власти, что еще прежде он лишен был сана и предан проклятию в Константинополе, а теперь общим судом русских святителей он "извержен, отлучен и проклят", равно как и поставившие его епископы, и что всяк, кто считает его за лицо освященное, сообщается с ним или принимает от него благословение, епископ ли то, или священник, или мирянин, также подвергается отлучению и проклятию. Вследствие этого Фотий убеждал всех, еще не приобщившихся "беззаконному делу", чтобы они удалялись от Григория, не принимали от него посланий, ни рукополагаемых им священников и не имели с ними никакого общения ни в чем, даже в пище и питии. В послании к псковичам Фотий, упомянув, что они, наверно, уже получили его послание о разделении Церкви Божией, случившемся близь их пределов, наставляет их строго соблюдать истинную православную веру и обычаи и удалять слух свой от соседственных мятежников, отметающихся Божия закона и святых правил. "Если же кто, - прибавляет первосвятитель, - познав церковный мятеж, перейдет из той страны к вам на жительство, будут ли то миряне или иноки, вы принимайте их как православных христиан, убегающих от неправды в ваше православие" 104.
О митрополите Григории Самвлаке (Семивлахе), против которого с такою ревностию вооружался первосвятитель Москвы, сохранилось мало сведений. Он был родом серб, родной племянник митрополита Киприана и с детства обучен был всякой книжной премудрости, так что считался впоследствии человеком весьма просвещенным и написал много сочинений. Судя по заглавиям и отчасти содержанию этих сочинений, он до прибытия своего в Россию проходил разные должности: то в Болгарии, где состоял при Терновском патриархе Евфимии, с которым вместе имел случай встречать (в 1379 г.) Русского митрополита Киприана, посетившего свой отечественный город на пути в Константинополь; то в Молдо-Влахии, где был пресвитером великой молдовлахийской церкви (вероятно, соборной, кафедральной, находившейся в Сачаве); то в Сербии, где был игуменом Пантократоровой (Вседержителевой) обители в Дечах и еще какой-то обители Плинаирской, неизвестно где находившейся. В Россию Григорий прибыл по письменному приглашению своего дяди, митрополита Киприана, но уже не застал его в живых и остановился в пределах Западной России. Здесь своими ли проповедями, из которых известно похвальное Слово на память митрополита Киприана, или вообще своими достоинствами обратил на себя общее внимание, так что когда литовский князь Витовт решился в 1414 г. испросить себе особого митрополита, то отправил в Царьград, с согласия и прочих князей, для возведения в этот сан уже не Полоцкого епископа Феодосия, которого отправлял прежде, а Григория, и не видно, чтобы при самом поставлении Григория в митрополита литовскими епископами кто-либо из них восставал против его достоинств. Был ли Григорий честолюбив и сам домогался митрополитского престола или, только уступая желанию Витовта и литовских епископов, принял на себя высокий сан, сказать не можем. Но то несомненно, что Григорий предан был православию и чуждался латинства. В одной из своих проповедей он сильно вооружается против обычая Римской Церкви совершать литургию на опресноках, называет латинян прельщаемыми и своезаконниками и, между прочим, говорит: "Всяк, приносящий в жертву опресноки, недугует ересию Аполлинариевою и Евагриевою, дерзнувшею считать Плоть Господа бездушною и неразумною". Кроме того, Григорий написал особую статью о 35 заблуждениях и отступлениях латинян от православной веры и обрядов 105. А летописи рассказывают, что однажды Григорий обратился к Витовту с вопросом: "Зачем ты, князь, держишься веры латинской, а не православной, греческой"? Витовт отвечал: "Если ты желаешь видеть не только меня одного, но и всех людей земли моей в греческой вере, то пойди в Рим и состязайся с папою и его мудрецами. Когда победишь, все мы примем греческий закон и обычаи, а если нет, то я всех моих подданных греческой веры обращу к латинской". И послал Витовт Григория в Рим с своими боярами. Из иностранных известий узнаем, что посольство литовское отправлено было не в Рим, а на Констанский Собор и прибыло уже к концу соборных заседаний (18 февраля 1418 г.), в то время, как явились на Собор и послы греческого императора Мануила, которым поручено было начать сношения с папою о соединении Церквей. Оба посольства были приняты в Констансе торжественно, и им не только не делали здесь никаких стеснений в вере, напротив, позволяли отправлять церковные службы по своему обряду. Впрочем, о соединении Церквей на Соборе вовсе не рассуждали, и Григорий должен был возвратиться ни с чем. А по свидетельству одного современника, представители литовско-русского духовенства, когда еще явились на Собор с грамотою от Витовта, то на вопрос, желают ли они покориться Римской Церкви, прямо отвечали, что они прибыли единственно по повелению своего князя и подчиняться папе не желают. В сентябре 1419 г. Григорий Самвлак возвратился в Литву, а зимою того же года, по словам наших летописей, скончался в Киеве, может быть, от моровой язвы, свирепствовавшей тогда в этом городе. По свидетельству же одного молдавского летописца, отнюдь не скончался, а только переселился неизвестно почему из России в Молдавию, где будто бы жил еще очень долго и в 1439 г. утвержден Охридским архиепископом в звании Молдовлахийского митрополита 106.
