Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
В связи с вопросом о школьном преподавании заслуживает еще внимания пограничный рубеж, который отделял область школьных предметов от сферы предметов внешкольного изучения, с которыми Пселл не советовал знакомить учеников, будучи, однако же, сам с ними знаком. Эта сфера предоставлялась на долю внешкольного самоусовершенствования в науках, и содержанием ее служило мистическое, таинственное знание. Несмотря на необязательность, так сказать, этого знания, оно было весьма популярно, и в той или иной степени, в тех или иных размерах составляло весьма важный бытовой момент в жизни византийского общества. С нашей точки зрения, это знание, если не в полном составе, то в значительной своей части, подходит под разряд суеверий и предрассудков.
Суеверия были неотъемлемой принадлежностью всех классов византийского общества; простой народ отличался от аристократии разве тем, что его суеверие было грубое, менее утонченное. Народ верил в Гиллу, отвратительную старуху с огненными глазами и железными руками, с головы до пят покрытую шерстью наподобие шерсти верблюда. Она губит новорожденных детей, вселяясь в них и поглощая высасываемое ими молоко, истребляет скот, отравляя воду источников, из которых скот пьет. Для того чтобы избавиться от нее, необходимо знать 12'Л имен, которые она носит; в тот дом, где знают эти имена, она войти не может, но бежит за 500 миль. Легенда называла эти имена и указывала, каким образом они стали известны: по одному сказанию, их узнали в царствование императора Траяна три св. подвижника — Сисиний, Син и Синодот, у которых была сестра Мелетина, потерявшая 7 детей, пожранных Гиллой. Когда она погубила седьмого ребенка, св. мужи, по указанию свыше, погнались за Гиллой, настигли ее, заставили извергнуть из себя живыми всех детей Мелетины и объявить имена. По другому сказанию, архангел Михаил заставил Гиллу назвать свои имена; по третьему — св. Арсений, синайский подвижник.[2799]
Под образом Гиллы олицетворялась губительная сила природы, в частности, болезни, истребляющие людей и животных. Число имен Гиллы указывает, по-видимому, на главнейшие виды болезней, свирепствовавших в народе, сложившем легенду. Греки верили также в бабуцикариев, ночных демонов, которые являются людям в ночь на Рождество Христово и Крещение,[2800] и верили вообще в волшебство. Веру в волшебников и волшебство разделяло не одно простонародье. Роман III Аргир, страстно желавший иметь порфирородных детей, восполнял свою физическую немощь, обусловливавшуюся 60-летним возрастом, искусством, — принимал микстуры, натирания и т. д., а жена его Зоя прибегала к симпатическим и чародейственным средствам: привешивала себе камешки, содействующие зачатию, нацепляла какие-то банты и перевязи, обращалась к нашептываниям и заговариваниям.[2801] В понятиях того времени волшебство примыкало к врачебной науке, а именно к искусству составления и употребления ядов. О Романе III, лишенном жизни через медленное отравление, историк выражается, что он был погублен чарами;[2802] равным образом обвинение Зои в замысле извести Калафата с помощью яда (φαρμάκοις) было неразрывно связано с обвинением ее в волшебстве.'[2803] Вся жизнь грека от колыбели до гроба опоясана была точно магическим кольцом, разного рода предсказаниями, предзнаменованиями, приметами. Прежде чем человек появлялся на свет, это кольцо начинало его обхватывать: были приметы, предсказывавшие зачатие и рождение ребенка:[2804] если роженица трудно рожала, то это было верной приметой, что в числе присутствующих при родах женщин есть беременная,[2805] и потому было правилом не допускать беременной прислуживать рожающей женщине; обстоятельства, сопровождавшие рождение, были для женщин источником предугадывания будущей судьбы ребенка.[2806] Не одни повивальные бабки и старушки занимались этим «умным» делом, были «специалисты», которые делали из предсказаний и волшебства выгодный промысел и открыто им занимались, не заботясь о законе Льва Мудрого, устанавливавшем смертную казнь для тех, кто предается волшебству (γοητεία, μαγγανεία).[2807] Были предсказатели по внутреннему влечению, окружавшие себя таинственностью, скрывавшиеся в дебрях и появлявшиеся на короткое время, чтобы бескорыстно изречь пророчество. Однажды, когда Алексей Комнин с братом своим Исааком, возвращаясь из церковных палат, ехал верхом домой, перед ним неожиданно предстал загадочный субъект, с виду похожий на священника, с обнаженной головой, седыми волосами и косматой бородой; ухватив Алексея за ногу и идя у его стремени, он произнес стих: «Наляцы, успевай и царствуй истины ради, кротости и правды», с прибавкой: «автократор Алексей», — и затем скрылся.[2808] Но такие бескорыстные прорицатели были редкость. Обыкновенно люди этого рода, чаще всего монахи, собирали обильную мзду за свои прорицания. Так как каждому приятно было слышать хорошее предсказание, а не дурное, и первое, разумеется, лучше оплачивалось, чем последнее, редко кому не были излиты прорицателями горы счастья и благополучия, и в среде простых граждан была целая масса будущих императоров. Не было соискателя престола, который, приступая к своему рискованному предприятию, не хранил бы в своем сердце пророчества о том, что воссядет на царском престоле, и не поддерживал бы своей энергии этим пророчеством. Иногда молва о счастливце, получившем предсказание насчет предстоящего ему царского величия, широко распространялась, многие верили предсказанию и старались заранее обделывать свои дела, заискивали перед будущим императором, просили вспомнить о них в дни его величия, старались породниться, охотно ссужали деньгами — и таким образом предсказание приносило свою долю пользы, приобретая известному лицу приверженцев и доставляя необходимые для достижения престола средства. Иногда, впрочем, оно приносило и вред лицу, к которому относилось, потому что царствующий император принимал свои меры и заботился, чтобы сделать человека для себя опасного безвредным. Константина Далассина народная молва еще с 10 лет готовила на высокий императорский пост. Это было причиной, почему Калафат позаботился постричь его, с целью разрушить надежды.[2809] Константину Мономаху с малолетства предсказывали престол[2810] с разными подробностями, которые все кончались хорошо; говорили, что на него обрушится много ужасов, но они минуют благополучно, судьба всегда будет ему покровительствовать; предсказания как нельзя более гармонировали с беззаботным характером Мономаха, — что бы с ним ни приключилось, он всегда был уверен, что все кончится хорошо, и благодушно смотрел на жизнь.[2811] Льву Торнику, по достижении им зрелого возраста, и Константину Дуке тоже многие предсказывали царское достоинство, и по поводу не оправдавшихся предсказаний первому историк замечает, что подобные неудачные предсказания не редкость.[2812]
Помимо предсказаний, получаемых от «профессиональных» провидцев, каждый грек пытался самостоятельно предугадывать будущее по разным приметам и предзнаменованиям, которые частью были освящены традиционной символикой, частью представляли символическое истолкование явлений природы и обыденной жизни по субъективному разумению каждого. Если греку, запрягавшему лошадей, попадался на глаза монах, то это всегда было дурной приметой, и все знали, что тут остается одно средство спасения — распрячь лошадей и остаться дома.[2813] Но кроме таких «общепризнанных» примет, была масса других столь же разнообразных, как разнообразны обстоятельства человеческой жизни. При Романе 111 с марта 1029 по январь 1030 г. во Фракисийской феме у подошвы горы Кузина раздавались какие-то подземные звуки, похожие на жалобы, рыдания и плач. Истолковано это было в смысле предзнаменования несчастий, в ближайшем будущем постигших греков в Келисирии.[2814] В Фомино воскресенье 1041 г. Калафат открыл торжественный выход ранее, чем были окончены приготовления в театре и на улицах, — и это было сочтено дурным предзнаменованием.[2815] Во время сражения между войсками Исаака Комнина и Михаила Стратиотика на Комнина лично было сделано нападение с двух сторон и он не пострадал — это, конечно же, хорошее предзнаменование;[2816] во время похода против печенегов обрушился дуб, под которым он отдыхал, и во время охоты молния ударила в то место, где он охотился — это уже дурное предзнаменование.[2817] Во время последнего похода Диогена против турок голубь подошел к рукам императора, когда он плыл по проливу, — это предзнаменование сомнительного свойства; по переправе через пролив царь двинулся к Еленополю (имя, которое можно производить от έλεεινόπολιν («жалкий город»)), в Еленополе же обрушилась царская палатка, затем сгорел дом, в котором квартировав царь, — все эти предзнаменования заведомо дурные.[2818] Около Манцикерта в то самое время, когда Диоген держал военный совет, священником были прочитаны слова: «Если Меня изгнали, то и вас изженут, если слово Мое соблюли, и ваше соблюдут» и т. д.; все слушавшие чтение Евангелия стали дрожать, потому что сочли эти слова дурным предсказанием.[2819] Вручение послам султана креста в залог безопасности тоже было объяснено как дурной знак.[2820] Вриенний оделся в царские инсигнии в 1077 г. и провозглашен императором в Траянополе — дурной признак, потому что император Траян построил этот город в честь какого-то магната, тоже Траяна по имени, которого он ослепил и над которым потом сжалился.[2821] Палатка Вриенния обрушилась и крыша провалилась — явное предуказание собственного падения Вриенния.[2822]
