Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
По смерти Мономаха, в царствование Феодоры, Пселл возвратился в Византию. При Феодоре и Стратиотике он держал себя в некотором отдалении от двора, неохотно вмешивался в дела, между тем жил в столице и, разумеется, непраздно. Каковы были его занятия, видно из того, что в посольстве, отправленном в 1057 г. к Исааку Комнину, он выступает с титулом ипата философов.[2741] Следовательно, все это время он по-прежнему, как и при Мономахе, преподавал в Академии, занимая кафедру философии. Со вступления на престол Исаака Комнина обстоятельства стали благоприятствовать процветанию Академии. Мы сказали, что первым условием ее процветания была благосклонность императоров, на средства которых школа содержалась. Между тем Исаак Комнин и его преемники питали глубокое уважение к науке. Исаак Комнин хотя сам был мало образован, не обладал достаточными познаниями в законах, даже в грамматике, однако же не презирал науки, как это делали другие недалекие по образованию государи; он стыдился своей малограмотности, устранялся от собственноручных резолюций, из опасения сделать ошибку против орфографии, к ученым относился милостиво и охотно принимал их при своем дворе.[2742] Преемник его Константин Дука был горячий любитель наук (λόγων έραστής θερμότατος) и его любовь еще до вступления на престол была началом знакомства и дружбы его с Пселлом.[2743] По вступлении на престол он, как дилетант, не блиставший глубокими познаниями в философии и риторике (φιλοσοφίας καί ρητορείας ού πάνυ μετέχων),[2744] любил в часы, свободные от государственных забот, заняться книгами, выслушать богословское рассуждение о тайне Воплощения и других предметах догматики, читал Священное Писание и углублялся в его таинственный смысл. Пселл был неизменным его собеседником и руководителем в книжных занятиях (συνην έπΐ λόγοις).[2745] О науке он отзывался, что предпочел бы славу ученого славе государя.[2746] Супруга Константина Дуки и его преемница, вышедшая вторично замуж за Романа Диогена, Евдокия, была образованнейшей женщиной своего времени и покровительствовала науке; в то время как Роман Диоген был занят походами против турок, она, не щадя издержек, приобретала рукописи, увеличивала императорскую библиотеку, поощряла ученых и их занятия, так что в посвятительном (присоединенном к «Ионии») письме к мужу могла указывать на то, что государство украшено наукой, людьми учеными и их трудами.[2747] Сын Константина и Евдокии Михаил Дука Парапинак, преемник Диогена, воспитанный ученым Пселлом, был до страсти предан наукам. Высшим наслаждением для него было чтение книг и кабинетные занятия; он любил сочинять стихи, писать истории, беседовать с учеными людьми.[2748] Вообще род Дук был привержен к наукам и нет надобности усматривать' преувеличение и тщеславие в словах Анны, что «Дуки были науколюбивейшие (φιλολογώτατιο), как братья императора, так и сам император Михаил».[2749]
Действительно, брат Михаила Андроник был склонен к наукам (πρόθυμος τήν ψυχήν περί λόγους) и любил вдаваться в глубокие исследования, которые, впрочем, для нас могут казаться забавными; он, например, оспаривал у Пселла существование антиподов, недоумевал, чтобы человек мог висеть головой вниз.[2750] Дядя Михаила, кесарь Иоанн, преисполнен был уважения к людям ученым, и подобно своему племяннику, любил книги, из которых черпал сведения по разным отраслям знания, особенно же по стратегии.[2751] Наконец, об императоре Никифоре Вотаниате известно, что он посвящал ночи чтению книг как духовных, так и светских.[2752] При таком благоприятном для науки настроении высшей государственной власти, с которым гармонировал даже пресловутый Никифорица,[2753] невероятно, чтобы рассадник науки, византийская Академия, находилась в пренебрежении. Во всяком случае несомненно, что существовала при Михаиле Парапинаке и после него кафедра философии, равно и другие кафедры, преподавание разных наук было в руках отдельных лиц. Пселл, превознося ученость Парапинака, прибегает к выражениям, которые показывают, что при дворе этого государя вращались ученые разных профессий: «Нужно сказать, — замечает он, — что занятия по роду своему разделены между разными лицами, у царя есть царские дела и слова, у философа, ритора, у занимающегося музыкой — у каждого своя область, астрологи заняты небесным сводом, геометры — фигурами, силлогизмы принадлежат философам, сокровенные действия природы — физикам, — каждому свое; у него же (Парапинака) все соединено, он стоял в одном ряду с философами, с риторами говорил о спряжении и склонении, с оптиками о протяжении лучей и расстоянии между ними».[2754] Нетрудно поэтому было заместить академические кафедры; может быть, преподавателей академических наук Пселл и имеет в виду, перечисляя различных ученых, с которыми сталкивался его царственный питомец. Кафедру философии занимал или ипатом философов был несомненно сам Пселл, — этот титул дан ему хронистом[2755] при изложении царст вования Парапинака. Известны и преемники Пселла по кафедре: после Михаила Пселла ипатом философов был Иоанн Итал, после Иоанна Итала Феодор Смирнский.[2756] Смена Иоанна Итала Феодором Смирнским произошла при Алексее Комнине, смена Михаила Пселла Италом совершилась при Парапинаке. Об этом некоторые подробности записаны у Анны Комниной. По ее словам, Иоанн Итал происходил из Италии и, будучи еще в несовершенном возрасте, сопровождал своего отца в Сицилию и изучал под его руководством военное искусство. В период деятельности Георгия Маниака в Сицилии (1038-1040) отец Итала, находившийся во враждебных отношениях к греческому правительству, бежал со своим сыном из Сицилии в Италию, и отсюда Иоанн, уже в царствование Мономаха, прибыл в Константинополь. В Константинополе он слушал лекции ученых дидаскалов, особенно Пселла. Из ученика он с течением времени сделался соперником Пселла.[2757] При Михаиле Парапинаке он вошел в близкие отношения к императору и его братьям и занял после Пселла второе место. Как доверенного себе человека, знакомого с латинским языком, император отправил его в Диррахий для каких-то переговоров. Итал, вместо того чтобы защищать интересы греков, затеял измену, и когда измена открылась, бежал в Рим. Однако же скоро принес императору раскаяние, был им прощен, в уважение к ученым талантам, вызван в Константинополь и получил для своего местопребывания монастырь Пигу с храмом Сорока мучеников. Когда Пселл удалился из Византии (по причинам, которые остаются невыясненными).[2758]
Иоанн Итал был назначен дидаскалом философии и возведен в ипаты философов. Он стал объяснять сочинения Платона и Аристотеля, Прокла, Порфирия иЯмвлиха. Аристотелем и его «Органоном» занимался более всего. Он говорил и писал как иностранец, с некоторыми солецизмами и ошибками, но в диалектике был неодолим и никто не был в состоянии его переспорить. Кроме того, в споре он был крайне горяч, от слова переходил к делу, давал волю рукам и непрочь был вцепиться в бороду и в волосы противника, хотя, придя в себя, раскаивался в своей горячности и просил прощения. В числе учеников его были и такие, которые потом были замешаны в заговорах. «Все это, — замечает Анна, — было прежде, чем мой отец вступил на царский престол», и затем переходит к описанию смятения, произведенного при Алексее Комнине неправославными богословскими воззрениями Иоанна Итала,[2759] составлявшими результат его стремления применить аристотелевскую логику к христианской догматике.
* * *Византийская Академия имела значение казенного учебного заведения, преподавание в ней было официальное, школа была высшего разряда. Покровительство или пренебрежение наукой со стороны императоров имело влияние на обучение лишь в этом казенном учреждении. Но кроме Академии были другие школы, по существованию своему независимые от правительственных субсидий, содержавшиеся учреждениями и частными лицами; учение в этих последних производилось постоянно и непрерывно, если не в одной школе, то в другой, и, благодаря им, интеллектуальное движение, судьба которого была бы плачевна, если бы оно всецело зависело от правительственной школы, то закрывавшейся, то вновь открывавшейся, никогда не прекращалось. Были, помимо Академии, школы как в столице, так и в областях. В Константинополе были школы при патриархии, и не одна, но несколько, низшая и высшая. Низшая школа была переходной ступенью к высшей, как для учителя, так и для учеников, преподавание в ней состояло под наблюдением патриархии, но средства содержания получались от сборов с учеников, от платы за учение. В собрании писем Пселла помещено одно, имеющее отношение к вопросу о том, какие это были школы. Письмо озаглавлено (№ 162):[2760]
