Александр Петров - Дочь генерала
Он взял бумагу, карандаш. Под быстрыми штрихами возникла пухлая рука, обнимающая мягкими пальцами тонкие стебли цветов. Вот появились большие задумчивые глаза, округлое лицо, волнистые волосы, улыбчивые губы.
Похожа.
Он загляделся на портрет, залюбовался. Но зуд художника, требующий совершенства, заставил снова взяться за работу.
Он растер большим пальцем карандашные линии. Лицо затуманилось, затянулось серой дымкой. Поверх прежнего рисунка он принялся наносить новый. Глаза удлинил, овал лица сузил, носу придал более четкую форму, границы рта обозначил порезче, приподнял в уголках. Шею — несколько длинней, тоньше. Волосы — воздушней, еще легче! Пальцы — тоньше, изящней, длинней. Ногти — поуже, длинней, с блеском. Брови… так, немного сузим, дадим разлет. Ресницы пусть останутся прежними. Они безукоризненны.
Из-под руки иронично посмеивалась высокомерная красавица.
Нет, уже не она…
Снова задумчиво растер мягкие линии. Закрыл глаза, припомнил ее лицо.
…Она смотрела на него широко распахнутыми влажными глазами, губы что-то шептали в тишину вечера. Ее мягкая теплая ладонь, подрагивая, доверчиво лежала на его плече. От руки ее пахло цветами, по плечу растекалось малиновое тепло.
— Сережа, где ты? — в голосе умоляющие нотки, растерянность, задумчивая тревога. — Сережа, не молчи! Сережа…
Он открыл глаза. Рука потянулась к листу. Длинный грифель карандаша быстро забегал по плотной бумаге.
Глаза — немного шире. Брови — погуще. Зрачки углубить. Здесь — искорку.
Ее глаза. Да, ее!
Они умоляюще выглянули из серого графитного облака.
Лицо — круглей. Губы — полуоткрыты, границы — мягче. Нос — чуть тоньше. Так. Он оторвал лист от альбома, отнес на вытянутую руку, вгляделся.
Она! Только чуть по-моему. Кажется, схватил.
Он долго изучал портрет.
По губам пробежала легкая тень улыбки, ресницы дрогнули, на шее заиграла голубоватая ниточка пульса. Лицо на мгновение ожило, озарилось теплым сиянием.
Сердце гулко и часто забилось. Ее волнение передалось ему, сковало дыхание. Он с трудом выдохнул:
— Боже, как прекрасна! Вот ты какая…
Это лицо для того, чтобы освещаться ярким солнцем. Этим глазам — отражать высокую синеву неба. Этим губам — утешать испуганного ребенка. Этим пальцам — перебирать хрупкие лесные цветы.
Надо переписать портрет начисто. Чем передать это твое тепло, этот заревой багрянец? Тут должно быть нечто прозрачное, золотистое, розовое, бежевое, желтоватое. Пастель! Конечно, пастель — только ее мягкость передаст нежность твоего лица. Я покажу этот портрет тебе, и ты сама увидишь, наконец, как ты хороша!
Он взволнованно потянулся к чистому листу бумаги. Из-под него выскользнул и с шелестом слетел на пол рисунок.
Что это? Кто это? Зачем?..
На него в упор глядели синие глаза в обрамлении белых волос. Тонкие черты изящного капризного лица с чуть приподнятым подбородком излучали прохладный голубоватый газовый свет.
…Комната внезапно наполнилась звуками. Пол содрогался монотонными танцевальными ритмами: этажом ниже работал магнитофон. За стеной в комнате родителей сипел телевизор, сообщая погоду назавтра. Во дворе требовательно гудел клаксон ворчащего автомобиля.
Он досадливо поморщился. Очарование улетучилось. Мысли в беспорядке забегали и разлетелись врассыпную.
Душно!
Он бездумно просидел так с полчаса, пытаясь вернуть воспоминания, растворившиеся в закате растаявшего вечера.
Душно!
Он открыл окно. Теплая ночь мягко прошелестела в комнату. От высоких тополей напротив долетел смолистый аромат.
…Она энергично ворвалась в жизнь Сергея с первого институтского дня. Впервые он заметил ее на Дне посвящения в студенты. Все тогда выстроились жужжащей толпой на институтском дворе в ожидании необычного торжества. Сергей с любопытством всматривался в лица и наряды людей, с которыми ему предстояло прожить «самые интересные годы». Каких только типажей он тут не приметил: очкастые тихони «ботаники», разбитные пьянчужки, мелкие хулиганы, бритоголовые бандиты, самонадеянные «мажоры» — сыночки больших начальников, «серенькие мышки» из районных поселков, непременные клоуны, беспросветные тупицы, восторженные домашние девицы, по-щенячьи повизгивающие от вхождения в «новую большую жизнь». Скука…
И вдруг… Что за чудо? Юная леди нордического типа, с янтарных берегов, как на сцене, стояла в скрещении множества взволнованных взоров. Ее гибкая фигурка, обтянутая белоснежным костюмом, лучезарная улыбка, плавные повелевающие жесты, бесстрастный взгляд человека, знающего себе цену — все это притягивало парней. Девушки — кто с восторгом, кто с завистью, кто подавленно — не преминули обменяться шепотными мнениями со своими соседками.
Почти не поворачивая головы, Сергей обозрел происходящее вокруг. Впрочем, он-то уже решил, что эта девочка, конечно же, станет его. Зачем? А просто «для пары». И по праву сильного.
Вероятно, Сергей смотрел на нее не так, как другие. «Девушка в белом» несколько раз остановила синий взгляд на его невозмутимом лице. Он прочел в ее глазах интерес. Она выделила его из толпы. В общем-то, она уже стала «его девочкой».
Таким вот образом… Привыкай. У меня только так: что хочу — то мое.
Безукоризненно-стройная, белокурая, стремительная — она не знала смущения, никогда не колебалась, всегда знала, что ей нужно. В проявлении чувств и желаний была непосредственна, как избалованный ребенок богатых родителей. Смеялась звонко, открыто. Обожала шумное общество, грохочущую музыку, студенческие вечеринки — «там-тара-рамы». На танцах — всегда нарасхват.
Кристиной восхищались, ею любовались. С нее не сводили влюбленных глаз из затемненных уголков комнаты, зала, аудитории.
Белые волосы, белые волосы
Падают, падают, падают.
Листьями белыми, листьями светлыми,
Теплыми, пушистыми сыплются, падают.
Белым солнцем, ослепительно белым просвечены.
Белое море, белое небо —
Смотрите, они же совсем белые.
Белые чайки, белый парус
Белой стрелою
Режет белый, белый воздух.
Касание. Белое, чистое, свежее.
Касание. Только касание.
И эти белые барашки
Пенистым пухом,
И волосы — длинные, летящие,
Легкие, белые, белые, белые…
Она с улыбкой, всегда с неизменной улыбкой, выслушивала объяснения в любви. Отвергала — учтиво и даже участливо — самые серьезные предложения руки и сердца. Со смехом, серебристой змейкой, выскальзывала из страстных объятий.
Первое время Сергей «держал дистанцию». Они часто виделись в институтских корпусах, в бассейне, в студенческом баре. Криста вся подавалась в его сторону, но он отводил взгляд и проходил дальше по своим делам.
Наконец, их познакомили.
Случилось это на вечере. В зале, очень многолюдном, шумном и душном, пол вибрировал от ритмичных аккордов бас-гитары. Сергей развалившись сидел в кресле и наблюдал окружающую суету, танцующих, играющих на сцене, а также пару симпатичных ребят, идущих к нему. Толик под руку подводил Кристину. Сергей встал, слегка кивнул ей. Они обменялись традиционными фразами.
Объявили вальс. Сергей пригласил девушку, Кристина покорно ответила реверансом и… все взлетело, закружилось, замелькало вокруг. Танцевала она легко, увлеченно, податливо. Слепящая улыбка, синий взгляд, нежный румянец на глянцевой щеке, подбородок восхитительной лепки над лебединой шеей. Едва ощутимое касание ее тонких пальчиков к пальцам его руки, скрипичная податливость и змеиная гибкость ее талии под ладонью его правой руки.
Внезапно танец неумело оборвался на летящей полуфразе. И вдруг — «пока!» Она исчезла.
Из-за колонны, из тени в углу, отделилась и выросла перед ним огромная фигура одного из поклонников Кристины.
— Еще раз увижу тебя с ней — пожалеешь! — он с дружеской зловонной улыбочкой положил тяжеленную пятерню на плечо Сергея.
— Еще раз подойдешь — пожалеешь. — Сергей ткнул согнутым указательным пальцем в солнечное сплетение верзилы и отошел. Тот распахнул рот, хватая воздух, выпучил глаза от парализующей боли.
Снова, как из небытия, появилась Кристина и сама пригласила Сергея на медленный танец.
В тот вечер она позволила ему проводить себя домой. Она позволила ему ухаживать, водить в кино, в кафе, возить на такси, охранять, дарить цветы и восхищаться собой.
Все началось как будто бы обычно:
Немного слов, немного теплой лжи,
Немного искренно, немного непривычно,
Но почему так опьяняюще, скажи?
Но почему, когда твой голос тихий
Ко мне прорвался сквозь ночной туман,
Я на него всю ночь потом молился,
Как добрым, сказочным и неземным богам?
Я стал мечтать об острове безлюдном,
Где среди трав и солнечных лучей
Мы бы забылись счастьем беспробудным
И заплутались в звездности ночей.
Я верить стал в любовь, а не в наличность,
Я весь бы мир послал тебе в пажи.
Все началось как будто бы обычно:
Немного слов, немного теплой лжи…
Несколько раз, возвращаясь домой со свидания поздней ночью, он сталкивался в подъезде с суровыми ребятами в перчатках на сжатых кулаках. Если они ограничивались банальными угрозами, Сергей молча проходил мимо и вызывал лифт. Если они приступали к физическим мерам воздействия, он несколькими хорошо поставленными ударами придавал им горизонтальное положение и вызывал лифт. Эти неуклюжие попытки насилия лишь сильней разжигали в нем увлечение Кристиной.
