Наталья Горбачева - Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
– Ладно, полежи еще. Пойду куплю тебе мазь гепариновую…
Он рухнул на диван:
– Спасибо.
– Тебя как зовут-то?
– Сергей.
– Крещеный?
– Нет…
– Хочешь креститься?
– Да…
– Лежи тогда, – разрешила я и ушла за лекарством. Дверь на ключ больше не закрывала.
Да, ситуация… Только этого не хватало. Я вообще-то первый свой роман писала – по шесть страниц в день.
Встретив во дворе знакомую, я стала расспрашивать, не знает ли она, от чего могут появиться на теле странные шишки. Пришлось признаться, на ком они выскакивают…
– Сумасшедшая! – обалдела знакомая. – Не соображаешь, что делаешь? Сразу не прибил, но таки прибьет. Ничего про человека не знает – и пустила в свой дом. Бабка там твоя одна с ним осталась?
– Да не прибьет, он не такой… – стала оправдываться я.
– Вызывай милицию. А помрет если у тебя? Да ты потом во всю жизнь не отмоешься. Убийство прикосячат, подумала об этом? Вызывай милицию, а то я сама вызову! – она была настроена решительно.
– Ну тогда уже лучше «скорую». Ладно, спасибо за совет. Вызову.
Действительно, не дай Бог он помрет, можно ставить крест на писательской карьере. Как-то я об этом не подумала.
Вернувшись домой, я сказала:
– Сергей, я все-таки вызову «скорую»!
– Не надо, пожалуйста, я не умру.
– А если умрешь?
Он помолчал, потом сказал:
– До крещения не умру, поверьте…
Ничем другим меня подкупить было невозможно. Я отдала мазь и пошла на кухню. Трехдневная гора посуды была вымыта, и Анна Вячеславна рассматривала, как чистая посуда ловко была разложена на моем столе.
– Наташенька, а откуда у нас этот любезный молодой человек появился, Сереженька? Такой порядок навел.
– Что же это он, притворяется? – воскликнула я. – Это, Анна Вячеславна, тот, которого избили.
– Какие негодяи, какие негодяи, такого человека избить, – стала сокрушаться соседка. – Надо в милицию заявить. Пусть найдут хулиганов и накажут.
– Накажут… – вздохнула я. – Интересно, кто окажется крайним?
Я вошла в комнату: он сидел на стуле.
– Значит, так, Сергей, мне совершенно некогда, – сказала ему. – Сам ешь, что найдешь на кухне, меня не трогай. И быстрее выздоравливай. Понял?
– Постараюсь… – ответил он. – Может, завтра уже уйду…
– Как завтра? А креститься?
– Не хочу вам мешать.
– Ничего, потерплю. Ты про веру христианскую хоть что-то знаешь?
– Немного… – выдохнул он, дышать ему было тяжело. – Иисус Христос, Пасха, Троица. В Поминальный день дедов вспоминаю.
– Принесу тебе книгу, почитаешь. Чтобы как-то подготовиться к крещению.
– Голова сильно болит, не смогу читать, – отказался он.
– Господи, помилуй. Таблетку дать?
– Не пью таблеток.
– Что же с тобой делать? – глянула я на его смуглое, осунувшееся и почерневшее лицо.
– Вы идите, занимайтесь своими делами. Посплю…
– Родным твоим надо позвонить, – вспомнила я.
– Не надо, пожалуйста, не мучьте меня.
Он лег и отвернулся к стене. И я оставила его в покое, только принесла крещенской воды и окропила его и всю комнату.
Из двенадцати страниц, которые должна была написать за два дня, смогла написать только две: попробуй сосредоточиться, когда в соседней комнате незнакомый мужик, да еще и помирает. У меня совершенно не было на него ни времени, ни сил. Но пришлось заниматься. Через день шишки его втянулись обратно. Он заметил, что после крещенской воды. Прошла еще неделя. В нашей коммуналке его было не видно и не слышно. Только каждое утро на завтрак появлялась на кухне вкусная каша и сервированный общепитовскими тарелками стол. Посуда и пол, как в сказке, мылись сами собой. А когда Сергей сделал генеральную уборку у Анны Вячеславны, она сказала мне:
– Такой приятный молодой человек. Может, он поживет у нас?
– Может… – неуверенно ответила я. – Только мы же про него ничего не знаем.
– Что вы, Наташенька! Он мне столько про себя рассказывал интересного. – Она сложила у груди ладошки вместе, как делала всегда, когда чему-то очень удивлялась. – Симпатичный молодой человек. Знаете, он мне даже напоминает одного князя. Жил у нас в Золотоноше князь Богуш Корецкий. Высокий такой, стройный, с зачесанными кверху рыжими усами и со шведской бородкой…
– Ха-ха! – усмехнулась я. – Серега, конечно, кнезь настоящий! Вот сказанула Анна Вячеславна… Небритый недели две, а рыжие усы – накладные, что ли? И что же он вам рассказал про себя?
– Он, представляете, Наташенька, с пятнадцати лет в колонии сидел, а потом женился, девочка у него есть, дочка Оленька.
– Да… – только и оставалось мне сказать.
Надо, решила я, хотя бы четыре страницы сегодня написать, а за две по плану ненаписанные – обязательно допросить жильца.
Вечером я позвала его на кухню и сказала:
– Сергей, я просто хочу узнать, что ты за человек… Кто тебя избил, как попал в Москву. Какие планы? Расскажи что хочешь.
У него дрогнул мускул на лице. Говорить он начал через большую паузу.
– Если бы не вы, не выжил бы… За три дня ни один человек не выслушал, куска хлеба не дал, из подъезда один фраер веником выгнал, только бомжи дали пивка из слюнявой бутылки… – Когда он говорил, что-то присвистывало у него внутри.
– Ну, дорогой, кто же сейчас пустит в дом незнакомого человека. Тут не старосветские помещики живут.
– Желаю им, чтобы не оказались на моем месте!
– Бог судья! Дальше? – я старалась держаться сурово.
Он рассказал, что последние два года жил тем, что возил молдавские ковры ручной работы в Сибирь, продавал их на рынке в городе, где жила жена с дочкой. Тяжелая работа в буквальном смысле. Ковры продаст – снова едет в Молдавию за товаром. В дороге он никогда не пил, а в последний раз – бес попутал. Познакомился с попутчиками, нашли общий язык – вроде приличные муж с женой… Приехали в Москву, не хотелось расставаться, потому что настроение поганое было. С женой нелады начались: не нравилась ей эта его работа, а другую – где возьмешь с отметкой в паспорте! И вот зашли они с этой парой в привокзальную кафешку. Там незаметно они клофелин в его стакан и прыснули. Очнулся раздетый, без денег и документов в неизвестном районе. Кто бил – не помнит. Бомжи, наверно, сняли куртку, хорошо хоть ботинки оставили. Когда я спросила, почему он в милицию не обратился, Сергей в ответ только хмыкнул. Тогда у меня еще не было практики по спасению посылаемых на мою голову бомжей, и я не знала «тонкостей» их отношений с милицией.
– Но ты же не бомж? Могли бы помочь.
– Да, зря не помогли, – поморщился он. – Сидел я на второй день в каком-то парке на лавке. Голова трещала, даже холода не чувствовал. Сел рядом со мной какой-то мент и вдруг к виску приставил пистолет.
– Господи, помилуй! Какой ужас! Почему?
– Потренироваться, наверно. Что-то требовал от меня, а я не понимал. Может, он и избил. Место пустынное. Лучше б застрелил.
– А тебе не привиделось? – спросил я.
– Может… Что-то опять плохо. Я полежу?
– Конечно… И какие у тебя перспективы? – все же спросила я.
– Жена, если честно, выгнала. Хоть я всю квартиру своими руками отделал. Без дочки не знаю, как жить… Родители просто заболеют, когда узнают, сколько денег пропало. Там и ихние были.
Тут зашла на кухню Анна Вячеславна и сказала:
– Знаете, Наташенька, я все перепутала… Да, склероз, Женечка прав… Целый день думала: что-то не так…
– Анна Вячеславна, ну что еще не так? – вздохнула я.
– Князь Богуш Корецкий не жил в Золотоноше. Вернее, может, он и жил, но только давным-давно. Я вспомнила. Этот вельможный князь оставил такой документ – духовное завещание, в котором впервые упоминается Золотоноша. И вы знаете, какой год? Я вам скажу: 1576.
– Стремная бабушка! – удивился Сергей. – Таких еще не видел.
– Сереженька, вы здесь? Не заметила. Простите, оторвала вас от беседы. А вы утречком передвинете мне стол поближе к окну? Плохо видеть стала.
– Пойдемте, сейчас передвину… – ответил Сергей. – Вы закончили допрос? – повернулся он ко мне.
Что я должна была ответить?
– Идите, кнезь!
По моему настоянию он все-таки позвонил родителям, которым кратко сказал буквально несколько слов, что жив и волноваться не надо. Ни про жену, ни про дочку не было сказано ни слова.
Сложившаяся в нашей коммуналке волею судеб обстановка меня даже устраивала. Сергей бесшумно занимался по хозяйству, хорошо готовил, развлекал Анну Вячеславну. Я только удивлялась, что в его поведении могло не устраивать жену? После эгоиста Вадима с его бесконечными умными разговорами с Сергеем в быту было легко и просто. От его искреннего служения нам, двум одиноким женщинам, в коммуналке повеяло свежим ветерком каких-то счастливых перемен. Я еще страдала от разрыва с моим физиком, перебирала в уме нескладухи нашего совместного жительства, в чем-то винила себя, Вадима теперь во многом оправдывала: можно было, наверно, и потерпеть еще. По приговору отца N, он исчез из нашей коммуналки, но какова его дальнейшая судьба я еще не знала и надеялась, что мой физик-богослов изменится, как обещал, и вернется…
