Хризостом Селахварзи - МЫ БУДЕМ УТЕШЕНЫ
«Господь Сам говорит: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят (Мф. 7:7–8). Я стучал в Его дверь, почему Он не отворил? Я стремился к Нему годами, почему Он не показался? Я рыдал, умоляя Его прийти на помощь, почему Он не ответил на мои молитвы? Может, Он считает меня недостойным? Если он — живой Бог, говоривший с пророками, почему Он не говорит со мной? Неужто я должен быть велик и совершен, как Моисей, чтобы Он до меня снизошел?»
Евгения ответила в самую точку, пророчески сказав: «А кто, по–твоему, был Моисей? Он даже человека убил! Господь пришел к нему, потому что Господь так пожелал, и потому что Он видел, что Моисей в нужном духовном состоянии, а не потому, что он был великий человек. Это потом по Божьей милости он сделался великим человеком». Она продолжала: «Крепись! Не думай, что лукавый будет спокойно смотреть, как ты приближаешься к Христу. Он будет всячески тебе мешать, потому что ему еще досаднее, когда к Богу приходит человек, воспитанный в совершенно других традициях. Не теряй веры и мужества!»
Слова Евгении наполнили меня любовью и Святым Духом. Они успокоили мятущееся сердце, придали мне мужества. От осуждения Бога я перешел к раскаянию. Кто я, чтобы судить Его, приведшего меня в этом место? Неужели то, что я в Коринфе, с этим православным монахом и этой ангельской женщиной, не чудо и не знак Божьей любви? Как смею я, грешный и недостойный, обвинять Бога в безразличии? Как смею требовать, чтобы Всемогущий Господь явился мне, как Моисею?
Евгения пошла сказать монаху о моих переживаниях, потому заглянула попрощаться и отправилась в Афины. Она уехала, а монах оставался у себя. Было темно и холодно. Я сидел в доме один, поближе к очагу, и страдал. Потом я начал читать книгу, которую подарил мне монах, сочинение отца Софрония, русского подвижника на Афоне. Книга была с дарственной надписью покойного отца Софрония монаху.
Я знаю немного книг, пронизанных таким духовным горением, и настолько глубоко свидетельствующих о христианстве. Она отражает труд духовного исполина, человека, каких в наше время исключительно мало. Его слова, исполненные Святого Духа, прямиком входили в сердце и согревали его огнем Божьим. Чем дальше я читал, тем сильнее согревалось и умилялось мое сердце. Никогда не испытывал я такого смирения. Смирение исходило не от меня, а от прикосновения Святого Духа через живые слова отца Софрония. Я чувствовал, что это человек очень мне близок, как будто он пишет специально для меня, изо всех сил стараясь, чтобы я понял, как будто он рядом и молится обо мне и за меня своими словами. Я и не заметил, как во мне начал действовать Святой Дух. Я, я сам осознавал свою греховность. Моя душа каялась. Не рассудок убеждал меня в моей греховности; я всем своим существом осознавал свое покаяние. Раскаяние было не действием, а состоянием. Я каялся, потому что Дух показал мне реальность, не доступную обычному искаженному человеческому взору (см. Мф. 17:2). Святой Дух очистил мои очи, и я словно видел трагедию человечества через себя самого, ибо светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно (Мф. 6:22–23). Я отчаянно нуждался в Его защите. Душа молила о Его любви. Сердце умилялось как никогда прежде. Я испытывал умиротворение и в то же время всем существом стыдился перед лицом незримого Бога. Я чувствовал себя последним нищим, псом, который дожидается крох с господского стола (Мф. 15:26–27), мне хотелось, чтобы Он удостоил меня, несчастного, хотя бы одним милостивым взглядом.
Потом пришел монах и сел рядом. Мы проговорили несколько часов. Я рассказал о своем отчаянии, о сомнениях, о том, как я стыжусь своей неблагодарности к Богу. Монах утешил меня. Он напомнил, каким чудесным образом мы встретились в Греции и на Синае, и велел никогда не сомневаться, что благодать Божия действует во мне, чтобы соединить меня с Его Церковью. Я сказал, что нуждаюсь в явном знаке Его любви, чтобы искренне уверовать, и что много лет молюсь о такой вере: «Может, Он не отвечает, потому что я неправильно молюсь?».
Монах ушел к себе и вернулся минут через десять. Он принес мне веревочные четки и показал, как пользоваться ими, чтобы сосредоточиться, когда читаешь Иисусову молитву. Он даже попытался перевести эту молитву с греческого на английский, но я ее знал, потому что перед самым отъездом в Грецию читал выдержки из «Добротолюбия» в норвежском переводе.
Потом монах пожелал мне спокойной ночи и ушел к себе. Я остался один у камина. Над ним висела прекрасная икона Божьей Матери с Христом–младенцем в Неопалимой Купине (Исх. 3:2). После полуночи я начал медленно молиться, перебирая четки:
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного.
Предчувствие Царствия
Господь приблизился ко мне
Возлюбленный, по которому я так тосковал
к Которому стремилась душа моя
Господь навестил меня
Возлюбленный стоял здесь
Стучал в двери сердца моего
испрашивал дозволения войти
Великий Царь
Податель Жизни, Творец всего
стоял у двери сердца моего
прося дозволения войти!
О, смиренье неизреченное!
Высочайший, величайший
прекраснейший из царей
просил моего сердца
чтобы сделать его Своим троном
Он хотел царить здесь и отсюда
Он просил у меня то, что Его изначально
Он хотел, чтобы я сам отдал свое сердце
Он требовал своего, не ущемляя меня
Добрый и щедрый Царь
ждал моего земного сердца
Чтобы взамен дать мне Своего Духа
Чтобы разделить со мною величье
за мое сердце, сердце человеческого существа
которое Он возлюбил больше
всего Творения
Он предлагал мне жизнь, вечную жизнь
если я отдам Ему смертное сердце
и в Нем я не умру
АЗ ЕСМЬ СУЩИЙ (Исх. 3:14)
хотел явить Себя мне
в Лицах, что скрывает Ветхий Завет
Я не устоял перед такой красотой
не устоял перед несказанной милостью
не устоял перед щедрой благостью
Я впустил его, и Он вошел, как царь
Победителем в сердце мое вступил
милостивым в Своем торжестве
И тихо двинулся через меня
стараясь не напугать меня
И меня всего окутала Любовь
Любовь охватила меня всего
Он был со мной и без меня
Он был во мне и вовне
Я был в Нем, не вовне
Я был с Ним, не без Него
Он поведал любовь к моему существу
каждой клеточке моего существа
С душой Он говорил на языке души
С костями — на языке костей
С кровью — на языке крови
С кожей — на ее языке
Я весь был внутри Него
Несотворенной Своей рукой
Он касался тварного моего существа
Обнимал меня Духом Своим Святым
Посетил каждый закуток души
и вымел оттуда все, что не Его
Садовник обихаживает свой сад
Насаживает розы, поливает те, что уже есть
но сорную, дурную траву выбрасывает вон
Это Он говорил, когда мы были наедине
Я лишь слушал
Он был женихом
Я — невестой
Он рассказал, какую боль нес так долго из–за меня
все те годы, что мы были разлучены
Я видел, как Он истомился по мне
как Он стремился ко мне
как Он всегда любил меня
как страдал, пока мы были разлучены
Он любил меня больше, чем я — Его
Алкал меня больше, чем я — Его
стремился сильнее, чем я к Нему
Он плакал от любви, и я с Ним
Он плакал от радости, и я с Ним
Я видел Любимого в Духе
Он был Один, но Три
Один в Трех, Три в Одном
Отец и Сын и Святой Дух
Три Лица в одном Естестве
Три Лица, но Один в Любви
Каждое изливало мне любовь других
Каждое сообщало имя других
В Духе чрез Сына я принял любовь Отца
В Нем я был в Церкви, в Церкви святой
В Его Церкви я был в Нем
В Церкви я был Его телом, Его церковью
Добрый Пастырь не бросил меня
когда отыскал
Он в Церковь святую привел меня
в нем я — в Церкви Его святой
в Церкви христианином стал
Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко,
по глаголу Твоему с миром.
Яко видеста очи мои спасение Твое
еже уготовал еси пред лицом всех людей,
свет во откровение языков
и славу людей Твоих Израиля! (Лк. 2:29–33)
Внезапно я как будто взлетел
словно голубь, возвращающийся в гнездо
и вот я в небе над синайским монастырем
словно голубь, созерцаю его с высоты
О, Христова невеста, Святая Екатерина
что доброго совершил я тебе
что ты так милостива ко мне?
не могу припомнить ничего!
Господь оставил меня
не сразу, не насовсем
Он царской печатью запечатал сердце мое
оставил в моем сердце залог
ни одна сила не ступит в него
не воцарится там никогда
Я знаю, что не умру
Ибо Он разделил со мной Свою жизнь
не умру, даже когда умру
покуда я пребываю в Нем.
На следующее утро я проснулся под дивное пение птиц. Я чувствовал себя царем, которому принадлежит вся Вселенная. Все засияло новыми красками, все радовало — солнце, воздух, море, птицы, деревья, незнакомые люди. Во всем я видел Христа, Его красоту. Я смотрел на солнце над Коринфским заливом и радовался при мысли, что Создатель всей этой красоты — мой личный Друг. Я видел, что все хорошо весьма (Быт. 1:31).
