Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
8) Хроника Михаила Гликинаписанная в начале царствования императора Мануила Комнина,[204] предназначалась автором для своего сына в целях его обучения и поэтому не ограничивается историческими сведениями (от создания мира до смерти Алексея I Комнина), но заключает еще сведения по естественным наукам, философии и богословию. Главной своей задачей Глика ставил возможную краткость. Вследствие того и в исторической части его книга до крайности скудна, представляет лишь легкий конспект тех источников, которыми он пользовался.
При изложении событий от Константина VIII до Алексея I источниками[205] для Глики служили Скилица и Зонара. Почти все содержание хроники взято у Скилицы[206] (в том числе много данных, которых нет у Зонары), у Зонары заимствовано лишь несколько показаний.[207] Сравнительно со Скилицей и Зонарой хроника Глики ничего нового не дает, и если вносит несколько с первого взгляда небезынтересных штрихов, то при ближайшем рассмотрении они оказываются внесенными в ущерб фактической верности и точности, составляя плод недосмотра и малого внимания автора к источникам;[208] стремление автора к краткости иногда влечет к механическим пропускам, искажающим мысль подлинника.[209] Поэтому скудная и неудачная компиляция Глики как исторический памятник не имеет значения.
9) Рифмованная хроника Константина Манасси,[210] писателя времени Мануила Комнина, написана и поднесена Ирине, жене севастократора Андроника (брата императора Мануила Комнина); начинается с сотворения мира и заканчивается царствованием Вотаниата. При составлении хроники автор заботился главным образом о внешней форме, фраза стояла у него на первом плане, содержание на втором. Заботясь о цветистости изложения и красоте стиха, он призвал на помощь мифологию, разные сравнения и уподобления и этим поэтическим аппаратом подавил скудное фактическое содержание. Тем не менее как сама фразеология, так и подбор фактов, достаточно обличают те источники, которыми пользовался Манасси. Для времени от Константина VIII до конца[211] источниками для него служили всего более Зонара,[212] в меньшей степени Пселл[213] и Глика,[214] еще менее Атталиот.[215]
Манасси находился в счастливом положении — у него под руками было четыре источника, в том числе некоторые первостепенной важности. Но это обстоятельство способствовало только более рельефному обнаружению недостатков его как историка. У Манасси заметно полнейшее отсутствие всякой критики и невнимание к исторической правде, он не имеет никакого представления о сравнительном достоинстве своих источников и жертвует истиной ради красного слова. Не признавая исторический факт нормой для поэта, он нередко допускает ошибки, извращает действительность,[216] и воспаряя фантазией за пределы действительности, привносит неоправдываемые источниками подробности.[217] Все, что внесено им в хронику нового, есть плод легкомысленного отношения к своей задаче как историка или результат неправильного и неточного понимания текста источников. Как исторический памятник хроника не имеет для нас важности.
10) Хронография Иоила,[218] писавшего не ранее XIII в., начинается с Адама и доводится до завоевания Константинополя латинянами в 1204 г.; по краткости изложения превосходит даже произведение Гли–ки.
Для времени от Константина VIII до воцарения Алексея Комнина[219] единственным источником Иоила был Скилица,[220] к которому он (из сопоставления показаний того же Скилицы) делает только два дополнения,[221] и оба неудачные. Так как за исключением этих дополнений все содержание хронографии представляет собрание отрывочных известий, заимствованных у историка, у которого они могут быть читаемы в несравненно более подробном и связном изложении, то она в качестве исторического памятника не имеет цены.
11) Рифмованная хроника Ефремаписавшего не ранее XIV в., начинается с Юлия Цезаря и оканчивается вступлением Михаила Палеолога в Константинополь в 1261 г., присоединенный же к хронике список Константинопольских патриархов доведен до патриарха Исаии, 1313 г. Так называемый Ефрем,[222] подобно Манасси, заботится о поэтических красотах, которые у него сводятся к вычурности фразеологии и накоплению синонимических выражений; тем не менее он не в такой степени изобилует фразами и разного рода отступлениями, как Манасси, и его хроника, сравнительно с хроникой последнего, богаче содержанием. Сравнительно большее богатство фактического материала не возвышает однако же значения хроники Ефрема. Автор находит возможным варьировать исторический материал по прихотям собственной фантазии, черпая его для времени[223] от Константина VIII до воцарения Алексея I у Зонары,[224] который служит едва ли не единственным его источником.[225] Есть у него несколько особенностей, фактических[226] и хронологических,[227] не встречающихся у Зонары; но они оказываются исторически неверными, составляют плод фантазии Ефрема, или смешения им показаний Зонары, или, наконец, порчи текста хроники позднейшими переписчиками.
12) Продолжение хроники Георгия Монаха (Амартола),[228] и именно второе, примыкающее к первому (с 842 по 948 г., Логофета).[229]
В этом втором продолжении изложение событий начато с 948 г., с пункта, на котором остановился Логофет, и доведено в венецианской рукописи (XV в., № 608) до 1071 г., в парижской (XVI в., № 1768) до 1081 г., а в московской синодальной (XII в., № 252) до 1143 г. Текст каждой из этих рукописей имеет свои отличия и особенности, так что продолжение представляет собой три различные редакции.
Парижская редакция продолжения самая обширная. По своим источникам и способу пользования ими она наводит на мысль, что над ее составлением трудилось не одно, а два лица. Источниками служили не только Зонара,[230] но также Скилица, Манасси и какой–то неизвестный нам автор. В той части, которая обнимает время от Константина VIII до смерти Константина Мономаха, продолжение представляет компиляцию на новогреческом языке из хроники Манасси,[231] с той особенностью, что хронологические показания Манасси о времени царствования того или другого императора выделяются из текста и ставятся в начале обозрения каждого царствования, иногда[232] после предварительной проверки по Ски–лице, из которого заимствовано и два фактических сведения.[233] Продолжатель воспроизводит многие ошибки и поэтические сравнения Манасси, не всегда даже сознавая их настоящий смысл.[234] В части продолжения, обнимающей время от вступления на престол Феодоры до смерти Исаака Комнина, обнаруживается буквальное заимствование из истории Зонары,[235]с признаками механического списывания источника; при этом система выделять хронологические данные и ставить их в начале не выполняется и язык древнее, чем в предшествующей части. Наконец, в части продолжения от Константина Дуки до конца царствования Вотаниата опять восстанавливается прежняя система относительно хронологии, со стороны же содержания эта часть представляет собой сборник извлечений и отрывков из четырех источников: Манасси,[236] Скилицы,[237] Зонары[238] и неизвестного автора.[239] Извлечения и отрывки соединяются в одно целое без всякой критики и независимо от хронологической последовательности; из Манасси и Скилицы делаются сокращенные извлечения, у Зонары берутся отрывки целиком и воспроизводятся буквально, причем продолжатель не заботится о том, чтобы согласовать отрывок с предшествующим содержанием, допускает вследствие того повторения и не имеющие смысла фразы; как он поступает с неизвестным автором — судить, понятно, не можем, по отсутствию подлинника.
Различие приемов в изложении хронологических данных и в пользовании источниками заставляет предполагать, что одно лицо составляло продолжение на основании Манасси, Скилицы и неизвестного автора, другое — на основании Зонары; труд первого носит некоторые следы самостоятельности, труд второго совершенно механичен. Когда внесены в продолжение отрывки из Зонары, сказать трудно; компиляция же из Манасси, Скилицы и неизвестного с вероятностью может быть отнесена к XV в.[240]
Значение продолжения Георгия обусловливается теми извлечениями, которые внесены в него из неизвестного памятника. К сожалению, автор, пользовавшийся памятником, не обладал критическими способностями, так что мы не можем быть даже уверены в исправном с его стороны пользовании, не говоря уже о том, что самый факт пользования не может служить ручательством за достоинство памятника.[241] Утверждать, что этот памятник был славянского происхождения на том основании, что из него взяты сведения об отношениях греков к болгарам, было бы слишком смело.
