А. Амман - А. Амман Путь отцов
Книга заканчивается, подобно симфонии, вводной темой: единением человечества вокруг Христа.
Климент ведет речь о язычестве как человек, знакомый с ним изнутри; он, как впоследствии Августин в «Граде Божьем», и не думает осыпать его проклятиями. Он хочет не унизить противника, но помочь ему самому ощутить слабость язычества, пробраться сквозь туман, застилающий ему взор, к познанию Бога и восторженно возгласить словами Эсхила: «Славься, о свет!»
Такова эта книга, исполненная пыла и поэтичности, одушевленная стремлением не только просветить, но и задеть за живое, вызвать у язычников горячий ответный отклик: «Поспешим же мы, живые образы Логоса, любящие Бога и подобные ему. Поспешим же, о поторопимся и примем бремя Его и устремимся к нетленности» (12, 121, 1).
Если «Слово увещательное» — книга предверия, то «Педагог» — учебник для верующего. Его цель — завершить евангельское самосознание новообращенных. В древности педагогу препоручалось воспитание молодого афинянина и забота о формировании его характера. Ему отводилась та же роль, что репетитору в Оксфордском университете. Названием книги Климент хотел подчеркнуть значение Христа–воспитателя. Это руководство по христианской этике, одновременно теоретическое и практическое, помогающее подготовить ученика к восприятию наставлений Учителя.
Христос есть Логос–педагог. Он главенствует в христианском воспитании, печется о преображении жизни, о нашем приобщении к христианским нравам. Логос — это педагог, верующие же подобны детям. Климент постоянно напоминает, сколь важно быть как дети, хранить смирение, простоту, искренность, прямоту и чистоту. И хрупки мы точно так же, как дети. Ребенок нуждается в покровительстве, руководстве, надежной защите, чтобы он мог смеяться, играть и радоваться. Взор человека постоянно обращен к Логосу, за ним он признает главенство, ему стремится подражать, ему уподобляться, сообразуясь с его волей во всех, даже самых будничных делах.
Климент не ограничивается провозглашением принципов. Он создает кодекс христианского благочестия; сообщает, как должно есть, пить, держаться за столом — не разговаривать, например, как и нам объясняли в детстве, с набитым ртом. Он противник роскошной мебели и посуды. Добравшись в своем перечне до спальни, он не обходит молчанием и интимную жизнь. Затем обсуждает украшения и туалеты, обращение со слугами (речь идет о домах с достатком), предупреждает об опасности публичных бань, притупляющих стыдливость.
Он устанавливает кодекс благовоспитанного человека, или, как говорит Климент, «человека благородного». Александриец имел в виду высший слой общества, привыкший к излишествам и удовольствиям. Читая «Педагога», нетрудно представить себе быт и нравы александрийской семьи начала III в., жизнь тех, у кого вволю денег и досуга. Морализируя, автор не пренебрегает самыми прозаическими бытовыми подробностями, и поневоле иногда впадает в натурализм, обсуждая, пристало ли рыгать, харкать, ковырять в зубах после приема пищи. Эти житейские наставления, сознательно выдержанные в духе языческих моралистов, ничуть, однако, не мешают делу. Климент никогда не теряет из виду свою прямую цель: внедрить христианскую мораль, сообразовать жизнь с евангельскими принципами. Все положения, заимствованные из греческой традиции, явлены в христианской перспективе и соотнесены с Евангелием.
Климент выдвигает суровые нравственные требования, предполагающие аскезу вплоть до принятия креста, приуготовляющие к монашеству в духовной жизни. Замечательно, что он пишет для светских людей, он не призывает их удалиться от мира, но выявляет и осмысляет требования, которые светская жизнь налагает на них. Он поступает подобно Франциску Сальскому: прельщает и увлекает. Климент не бежит радостей природы и жизни, успевает по ходу дела умилиться прелестям весны, восхититься цветущей степью.
Третью часть триптиха составляют «Строматы» — заглавие можно перевести как «узоры» или «смесь». Произведение это незакончено, в иных главах чувствуется импровизация; видимо, это буквальная запись лекций Климента. Теология мешается здесь с философией, ученые рассуждения — с апологетикой. Выделяются две темы: отношения между христианством и греческой философией и портрет совершенного гностика, т. е. верующего, достигшего совершенства, который и развертывает перед нами трактат о духовной жизни.
«Строматы» — произведение неслыханно длинное по тогдашним временам: восемь книг — в теологии такого еще не бывало! Это настоящий памятник истории мысли. Впервые христианский философ держит столь пространную речь об отношении веры к познанию и отводит Евангелию верховное место среди великих мировых философий.
Автор разбирает здесь самые трудные вопросы, те, что и поныне волнуют человеческий ум: о взаимоотношениях философии и христианской истины, о составе акта веры, о христианском смысле истории, о значении и целях брака, о познании Бога, о символике в природе и Писании, об уровнях человеческого знания, о пути к христианскому совершенству.
В этом триптихе Климент продолжает, на гораздо более высоком научном уровне, дело, начатое Иустином. Его цель — привести христианина от веры к познанию: «Вера есть завязь, познание — плод». Климент выявляет истину Писания (это его настольная книга) с помощью аллегории, как это уже делал Филон; он хочет достичь скрытого слова истины, перейти от буквы к духу. Его проповедь «Какому богачу возможно спастись» — яркий тому пример.
Этот замечательный этюд благодаря своей краткости и прямоте остается одним из самых популярных и, прибавим, актуальных его сочинений. Здесь Климент комментирует знаменитое речение из Евангелия от Марка: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Небесное». Климент предлагает различать возможности истолкования слов Христовых. Их должно понимать не «плотски», но духовно. Один лишь Господь благ. Богатства даны нам от его щедрот. Сами по себе они ни хороши, ни дурны, но делаются таковыми, являя отражение нашей души. Не от богатств следует отрешаться, но от греховности нашего сердца, которая у одних оборачивается стяжательством, у других завистью. Богатство же дано нам лишь в аренду.
Любой социальный вопрос Климент рассматривает сквозь христианскую призму и осветляет верой. Он во всем остается приверженцем умеренности, какую обнаруживал в речах о семье и браке. Климент — зачинатель социального учения Церкви.
ЗНАЧЕНИЕ
Развивая христианское вероучение, Климент с «чувством превосходства и спокойной уверенностью», как выразился Литцман, являет христианскую истину своему веку, влюбленному в философию, как философию истинную. Ты философ? И я не менее твоего. Он умел сообразовать свой культурный идеал с идеалом религиозным. В истории христианской мысли это первый богослов, заложивший основы культуры, вдохновленной христианской верою и христианским гуманизмом. Он создал этот сплав, обнаружив во Христе воспитателя рода человеческого.
Он и сейчас остается предшественником, образцом, источником, и от него надлежит отправляться, дабы решать эти вопросы в XX веке. Немалое влияние, по–своему пленительное, он оказал на сочинения христианских богословов. Высоко ценил его Ньюмен, Фенелон комментировал его, хотя толковал и не без натяжек.
Климент отнесся к языческому миру совсем по–иному, нежели монахи, ютившиеся в пустынных окрестностях Александрии. И все же его учение во многом связано с монашеской духовностью. Он — зачинатель непрерывной молитвы. Он нелегкий автор, но те, кто к нему часто обращается, вознаграждены: он будит мысль, и трудно не подпасть под его влияние.
Книга «Педагог» заканчивается гимном Христу, песнопением, очевидно, в духе александрийской школы. Этот восторженный гимн воспевает Христа — Слово, главу, наставника, сбирающего и пестующего сообщество святых.
ГИМН ХРИСТУ СПАСИТЕЛЮ
Гибель жеребцов необузданных,
Крепкое воскрылие птичье,
Верный кормчий судов,
Пастырь овец царевых,
О собери воедино
Чистых твоих детей;
Да восхвалят они во святости,
Да воспоют от сердца
Устами бесхитростными
Христа детоводителя.
Среди святых первейший Ловец человеков,
Глагол неодолимый Коих спасти явился;
Отца всевышнего, Ты, в океане греха
Властитель мудрости, Чистых рыб уловляющий;
Трудов опора, Их из волны враждебной
Радость неизменная. К жизни блаженной стремящий.
О Иисусе, Спаситель Веди же стадо свое,
Рода нашего смертного, Стадо овец послушных;
Пастырь и труженик, Водительствуй же, о Царь
Всадник и кормчий, Своими детьми беспорочными.
Крыло, нас возносящее Им же следом Христовым
К святому чертогу небесному. Стелется путь в небеса.
О Слово предвечное, Мы же как дети малые
Века раздвигающее, Тянемся ртом младенческим,
