Александр Мень - История религии. Том 1
же время баюкавшее меня, как дитя в колыбели, со всеутоляющей любовью.
Пытаясь выразить словами переживания, подобные этому, видишь отчетливее, чем
когда бы то ни было, нищету языка".
О значении красоты мира для восприятия Божественной Тайны говорит
астроном Камиль Фламмарион.
"Если вы изучаете природу, небо, в котором бесчисленные миры тяготеют
друг к другу в лоне света и жизни, если вам известны законы и общий механизм
этой природы, - можете ли вы не приветствовать Верховный Разум, громко
говорящий через материальный покров? Вечерние тени, волнующиеся по склонам
гор, благоухание, идущее из леса, склоненные чашечки цветов, глухой,
неумолчный шум океана, глубокая тишина звездных ночей - все говорит о Боге
красочнее и убедительнее всех человеческих книг" /9/.
Это то чувство, которое нашло свое воплощение в известном стихотворении
Лермонтова "Когда волнуется желтеющая нива...", заканчивающемся словами:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу поституть на земле,
И в небесах я вижу Бога... А вот интереснейшее признание человека,
который, теоретически считая себя неверующим, в течение многих лет своей
жизни чувствовал близость Бога.
"В возрасте между двадцатью и тридцатью годами, - говорит он, - я
мало-помалу стал неверующим, однако я не могу сказать, чтобы я когда-нибудь
терял это так хорошо описанное Спенсером "неопределенное сознание"
Абсолютной реальности, которая лежит за миром явлений. Для меня эта
реальность была не просто Непознаваемым, как у Спенсера, потому что хотя я и
перестал обращаться к Богу с детскими молитвами и никогда ни о чем не просил
Неведомое, но по некоторым данным я нахожу, что я часто бывал с Ним в
отношениях, подобных тем, какие создаются молитвой... Он был возле меня или
я был возле Него, не знаю, как лучше выразиться, во всякую трудную минуту
моей жизни; Он укреплял меня и вливал в меня бесконечные жизненные силы,
чтобы я мог снова почувствовать Его тайное спасительное присутствие. Это был
как бы неиссякаемый источник жизни, справедливости, истины и силы, к Нему я
инстинктивно обращался каждый раз, когда ослабевал. И Он всегда выручал меня
из беды. И вижу теперь, что между мной и Им было личное отношение, потому
что в последние годы, когда я потерял пути к Нему, у меня явилось ясное
чувство ничем не возвратимой потери".
Это замечательное признание, приведенное Джеймсом, лишний раз
показывает, как интуиция может проявляться независимо от "мировоззрения" и
даже вопреки ему*. Внешние доказательства, относящиеся к Тайне тайн, когда
мы пытаемся приблизиться к ней на костылях интеллекта, никогда не могут
родить веры. Поэтому, говоря словами католического философа Эдуарда Леруа,
"откажемся от мысли, что доказательство уже окончено, прежде чем начинается
акт веры" /10/.
-----------------------------------------------------------------
* Как полагают, Джеймс писал о самом себе.
Почему же тогда многие христианские мыслители считали, что разум тоже
может нечто сказать о Боге?
Они не хуже других понимали, что непосредственное внутреннее созерцание
выше логики, но в данном случае указывали на то, что даже наше ограниченное
мышление в какой-то мере способно подвести нас к понятию о Боге.
Нужно помнить, однако, что по самому своему характеру любые логические
доказательства носят принудительный характер. Для силлогизмов не существует
свободы, они - порождение интеллектуального рабства. А так как духовная
интуиция открывает нам высшую Реальность как абсолютную свободу, то заковать
и ее в цепи нашего ограниченного мышления было бы незаконным
посягательством. Поэтому Кант справедливо считал, что "доказательства" бытия
Бога не имеют принудительной силы.
Тем не менее человек испытывает потребность осмыслить свой духовный
опыт. Нужно лишь помнить, что речь идет не о "доказательствах" в узком
смысле слова, а о свидетельствах, что далеко не одно и то же.
x x x
Прежде всего на этом пути осмысления мы должны еще раз обратиться к
самому достоверному, что нам дано: к нашему внутреннему миру. Наше тело есть
часть окружающего мира, во всяком случае нечто с ним тесно связанное: оно
испытывает на себе закон тяготения, колебания температуры; мы ощущаем боль,
голод и жажду - словом, мы "по рукам и ногам" связаны внешней природой. Наши
мечты - будь то свободный полет в воздухе или дыхание под водой - неизменно
наталкиваются на сопротивление, напоминающее нам о нашей скованности.
И в то же время этой телесной порабощенности противостоит наш духовный
мир. С последней достоверностью ощущаем мы его реальность. И мало того что
мысль наша свободно парит в недосягаемых пределах, в далеком прошлом и
будущем, в пустынях Вселенной и в капле воды, - замечательно, что наша
внутренняя жизнь качественно отличается от внешней, живет по своим особым
законам. Здесь мы торжествуем над механической принудительностью мира. "По
самой природе своей личности, - пишет русский мыслитель В. Несмелов, -
человек необходимо осознает себя как свободную причину и цель своих
произвольных действий" /11/.
Подобно тому как наше тело есть отражение материального бытия, духовный
наш мир, в свою очередь, говорит о реальности духовного измерения. Человек,
этот микрокосм, открывает в себе действительность, которая, по словам
Рудольфа Эйкена, "простым сознанием человеческого мышления не может быть:
слишком много приносится ею особых сил и порядков, которых нельзя установить
искусственным путем ни теперь, ни когда-либо. Кроме того, она стоит в таком
противоречии с интересами естественного благосостояния; требует от человека
столько труда и жертв, такого полного перемещения центра тяжести существа
его, что к ней никогда не могло привести простое стремление к счастью... Ее
можно только понимать как движение всего целого Вселенной, сообщаемое
человеку и совершающееся в нем. Жизнь духа совершенно непостижима и никогда
не могла бы стать в нас силою, если бы ей не была свойственна независимость
по отношению к человеку, если бы единая общая жизнь, проявляющаяся в ней, не
принадлежала бы самой действительности и не образовывала реальной связи"
/12/.
Ученый, жертвующий своей жизнью на пути к открытию, мученик за
убеждения, улыбающийся перед лицом смерти, человек, не могущий удержать
слез, когда он слушает музыку, - все они, переходя рубеж природной
действительности, вступают в сферу реальности духовной. Только благодаря
причастности к ней человек становится человеком в подлинном смысле слова.
Только в ней мы можем найти оправдание и удовлетворение наших сверхприродных
духовных потребностей.
Таким образом, как говорит Несмелов, "человек не просто лишь верит в
действительное бытие сверхчувственного мира, а непосредственно знает об этом
бытии, потому что себя самого он не может сознавать иначе, как только в
сверхчувственном содержании своей личности"/13/.
Экзистенциалисты атеистического толка утверждают, что "абсурдность"
мира выявляется при его столкновении с человеческим "Я", которое, подобно
одинокому изгнаннику, тщетно ищет смысла и жаждет высшей гармонии. Но откуда
возникли эти поиски и эта жажда? Не они ли сами указывают на иное измерение
бытия, которое отражается в человеке?
"Бога создают люди" - таково обычно утверждение атеистов. Но
по-настоящему они редко задумываются, почему это происходит и не может ли
тут быть какой-то "обратной связи"? Как мы уже видели, одних ссылок на
страх, невежество и внешние условия здесь недостаточно. Самое важное, что
человек через себя и в себе открывает иное, отличное от природы бытие. И чем
интенсивнее и совершеннее процесс его самопознания, тем более достоверным
становится этот невидимый мир, который в акте веры обнаруживает себя
выходящим за пределы отдельной личности. "Подняться к Богу, - говорил
французский философ Г. Марсель, - это значит войти в самих себя, более того,
в глубину самих себя, - и себя же самих превзойти" /14/.
Если мы обладаем "окнами" в царстве материи, то наше духовное "Я" может
стать "окном" в мир вселенского Духа. Гармония между человеком и природой
есть основа его жизни на земле. Единение с Высшим определяет его духовное
существование. Поэтому Бергсон видел в мистическом опыте не только прорыв к
Божественному Единству, но и залог дальнейшего становления человечества
